Орбалун решительно мотнул головой:
– Мне жаль, Амир. Как бы ни хотелось мне спасти Карима, законы Джанака не знают исключений. Казнь Обреченных – это древняя, нестареющая практика, уходящая корнями в саму культуру Джанака. Исключить из приговора одного человека означает подорвать сами основы этой процедуры. Как ни прискорбно, мы вынуждены уважать традиции, поскольку не будь их, не будет и наших королевств.
Традиции – это то, что всегда играет на руку высокожителям. Они усиливают вес писаний и двойной ношей отягощают наше ярмо.
Орбалун, при всей доброте его сердца, не слишком отличен от Харини. Погребен под слоем традиций, не в силах вырваться из той хватки, которой держат их жизнь Уста.
За тем исключением, что Харини пытается.
Амир сплюнул на близлежащее растение:
– Я в это не верю! Это все из-за меня. Я втянул Карим-бхая в эту историю. Я рассказал ему про Мадиру, про все!
– Карим не стал бы делать ничего, с чем не был сам согласен. Если честно, мне кажется, что, исключив его из списка приговоренных, мы оказали бы ему плохую услугу.
– Он мертвец. Куда уж хуже?
– Мертвец, исполнивший то, к чему стремился. Говорят, что утонувшие в Завитке отправляются прямо в лоно Уст. Быть может, Карим смоет все грехи и возродится как…
– Высокожитель? – с сарказмом спросил Амир, не заметив, что грубо перебил блюстителя престола Ралухи. – Простите, хузур, но мне кажется, что Карим-бхай хотел бы возродиться чашником, но, быть может, в лучшем мире, чуточку более справедливом. В мире, где его не отправят в Завиток, следуя велению отжившей традиции, потому что в таком мире ему не было бы нужды освобождать Илангована, а прежде всего, никогда не было бы Черных Бухт. Весь этот ужас случился потому, что наш нынешний мир допустил это, а не потому, что Карим-бхай родился чашником.
Орбалун смотрел на порт, наблюдая, как стражники-джанакари приковывают Обреченных цепями, снабжают веслами и наставлениями, каким курсом должен следовать корабль к Завитку. Джанакский флот будет сопровождать судно до границы бури, а оттуда Обреченным предстоит продолжить путь одним.
Назад никто из приговоренных не вернется.
Более шестидесяти представителей вратокасты ожидала погибель. На странный, остановившийся во времени миг Амир представил их всех во Внешних землях, вместе с его отцом, вдали от Врат пряностей, от высокожителей. Об этом мечтает Харини. Признаться честно, во время разговора с ней Амир несколько смутился. Все эти годы он мечтал о свободе только для своей семьи, тогда как Харини стремилась освободить всех восточников, всю Чашу.
Но затем Амир с горечью осознал, что Харини, в отличие от него, не вышла из Чаши. Она не находилась в ловушке собственного воображения, как это было с Амиром. Для чашника освобождение всей Чаши выглядело идеей нелепой – аппа мечтал об этом, но даже собратья-чашники называли его помешанным и с безразличием смотрели, как Амир и амма закапывают в землю его кости. Или те кости, что они считали его останками. Никто из чашников не представлял и не мог представить себе мир, где подобная свобода возможна. Права была Мадира, когда сказала: «Я удивлена, что твои мечты не совпадают с моими». Узколобое стремление обеспечить безопасность собственной семье в ненадежных Черных Бухтах стало высшей точкой освобождения, к которому стремился Амир.
Освобождения очень непрочного, как впоследствии выяснилось. И вот теперь он смотрит, как Карим-бхай уплывает, чтобы встретить свой последний час, ветер треплет волосы, а в голове бьется мысль, что этого не должно было случиться.
– И за преступление… – Амир снова сплюнул, а потом окаменел. Слова Орбалуна прокатились по памяти, подобно огненной колеснице, давя все прочие мысли на своем пути. – Махараджа, что вы имели в виду, говоря, что Карим-бхай пытался устроить побег Иланговану?
Орбалун сдвинул брови:
– Я полагал, ты уже слышал. Илангован не сбежал обратно в Черные Бухты, Амир. Он сдался властям Зарибы в порту. Сказал, что не бросит своих товарищей и не позволит им уплыть в Завиток без него.
Грудь Амира захлестнула волна торжества, и этот поток смыл стены сомнения и несчастья, стеснившие его сердце с того самого мига, как он увидел бредущего на корабль Карим-бхая.
В свете того, что рассказали ему Мадира и Харини в Талашшуке про свою встречу с Илангованом…
– Махараджа, – начал Амир, вцепившись в поручень, не будучи в силах обуздать лихорадочное возбуждение. – Вы можете показать мне карту Внешних земель, оставленную у вас Мадирой?
– Думаю, да… – Орбалун задумался, почесывая бороду. – Ах, так она, кажется, у Карим-бхая. Теперь я припоминаю, что он попросил ее у меня перед тем, как вы отправились в Черные Бухты.
Догадка была верной! Вот мошенник!
Захлопав в ладоши, Амир залился таким громким хохотом, что Орбалун хмыкнул, сочтя, что молодой человек спятил. Амир наклонился, поднял горшок с мурайей, который перед тем пинал и оплевывал, расцеловал грунт и листья, потом вернул горшок в ряд с растениями.
– Амир, я что-то упустил?
Амир затряс головой, все никак не в силах унять смех. Ай да Карим-бхай, ай да старый пройдоха!
– Нет-нет, махараджа. Но я знаю, что должен делать. Мадира – мне следует пойти с ней. Она вошла во Внешние земли.
– Во Внешние земли? – В голосе Орбалуна слышалось больше любопытства, чем тревоги. – Ты выяснил, что намерена она предпринять? Зариба и прочие блюстители престолов считают, что Мадира до сих пор связана с Харини. Мне непонятно, почему она не раскрыла секрет Иллинди во время праздника.
Амир открыл рот, потом закрыл. Неразумным казалось поведать Орбалуну про план Мадиры уничтожить Врата пряностей. Как ни крути, Орбалун – блюститель престола, и Амир не настолько хорошо с ним знаком. До поры лучше относиться к нему как к благодушно настроенному высокожителю.
– Нет, ее замысел мне пока неведом, – соврал он, и Врата свидетели, по сравнению с теснящимися в уме будоражащими сценариями событий солгать в лицо махарадже показалось парой пустяков. – Но у нас мало времени до прихода юирсена, и мне нужно найти ее. Она ушла через Врата пряностей из Талашшука в Амарохи.
– Разумно, – заметил Орбалун. – Если я правильно помню карту, из восьми королевств Амарохи ближе всех расположено к Иллинди. А еще это единственный целиком нанесенный на карту маршрут. Вероятно, она вынуждена будет возвращаться по собственным следам.
Орбалун тяжело вздохнул, на лице его проступила печаль.
– Амир, я боюсь чего-то худшего, чем просто разглашение тайны Иллинди в восьми королевствах. Назови это инстинктом блюстителя престола или же припиши унаследованной мной от бабушки сверхъестественной интуиции, но путешествие Мадиры и ее цель… Похоже, они направлены совсем не на то, чего мы ожидали. Что, если мы неправильно все истолковали или же не собрали еще все части головоломки, уготовленной ею для нас? Так или иначе, Мадира всегда на шаг впереди, а нам, по твоим расчетам, остается одиннадцать дней до прихода юирсена. У меня нет Яда, чтобы послать с тобой дюжину човкидаров, и я не могу заручиться в этом деле поддержкой ралуханских министров. Как ни прискорбно мне признаваться в своем бессилии, но эту задачу тебе предстоит решать в одиночку. Я напишу письмо рани Каивалье из Амарохи с просьбой разрешить тебе прибыть в ее королевство по моему личному поручению. Но что касается самих Внешних земель, то, поскольку карта в руках у Карима, я ничем не могу тебе помочь.
Амир смотрел, как последний из пленников поднимается в оковах по сходне и направляется в трюм. Серебристые полотнища трех ярусов парусов заполоскали на ветру. Как по команде, разношерстная толпа зевак разразилась улюлюканьем и аплодисментами. Когда крики достигли высшей точки, човкидары отдали швартовы, и корабль направился в море, окруженный судами флота Джанака.
Амир не был уверен, что стоящий на краю палубы и машущий слабой рукой в направлении горного замка человек – это Карим-бхай. Но ему хотелось верить, что это так, и он помахал в ответ.
Потом он повернулся к Орбалуну:
– Спасибо за письмо, махараджа. Что до Внешних земель, то мне известен путь, ведущий в тамошние дебри.
Ему наверняка предстояло пожалеть об этом. Очень сильно пожалеть. Но выбора не было.
– Вы можете дать мне флакон с Ядом? Я отнесу его в дождевые леса Мешта. Там есть кое-кто, способный помочь.
Глава 20
Торговля пряностями не всегда предполагает равенство. Семь ученых алхимиков из Ванаси надеялись доказать превосходство кумина над прочими специями и тем самым добиться экономического преимущества. Тем не менее, когда их эксперименты выявили, что шафран затмевает все другие вещества, блюстители престолов велели им без излишней огласки свернуть исследования.
К тому времени, когда Амир собрал вещи, упаковал еду (по настоянию махараджи Орбалуна), прихватил запас специй, достаточный для путешествий по восьми королевствам в течение двух недель, и дотащился по продуваемому ветрами гребню к Вратам пряностей Джанака, посыпал мелкий дождь.
Прошла неделя с тех пор, как он в последний раз исполнял долг носителя, и, пока он стоял у Врат, с платком на шее, чтобы скрыть клеймо, из-под свода выступила цепочка носителей из Каланади. Неделя афсал-дина подразумевала наименьший объем торговли, поскольку специи запрещалось собирать. На лицах носителей, тащащих вниз по склону полупустые тюки и бочонки, явственно отражалось облегчение.
– Амир, тебе нет необходимости так поступать, – урезонивала его Харини, настоявшая на том, что пойдет его провожать. – Дай Мадире самой завершить начатое.
– Мне необходимо знать, чего достиг мой отец. Я хочу знать, что в его безумных мечтаниях было зерно истины. Что такое будущее возможно. Без этого я не могу позволить Мадире делать свое дело – только не когда приход юирсена ближе с каждым часом.