Калей посмотрела на него с подозрением:
– А что случилось с той, что хранилась у твоего блюстителя престола?
– Ее забрал Карим-бхай. Его послали в Завиток.
– Жаль это слышать. Он был хороший человек.
– Не думаю, что ему суждено погибнуть. – Амир улыбнулся. – Такие люди так просто не умирают. Илангован тоже среди Обреченных, а ему благодаря твоей тете известно, как пересечь Завиток. Он благополучно переправит своих, вот только не знаю, что ждет их на другой стороне.
Калей открыла было рот, но передумала. Амир знал, что хочет она сказать: Завиток нельзя пересечь, его никто не пересек за тысячу лет, и что, даже если им это удастся, на другой стороне Обреченных встретит смерть. Вместо этого она глубоко вздохнула. Плечи ее поникли, клинок опустился и скользнул в ножны. Перед лицом храма Уст Калей казалась сдержанной и дисциплинированной.
– Я не доверяю тебе, Амир, – сказала она мягко. – И с самого начала не доверяла, хотя мне показалось, что в какой-то момент ты всерьез хотел привлечь мою тетю к ответу. Но теперь сомневаюсь и в этом. Она поколебала твое сердце, как поколебала много сердец в этих восьми королевствах.
– Не важно, поколебала она мое сердце или нет. Уста хотят, чтобы я ее выследил, и у меня нет выбора. В противном случае юирсена, твои соратники, предадут всех мечу.
Калей поморщилась, давая понять, что Амир сам так решил, сам убедился в несправедливости кары, а не действует, подчиняясь уговорам и угрозам Уст.
– Юирсена никогда не станут убивать без причины. Ты уже понимаешь, почему распространение знаний об Иллинди губительно для восьми королевств.
– Для меня жизнь была губительна с тех самых пор, как я появился на свет в Чаше, – отрезал Амир. – И мне, честное слово, совершенно нет дела до торговли пряностями.
– Еще раз повторяю: ты оскверняешь писания Уст, когда…
В кустах зашуршало, и неожиданно из зарослей появились две дюжины мужчин и женщина, вооруженные арувалами и посохами. Среди них, как подметил Амир, был торговец тиковым деревом, которого он видел, когда переправлялся через реку на пути к храму. Их цепкие взгляды впились в клеймо на шее у Амира, затем опустились, отмечая, что Амир стоит в кольце храма. На Калей никто даже не посмотрел.
– Арре мадарчод, ты как смеешь входить внутрь храма? – выкрикнул один из пришедших. – Ты кем себя вообразил?
Амир слишком поздно осознал ошибку. И тут же сложил ладони:
– Прошу прощения, дада. Это была ошибка. Я должен был вернуть этой женщине одну вещь и поэтому по незнанию вошел в храм. Я немедленно выйду.
Держа голову опущенной, он делал Калей отчаянные знаки выйти из храма и следовать за ним через болота к реке. Вот только собравшиеся мешти в их серебристых одеждах и цветастых головных уборах преградили им путь.
– Извинения у вас всегда наготове, – сказала с ухмылкой женщина. – Одно за другим, и все ничего не стоят, так ведь? Даже тело весельника, плывущее по реке Сингджу, и то ничему не учит. Теперь вот ты – из какого из восьми королевств ты явился?
– Из Ралухи, – пролепетал Амир.
– Твое дело – следовать по тропе пряностей, – сказал один из мужчин. – А ты, вместо того чтобы держаться реки Помба, вздумал мутить чистые воды Эромбы, мадарчод?
– Хватит трепаться! – выкрикнул другой мужчина.
Он двинулся вперед, но Калей уже встала перед Амиром и пнула нападающего в живот. Тот повалился, согнувшись и выпучив глаза, и стал хватать ртом воздух.
– Уста никому не запрещают входить в их храмы, – отчеканила она холодно, обращаясь к мешти, и луч солнца блеснул на обнаженном клинке. – А теперь дайте нам уйти с миром.
Местные смотрели на упавшего товарища, который все никак не поднимался.
– Что тебе известно про Уста? – возразила женщина, говорившая прежде. – Ты, наверно, тоже весельница. Возвращайся на Сингджу и занимайся тем, чем тебе положено.
– В таком случае… – Калей не улыбнулась, только подняла меч.
Амир пытался остановить ее, но она уже наступила на грудь упавшего мешти и замахнулась на троих, державшихся впереди. Те как один вскинули арувалы. Звон стали разнесся по лесу, заглушая птичий гомон. Все, что происходило позже, показалось Амиру каким-то расплывчатым пятном. Калей кружилась как ветер на влажной земле. Ее тальвар мелькал настолько быстро, что Амир не успевал проследить траекторию. За время одного удара сердца она успевала развернуться, присесть и нанести удар.
– Не убивай их! – взмолился Амир.
Калей фыркнула и сдула с глаз прядь волос.
Из лежащих кто хватался за грудь, кто за ногу, кто за голову, но крови не было, если не считать парня, которому Калей выбила кулаком зуб. Первое время мешти валялись, как сокрушенные бурей деревья, потом заерзали на полу храма, издавая хриплые стоны.
Последним упал торговец тиковым деревом, мужчина рослый и дородный. Калей поднырнула под его атаку, затем захватила его локоть и вывернула. Вопль купца нарушил мирное щебетанье птиц, и те шумным облаком взмыли с деревьев в небо. Пока торговец силился встать, Калей впечатала колено ему в подбородок. Амир услышал глухой треск, и бедолага повалился на своего товарища, задергавшегося под весом такой туши.
Осталась только женщина.
– Уста не простят вам ваш грех! – Глаза ее полыхнули огнем проклятия, свойственного обиженным. – Пусть язык ваш останется без специй, когда вам захочется ощутить их вкус сильнее всего.
С этими словами она повернулась и побежала, потом споткнулась о торчащую ветку и ничком рухнула на землю. Амир чуть не подавился со смеху, но прямо у него на глазах женщина быстро поднялась и припустила к реке.
Долгое время тишину нарушали только стоны торговцев-мешти. Калей смотрела на идола Врат, грудь ее вздымалась, пот выступил на лице. Сложно было сказать, извиняется она или ругается.
– Я… ох… Спасибо тебе. – Амир почесал затылок. – Но тут, знаешь, ничего необычного.
– Возможно, – буркнула девушка. – Нигде в писаниях не сказано, что низшим… – Она прикусила язык. – Что вам нельзя входить в храм.
Амир улыбнулся:
– Иногда мне кажется, что заповеди, которыми вас пичкали в юирсена, очень далеки от реалий восьми королевств.
– Заповеди тут ни при чем, – возразила Калей, бросив брезгливый взгляд на копошащихся на земле мужчин. – Это всего лишь болваны. Неверные.
– Ты бы удивилась, узнав, какие они набожные.
Девушка насупилась:
– Не хочу больше говорить об этом. Так что, пойдем искать мою тетю, или как?
Амир кивнул и достал из-за пазухи флакон с Ядом:
– Тебе понадобится вот это. И не забывай: в Амарохи – никаких разговоров.
Амарохи. Прекрасное, предательское Амарохи. Запах сосны и кедра, прохладный ветер с холмов, туман, стелющийся под ногами и притупляющий ощущения. Шепоток бюльбюля перекликается с хриплой беседой горных воронов.
Среди этой неги угнездился камфарный аромат гвоздики. Зимней пряности.
Амир обнаружил, что не в силах открыть глаза. Словно колючая лиана опутала его, пронзая шипами плоть, змеей вгрызаясь во внутренности. Он не понимал, на мягкой или твердой поверхности лежит, день сейчас или ночь. Метка на шее покалывала, жгла кожу, и Амир боялся, что она прожжет мясо, обнажив взорам жилы, и, быть может, положит конец этой пытке и ему никогда уже не придется путешествовать через Врата пряностей.
Когда боль стихла – секунды, минуты или часы спустя, – Амир открыл глаза. На переносице сидела бабочка. Когда он пошевелился, она взлетела, покружила около него, потом зигзагами упорхнула прочь. Болотистый косогор, на котором стояли Врата пряностей, был сырым от росы. По спине побежали мурашки от внезапного приступа холода. Свет дня робко выглядывал из-под облачной пелены пустынного Амарохи.
Калей стояла в паре шагов поодаль и наслаждалась неземным сиянием зари. На лице ее было написано счастье, но в мгновение ока улетучилось – она нахмурилась и жестом велела Амиру подниматься. Он понял, что она наблюдала за ним во время приступа боли. Видела то, что Уста делают с ним каждый раз, когда он проходит через Врата, из королевства в королевство. Когда он встал, на лице у нее отразилось облегчение, и это его утешило.
На холм взбиралась колонна лучников. У подножия склона приютилась деревушка, затянутая тонкой пеленой тумана. Из труб поднимался древесный дымок, из леса вышла женщина, толкая нагруженную фруктами и ягодами тележку. Врата, он сомневался, что способен выдерживать здешнюю безмятежность более часа. Слишком здесь спокойно, на его вкус. Во многих отношениях ему не хватало деловитой суеты Ралухи и Чаши.
Амир сунул лучникам письмо, указывая на изгиб поднимающегося позади холма и совершая плавные жесты, означавшие: «Нам нужно обогнуть этот холм и попасть во Внешние земли. Личное поручение Орбалуна. Далеко мы не пойдем, будем совсем рядом с границей. Редкое растение. Для королевы».
Калей, похоже, впечатлило умение Амира красноречиво выражаться на языке жестов. Он накоротке переговорил с лучниками, те чаще мотали головами, чем кивали.
В итоге пришли к тому, что Амира и Калей проводят к рубежу Внешних земель, только если письмо одобрит лично рани Каивалья. Она совсем недавно, поздно вечером накануне, вернулась с праздника афсал-дина в Джанаке.
Следуя за горсткой лучников, они пустились в путь через холм. Холодный ветер трепал рукава Амира, и, хотя насыщенный испарениями воздух Мешта сменился свежестью Амарохи, теснившихся в голове у Амира тяжких сомнений это никак не развеяло.
Взобравшись на вершину холма и обозрев с высоты колыхание травы в степи и долину в ее середине, он смог наконец увидеть все Амарохи – королевство гвоздики.
Охнула Калей. Амир прекрасно представлял, что в ее глазах эта природа – щедрый дар со стороны Уст восьми королевствам. К западу, где холм поднимался еще выше и заканчивался обрывом, бегущая с севера река водопадом низвергалась в озерцо в ста футах внизу. Густые брызги клубились белыми облаками. Озерцо, заключенное в кольцо известняковых глыб и валунов, переливалось через него ручейками, которые стекали в долину, где раскинулся лесной город Амарохи. За городом снова вздымалась гора, и на ней, напоминая обветренную, поросшую мхом корону, стоял аранманай рани Каивальи. Башенки его спиралью ввинчивались в облака, терялись в тумане, а окна зияли, как проход в безмолвие склепа, с которым Амир не хотел иметь ничего общего.