По мере того как склон спускался в долину, рощицы сосен и кедров становились все реже. Влага от водопада осаждалась на коже. Склоны всегда имели такой вид, будто только что прошел дождь и свежесть влажной земли щекочет ноздри, пробуждая тайные стремления сердца. Бывали времена, когда Амир мечтал привести амму в Амарохи, отдохнуть от многолюдной, шумной Чаши Ралухи. Камышовники, местное племя вратокасты, обитавшее в здешних холмах, приняли бы их, не задавая лишних вопросов. Амир был знаком с носителями из камышовников. А амма, ставшая намного тише после исчезновения аппы, хорошо вписалась бы в здешнюю жизнь.
Такие моменты растаяли и испарились, как масло, положенное на разогретую сковороду-кадай. Камышовники тоже находились на задворках общества, выдача им специй не менее строго лимитировалась правилами торговли. Единственное, чем они могли пользоваться без ограничений, так это свежим воздухом с гор, приносящим дуновение гвоздики и сосны.
Лучники подошли к бревенчатой хижине у основания холма. Это была караулка, а от нее перекинутый через речку дощатый мост вел в Амарохи.
«Постойте», – жестом велел один.
Из хижины вышел старик, на плече у него сидел орел. Лучник привязал письмо Орбалуна к лапе орла, погладил птицу по шее и отправил в полет.
Амир смотрел, как птица взмыла над верхушками деревьев и силуэт ее обрисовался на фоне водопада. Затем она исчезла в облаках, удаляясь в сторону аранманая Каивальи.
Какое-то время они ждали. Калей стояла у моста, разглядывая город Амарохи, волосы ее промокли от мелких брызг водопада. Она держалась беспокойно, и угнетавшее ее в эти дни смятение перерастало, похоже, в чувство вины, которое Амиру не под силу было развеять. Ясно было одно: без Калей ему и дня не продержаться во Внешних землях. Аппе это, может, и удалось, но Амир не как отец. И не как Карим-бхай или Илангован. Настойчивость не всегда перерастает в способность выживать. Решимость не придает дополнительных запасов силы, сверх предела костей и мышц человека. И если из этого следует, что придется рискнуть, имея дело с непредсказуемым характером Калей и ее нездоровой приверженностью долгу перед Устами, то так тому и быть. Он примет этот бой, если таковой случится.
В какой-то миг Калей, как видно, потеряла терпение: стукнула кулаком по перилам моста, повернулась и зашагала к лучникам. Амир опасался, что она накричит на них, нарушив тем самым единственный закон Амарохи.
Ее порыв, впрочем, был остановлен донесшимся с небес пронзительным визгом.
У Амира екнуло сердце. Он поднял глаза на затянутый облаками аранманай, угнездившийся на вершине горы. Никакой орел не мог издать такого звука, и за все годы путешествий в Амарохи в качестве носителя ничего подобного он не слышал.
От облаков отделилась тень. Это было нечто белесое, в обсидиановых чешуйках, похожее на летучую мышь, только размером с лошадь. Крылья твари достигали в размахе двадцати футов, пересекались прожилками, полупрозрачными и синего цвета. Когда она снизилась, Амир разглядел клюв, похожий на перевернутый рог. В ее когтях что-то трепыхалось. Чем ближе становилась зверь-птица, тем отчетливее можно было разглядеть, что ее жертвой стала змея. Питон. Тварь кружила над городом Амарохи, и Амир в какой-то момент удивился, почему ее не карают за этот непрестанный визг.
Она приземлилась между мостом и хижиной караульных. В стремлении остановиться зверь-птица забила крыльями, подняв целый ураган, лучники-амарохини бросились врассыпную. От потока воздуха у Амира застучали зубы и втянулись щеки. Утвердившись на земле, тварь вскинула голову, подбросила змею, поймала клювом и заглотила целиком.
Амир пришел к убеждению, что это все-таки птица, пусть и не названная ни на одном языке восьми королевств. У нее была голова как у павлина, только раз в десять больше, и грации его она была лишена напрочь. Полупрозрачные прожилки в крыльях и на шее пульсировали и мерцали.
Калей была озадачена не меньше Амира. Она застыла на месте, выхватив тальвар, но молодой человек впервые заметил дрожь сжимающей рукоять ладони.
Со спины зверя-птицы соскользнула человеческая фигура. Рани Каивалья была с головы до пят закутана в шерстяное одеяло, а в руке держала то самое письмо, которое Амир передал лучникам.
Изящным жестом рани предложила Амиру и Калей пройти за ней в караулку для сипахов.
Какое-то время Амир не двигался с места. Взгляд его вернулся к птице-зверю, заглатывавшей уже хвост от змеи, – круглые глаза глядели на Амира в ответ. Тот отвел взгляд и поспешил за Каивальей. Калей поравнялась с ним и как клещами ухватила за запястье.
– Это не обычная птица, – прорычала она так тихо, как только могла. – Это Бессмертный Сын Уст! Что, во имя Врат, делает она в восьми королевствах?
Амир приложил палец к губам и втолкнул ее в хижину. Лучники забрали свое оружие и закрыли дверь. Лишенный возможности кричать, молодой человек слышал, как сердце молотом выстукивает в груди: «Бессмертный Сын».
Рани Каивалья сбросила одеяло – под ним оказалось малиновое сари. Она сняла корону, отчего прическа пришла в беспорядок, что, впрочем, не сказалось на ее царственном достоинстве. Во время праздника афсал-дина она вела себя спокойно, частенько перешептывалась с рани Мерен из Мешта – Амир сообразил, что у двух женщин имелись свои, личные шутки, – и не принимала участия в спорах между блюстителями престолов. Если честно, Амир сомневался даже, что она узнала в нем гостя из Джанака.
– Ты тот носитель из Джанака, который был на пиру, – сказала она.
Амир застонал. Взгляд его метнулся к Калей.
– Не беспокойся, внутри этой хижины ты можешь смело разговаривать. Как и везде в Амарохи, когда находишься в четырех стенах. Лишь снаружи мы храним священное молчание во имя природы.
– Да, махарани. – Амир соединил ладони и поклонился.
– А теперь… – Каивалья развернула свиток и снова пробежалась по нему глазами. – Орба просит для вас двоих разрешения пройти во Внешние земли. Зачем?
– Чтобы нарвать немного дживанти, махарани, – ответил Амир. – Махараджа сказал, что в приграничных с Амарохи Внешних землях эта трава встречается в изобилии.
– Все еще чает получить наследника, да? Два мертворожденных младенца послужили для него уроком. Врата свидетели, его министры уже начали поиск наследника за пределами королевской семьи. А вот я бы сказала, в его положении есть свои преимущества. Взять меня, с моими семью сыновьями и двумя дочерьми. После меня здесь будет кровавая баня ради наследства.
Ни Амир, ни Калей не ответили.
– Ну да ладно, – продолжила Каивалья. – Это его дело, не мое. Остается лишь одна загвоздка: зачем ему понадобились именно мои Внешние земли?
– Внешние земли принадлежат Устам, – пробормотала Калей.
Амир напрягся и стиснул кулаки в надежде, что она уймется.
Каивалья улыбнулась, вскинула голову и оглядела девушку снизу доверху.
– Так оно и есть. Но посмею утверждать, что нам дозволена некоторая степень… относительности. По крайней мере, поблизости от границ.
Дыхание Калей участилось.
– Это… – выпалила она, прежде чем Амир успел ее остановить. – Это ведь Бессмертный Сын, которого вы выманили из Внешних земель. Это слуга Уст. Святотатство приручать подобное создание, не говоря уж про езду на нем.
Она просто не могла этого не высказать.
Амир закусил губу и бросился спасать разговор, грозивший перейти в перепалку:
– Она… ой, вы простите ее, махарани… Это дочь жреца из Ралухи. Воспитана в строгом следовании писаниям и все такое. Но зато… очень сведуща по части растений. Вы уж не обращайте внимания на ее… щепетильность.
В отличие от Амира, выросшая и воспитанная во дворце Иллинди, Калей не опускала глаз перед лицом махарани Каивальи. Их твердые как камень взгляды столкнулись, едва не выбив искры. То, что Калей не стала напрямую отрицать ложь Амира, было успехом, и он высоко его оценил.
– Странное дело, – нарушила наконец тяжелое молчание рани Каивалья. – Дозорные из моих амарохини клянутся, что несколько часов назад заметили еще одну особу, входящую во Внешние земли. Но было слишком темно, чтобы утверждать с уверенностью: то мог быть олень, скачущий в тени, кто знает. А теперь вы двое прибываете со скрепленным печатью Орбы прошением разрешить вам проникнуть в дебри. Любопытно. – Она помедлила, переводя взгляд с одного на другую. – К счастью для вас, я не из тех, кто верит в совпадения. А посему питаю некоторую долю скепсиса, когда речь заходит о странных просьбах старых друзей.
Амир склонил голову так, что дальше уже некуда.
– Мы всего лишь исполняем приказы махараджи Орбалуна, махарани сагиба.
– И все же… – Каивалья едва заметно кивнула в сторону двери хижины, где ее ждал Бессмертный Сын. – Кука не советует мне доверять вам.
Амир бросил на дверь короткий отчаянный взгляд. Бессмертный Сын чуял его через стены хижины. Как? Так или иначе, нет смысла пытаться выбежать из караулки и прорываться во Внешние земли. Ему едва ли удастся даже пересечь мост.
– С другой стороны… – Каивалья закатила глаза, и напряжение в хижине разрядилось. – Куке всегда нравились носители – на вкус. Он бы рад уговорить меня тебя не пускать. Сказать тебе, что… – Она хлопнула в ладоши и выдохнула. – Вы оба вольны войти во Внешние земли. Держитесь ближе к границе. Ступайте на север и меньше чем через час найдете склон, где в изобилии растет дживанти.
Амир заморгал и посмотрел на Калей. Та продолжала взирать на рани Каивалью с тем же скепсисом, каким сама королева кичилась незадолго перед тем. В некоем воображаемом мире как будто шел поединок между ними, и они убили друг друга по дюжине раз.
– Мы… мы можем идти? – глуповато переспросил Амир.
Каивалья извлекла из складок сари предмет, похожий на деревянный свисток:
– Возьми это.
Амир оглядел легший ему в ладонь свисток, легкий, как щепка.
– Это чтобы позвать Куку. Если попадете в беду, не робейте и свистите. Через несколько минут или часов Кука прилетит на выручку. Тем не менее должна вас предупредить. Нельзя задерживаться в приграничье дольше одного дня. Если к наступлению ночи вы не вернетесь в деревню, я буду вынуждена послать Куку, и не с намерением помочь.