Амир переживал, как бы Калей не забыла фрагменты карты, которую ее заставили выучить наизусть. Если она постаралась выбросить науку тети из головы и предать себя Устам, можно ли поручиться, что у нее в памяти до сих пор остались все направления?
Эх, сбиться с пути в одном шаге от свободы. Какая ирония.
К закату они добрались до подножия поросшего лесом холма, в склоне которого виднелся вход в пещеру. Калей предложила встать здесь на ночевку. Было холодно, Амира била дрожь, и его воспоминания начали путаться.
Главное, чтобы у Калей они не путались.
Взгляд его не отрывался от входа в пещеру. Казалось, каждый лунный блик, каждый мимолетный шорох предвещают появление почуявшего кровь врага. Амир привык жить в четырех стенах из кирпича или глины, но его пугала перспектива оказаться под нависающим над головой каменным сводом, когда холод клещами впивается в тело, пробираясь через открытый зев пещеры. Нет нужды говорить, Калей не совсем убедила его в необходимости останавливаться тут на ночь. Ярко светила луна, освещая тропу. Но девушка в ответ так посмотрела на него, что Амир осекся и решил держать язык за зубами.
Пещера была не слишком приметной. Калей призналась, что ей по чистой случайности удалось заметить ее как раз в тот момент, когда меркли последние проблески дневного света. Всего лишь дыра в холме, из пустоты которой изливалась тьма, расползаясь по склону как нечто зловещее и непроницаемое.
У Амира не было ни малейшего желания находиться где-то поблизости от нее, а уж тем более входить внутрь.
Калей затолкала его в пещеру.
– Где ты научилась разводить огонь? – спросил он у нее час спустя, когда Калей сидела, поджав колени, у костра, сложенного из хвороста.
Он ошибся. У нее имелся-таки некоторый опыт выживания во Внешних землях.
Тень девушки плясала на стене пещеры. В свете разгорающегося костра стали видны устилающие пол кости. «Кости животных», – заверила его Калей, хотя Амира совсем не успокоила близость некоего существа, обглодавшего плоть этих животных.
– Тетя научила. Каждого адепта юирсена, когда ему исполняется девять лет, посылают за ограду. Всю ночь ему предстоит провести в дебрях – вблизи границы, разумеется, но все же во Внешних землях. Это испытание нужно пройти, если хочешь, чтобы тебя зачислили. Нам всем полагалось выжить, только никто не говорил как. Тетя научила меня разводить огонь, показала, как охотиться на оленя или на кролика, как приготовить их на костре и съесть. Убить оленя или кролика мне так и не довелось – это всегда делала за меня тетя, – но развести костер у меня в ту ночь получилось.
– Как насчет специй?
– Во Внешних землях специй нет. Помнится, мать положила мне немного перца, кумина и олума на случай, если я захочу сварить похлебку. Соль мы приберегали для духов.
– Для духов?
– Бессмертные Сыны приходят в разных обличьях, – пояснила она серьезно. – Не всех их можно увидеть. От невидимых мы ограждаем себя при помощи соли. А для повелителей духов требуются кардамон, семена кубеба, левкой, каламит и сандал. У нас всего этого нет, разумеется. Так что гляди в оба.
Амир сглотнул, представив, как невидимый охотник подкрадывается в ночи, вглядывается в эту самую минуту в зев пещеры, дожидаясь, когда он выйдет отлить.
– На следующее утро, если нам удавалось пережить встречу с Бессмертными Сынами и холодом, мы удостаивались чести продолжать нашу службу Устам, – продолжила девушка. – Я это сделала. Через такое испытание проходит каждый солдат юирсена.
– Звучит не слишком страшно, – пробормотал Амир, голос которого дрожал от напускной храбрости.
– Это был самый легкий день в моей жизни.
– И тебе было девять?
– Восемь, если быть точной. – Калей пожала плечами. – Отец и тетя Мадира – хоть и против ее желания – сочли меня готовой.
Амир закатил глаза, слушая ее похвальбу, однако решил, что за неимением лучшего может положиться на ее опыт выживания во Внешних землях.
Они поели хлеба с солью, краем глаза постоянно наблюдая за входом в пещеру. Вскоре Амира стал одолевать сон. Чтобы взбодриться, он щелкал пальцами под носом и хлопал себя по щекам. Заснуть означало погибнуть. Тьма, одиночество, зловещие шорохи ночи, доносящиеся снаружи, говорили ему, что стоит лишь потерять бдительность и он окажется в одном шаге от того, чтобы послужить добычей какому-нибудь из Бессмертных Сынов, видимых или невидимых.
Но аппе-то удалось ускользнуть от них. Аппа выжил и влился в общину. По крайней мере, так утверждает Мадира. Тут у Амира не было оснований не верить ей. А если у отца получилось, то и ему стоит хотя бы попытаться.
– Одному из нас нужно подежурить пару часов, – сказала Калей.
– Только не мне, – отозвался Амир. – Мне не по силам оказалось даже помешать проныре-соседу своровать у нас куркуму с кухни посреди дня. Потом, ясное дело, Карим-бхай мне рассказал…
– Ладно, я подежурю, – оборвала его девушка. – К этому времени прирученный блюстительницей престола Бессмертный Сын наверняка догадался о нашем обмане.
Амиру не было нужды напоминать, как Кука заглотил за один присест питона, одновременно глядя на Амира, как лавочник смотрит на покупателя, заподозренного в воровстве. Если эта тварь пойдет по их следам…
«Узнает ли Карим-бхай твои кости, когда их аккуратным рядком разложат перед оградой Ралухи?»
Весь остаток ночи Амир то проваливался в сон, то просыпался, побуждаемый страхом и стремлением быть начеку. В какой-то момент ему показалось, что он и Калей задремали одновременно, а когда очнулся он, очнулась и Калей. Обоим оставалось только вознести благодарственную молитву тем, кто защищает человека в моменты наибольшей уязвимости, за то, что их не застали врасплох. Если такой выдалась первая их ночь во Внешних землях, то остается только гадать, как удастся им выдержать десять ночей.
Десять вот таких ночей? Амир содрогнулся.
По словам Калей, именно столько дней займет у них путешествие из Амарохи в Иллинди. Мадира скрупулезно записывала на оборотной стороне карты расстояние, пройденное за каждый день. Амир вспомнил, что видел эти записи на карте, оставленные ею у Орбалуна.
И десять дней остается до того момента, когда Маранг отправит юирсена. Мурашки побежали у него по спине.
Амир догадывался, что Калей обращается мыслями к тете. Просыпаясь, он всякий раз обнаруживал, что она просто смотрит через вход в темноту, выжидая, когда забрезжит заря и они смогут пойти по следу Мадиры.
Когда рассвело, она разбудила его. Без разговоров они собрались и вышли в утренний сумрак, после чего стали пробираться по холму в поисках более удобной тропы. Пусть она и сделает их более уязвимыми для Куки, если тот прилетит, зато позволит идти быстрее.
Подрагивающая стрелка компаса указала направление через холм, на противоположную его сторону, вынудив их взбираться по склону. Утренний туман цеплялся за кустарник, вытягивался и клубился под порывами ветра, свист которого накладывался на птичий гомон. С каждым шагом в Амире крепла решимость преодолеть все невзгоды, какие способны обрушить на них Внешние земли. Хотя страх перед Кукой или другими Бессмертными Сынами был велик, события минувших нескольких дней отпечатались в его памяти, помогая одолеть этот страх. Пылкая страсть к переменам обуревала Мадиру, как теперь одолевала самого Амира, а прежде его отца. Это было наследие, передающееся не только из поколения в поколение, но также из королевства в королевство.
Присутствовало в этом всем стойкое предчувствие неотвратимости, одновременно пугающее и завораживающее Амира. Обсуждать это с Калей он опасался.
Ему вспомнилось, как она плакала прошлой ночью. Что может он сказать, даже если захочет? Семья – дело сложное? Ему жаль, что все так обернулось? Что его решение отказать аппе в тот день на базаре и погнаться за идиотской мечтой стать носителем вело его за собой до тех пор, пока не привело неизбежно к этому дню? Что получи он возможность переиграть заново события позапрошлого вечера, он, скорее всего, снова позволил бы Мадире беспрепятственно сбежать во Внешние земли, чтобы уничтожить Врата пряностей?
Лучше помалкивать и шагать.
Вершина холма встретила их полосой холода. Отсюда открывался захватывающий вид на лес внизу, где влажные от росы макушки деревьев переливались огнями в солнечных лучах. Вдалеке Амир разглядел узкую речку, от хребта на востоке петляющую через лес, на запад. Калей предложила пойти по течению реки и сразу направилась вниз по склону, избегая дальнейшего разговора.
Разочарованный, но полный решимости предоставить Калей самой выбирать момент для откровенности, Амир потопал за ней.
По эту сторону холма лес был гуще, чем тот, который они недавно покинули. Амир не знал названия ни одного из здешних деревьев, они явно не давали плодов или цветов. И уж точно никаких пряностей. Кора у них была грубая и потрескавшаяся, ветки с похожими на паутину листьями сплетались на головокружительной высоте в арку, мешая проникать тем остаткам солнечного света, что ухитрялись пробиться сквозь крону. Тишина здесь была еще более гнетущей, треск от каждого сучка под ногой Амира разносился многократным эхо, а при любом шаге в лужу раздавался громкий хлюп.
Ну хотя бы Кука их тут не разглядит. Все же преимущество.
Калей бормотала под нос молитву Устам, извиняясь за каждую сломанную ветку, каждый запретный шаг. Заметив цаплю, бросилась за ней в погоню, покинув Амира на произвол судьбы. Пройдя немного дальше по тропе, он окликнул ее, потом остановился, чтобы соорудить посреди леса крошечный курган. Рядом с ним он нацарапал имя Файлана и примостил ветку. Молодой человек постоял, предвидя сложности. Но он знал, что сама она такого не сделает. Это было чувство, которое, по его разумению, будет день ото дня нагнетаться, и требуется дать ему выход прежде, чем они углубятся в самое сердце Внешних земель.
Беспокойство оказалось напрасным. Подойдя к кургану, девушка воззрилась на него. Не мигая, с вызовом. Как если бы вид кургана с начертанным рядом именем ее отца сломал в ней что-то. Она говорила об отношениях с отцом далеко не так много, как Амир о своих. Не желание мести подвигло ее на погоню за Мадирой, но преданность Устам. Но Амир был бы слепцом, не заметив роли, сыгранной отцом в жизни девушки, и теперь, пусть даже сама Калей этого не признает, известие о гибели отца кардинально изменило ее отношение к Мадире. Когда Мадира позволила Калей пойти в юирсена, роль отца усилилась. Он – совместно с Марангом – отковал ту броню, которая окружает Калей сегодня, превратив память о преподанных Мадирой уроках не более чем в обрывки и иллюзии, всплывающие иногда на поверхность из прежней жизни.