И, словно в подтверждение этого, Калей воткнула тальвар в курган и начала молиться.
Дав ей несколько минут, Амир заметил, что темная душа Внешних земель не место, чтобы впадать во мрачные думы, и что дух Файлана хотел бы увидеть, как они выбираются из этого леса целыми и невредимыми. Или хотя бы живыми.
Калей не стала спорить. Она пробормотала что-то, что Амир истолковал как сдержанную благодарность, а затем, подхватив тальвар, устремилась вперед между деревьями. Амир постоял немного в одиночестве, глядя на курган, словно ожидая, что из него в некоем обличье выступит Файлан. Потом он услышал, как сзади хрустнули ветки, и без оглядки побежал догонять Калей.
К реке они вышли под вечер. Из ее покрытой рябью поверхности выступали лежащие глубоко на дне валуны и камни, поток, устремляясь к нависающей громаде горы, блестел в лучах предзакатного солнца. Калей попробовала ногой воду, потом зашла в нее, вглядываясь в усыпанную разноцветной галькой илистую отмель. Амир вздрогнул, когда она выпрыгнула на берег с пойманной голыми руками рыбиной. К закату они уже развели на берегу костер и приготовились к ночевке.
Неумолчное птичье чириканье усилилось. В пламени костра причудливые тени двух путников метались по берегу и по деревьям вокруг поляны. Каждая такая тень словно таила в себе безмолвный крик Куки, летящего с окутанного туманом аранманая Амарохи.
Они посидели немного, считая дни и подкрепляясь, пока со звездного неба не снизошел сон, такой крепкий, что Амир не удосужился даже накрыться одеялом, прежде чем провалиться в дрему.
Третий день во Внешних землях тянулся дольше. Тропа вдоль реки была неровной, и зачастую им приходилось отступать в лес, чтобы найти более удобную дорогу, но не потерять при этом из вида поток. После полудня не знающая покоя Калей остановилась на берегу. Потом подошла к Амиру и указала на рукоять шамшира:
– Достань оружие.
– Зачем? – Молодой человек уставился на нее.
– Будем готовиться к схватке с Мадирой. В следующий раз я не допущу, чтобы ты просто стоял и смотрел. А то и того хуже – встал у меня на пути. Пришло время остановить ее раз и навсегда. Разве не за этим ты здесь?
Амира восхитили уверенность и твердость Калей в преддверии встречи с Мадирой. Скрывая усмешку, он кивнул, но ему всегда плохо удавалось скрывать свои чувства, и Калей разгадала это.
– Тебе это кажется шуткой. Но ты не понимаешь, как много стоит на кону.
– Понимаю. Ты намерена за девять дней сделать из меня воина?
– Выражаясь коротко, я намерена превратить тебя в менее бесполезное существо. Поэтому во имя Уст заткнись и делай, что я велю.
Амир с неохотой извлек шамшир и выставил его перед собой, как хворостину, которую собираются откинуть в сторону.
– Ну, что дальше?
Калей не улыбнулась.
– Дальше я научу тебя некоторым основным приемам.
Понимая, что от подготовки к бою с Мадирой не отвертеться, Амир обратился к далеким воспоминаниям. Ему доводилось видеть ралуханских солдат и стражников, упражняющихся в казармах или на открытом месте, и он вынужден был признать, что наслаждался зрелищем. Круговые движения, звон стали, решительные стойки – во всем этом имелась поэзия, которую не передать словами. А потом он видел тренировку юирсена. И решил, что больше не хочет махать клинком. Смрад смерти наполнял ту пещеру, а слюна, стекающая с клыков зверей в тени, отпрысков Бессмертных Сынов, говорила ему о жертвах, которые обязуются принести люди, желающие сражаться.
Ему не хотелось иметь с этим ничего общего.
Признаться честно, это был единственный для него довод против жизни у Илангована. Мир, где проблемы решаются насилием, – не тот мир, который стоит строить, и тем не менее время от времени восемь королевств бросали вызов этому основополагающему принципу, заставляя Амира призадуматься.
С полученным от Маранга шамширом реальность сурово обрушилась на него. Ему хотелось отказаться, но обстоятельства не позволяли. За минувшие дни он не раз подумывал, не стоит ли выбросить его: клинок казался бесполезной ношей. Слегка утешал лишь факт, что шамшир весил мало и почти не мешал при ходьбе.
Однако теперь, держа его в руке, Амир переживал странное ощущение. Он не воображал себя воином, как не испытывал отвращения ко всему, что воины символизируют. И тем не менее, сжимая эфес, ощутил некое удовлетворение. Создавалось впечатление, что здесь, во Внешних землях, тяжесть клинка в руке приобретала совсем иное значение.
Пять минут спустя, в третий раз растянувшись на поросшем кустами берегу и в очередной раз подбирая меч, Амир пришел к выводу, что пережитое им возбуждение было как преждевременным, так и необоснованным.
В четвертый раз он поднялся и ринулся в атаку, только чтобы Калей снова повалила его.
– Ты торопишься! – рявкнула она. – К чему спешка? Я же никуда не уйду. А еще у тебя меч. Он длинный. Нет нужды подходить ко мне так близко. Но самое главное, старайся устоять на ногах.
Амир сплюнул песок, встал и насупился:
– «Старайся устоять на ногах», ага. Я все делал не так.
Калей насупилась в ответ, и они начали снова. На этот раз Амир действовал неспешно, более расчетливо, выжидая, когда соперница предпримет свой ход. Девушка порхнула на него, как пташка на червя, сделала обманный замах влево, потом вправо, перебросила клинок из руки в руку и плоской стороной тальвара нанесла ему удар в бедро. Все это время Амир стоял неподвижно, как окаменевшая кукла.
Он упал, держась за больное место, и с обидой крикнул на нее.
– Предпочитаешь удар лезвием? – ответила она. – Еще раз.
И они продолжили. Опустился вечер, облака собрались там, где было ясное солнечное небо. Где-то к десятой или двенадцатой попытке – Амир потерял счет – он начал предугадывать действия Калей. Впрочем, это мало что ему дало, поскольку на предугаданное действие должен следовать эффективный ответ, на что Амир, при почти полном отсутствии опыта обращения с оружием, оказался на столь ранней стадии тренировок не способен. Он просто выставил шамшир в том направлении, с какого ожидал атаки Калей. В последний миг перед тем, как клинки встретились, глаза у девушки округлились. Инерция удара отбросила Амира назад, а Калей потеряла равновесие. Однако она мгновенно восстановила его, крутанулась и врезала Амиру плоской стороной клинка по другому бедру.
К этому времени ему уже полагалось быть разделанным, как кусок мяса на скотобойне, но вместо этого в его взгляде сквозило злорадное торжество. Он был рад уже просто отразить ее удар.
– Ладно, – сказала она, отдуваясь, отвела тальвар и серьезно кивнула. – Это уже кое-что. Пусть ты и выиграл всего одну или две секунды жизни.
– Да будет, похвали уж меня немного.
– Только что похвалила.
Амир дышал тяжело, но ровно: эту выносливость дали ему десять лет службы носителем. У него были сильные руки, на спине рельефно выступали мускулы, развившиеся за годы тяжелой и покорной работы. Все это исподволь готовило его к очередному робкому раунду в практике поединка. На этот раз Калей заняла осторожную стойку, шагах в пяти от него на отмели, ее босые ноги омывала журчащая по гальке вода. У Амира, в свою очередь, кровоточил большой палец и несколько порезов в районе колена.
Он встал поустойчивее, набрал в грудь воздуха, стиснул изо всех сил рукоять шамшира и с неоправданной дерзостью поманил Калей пальцем. Та тряхнула головой, хмыкнув, но остановилась, едва начав атаку.
Ноги ее проехали по камням, на лице отразилось сначала удивление, потом ужас. Смотрела она не на Амира, а на что-то находящееся позади и выше его.
Точно не по своей воле, Амир развернулся и окаменел от страха.
Там, где недавно были только облака, из этих облаков родилось нечто. Амир не мог подобрать иного сравнения: как будто небо разделилось, стягивающая его кожа разорвалась, и из-под нее проступила плоть.
И еще как проступила. Появилось крыло, длинное и чешуйчатое, заполнив половину поля зрения. Оно упало, словно якорь. Потом из расселины в небе возникло другое крыло, точно такое же, невообразимое. То были два кинжала, но одновременно два крыла, и Амир знал, что существо, которому они принадлежат, норовит прорваться из своего жилища в небе.
То был не Кука. Это был Бессмертный Сын раз в пять крупнее.
Калей схватила Амира за руку и потянула прочь от речного берега. Ну почему она не может оставить его в покое? Ему так хочется увидеть, что же там появляется из облаков. Увидеть то, что поглотит остатки заката, пока не останется только тьма; и, когда пустая душа этой твари высвободится из мембраны небес, наступит хаос, которого Амиру не пережить, и тем не менее ему хочется смотреть, смотреть, смотреть…
Он чувствовал, что каким-то образом связан с этим существом, и в этот миг застывшего одиночества эхо ударов сердца Бессмертного Сына отдавалось в оледеневшей груди Амира.
Темнота стала непроглядной, как если бы они вновь очутились внутри Завитка. Сам того не сознавая, Амир позволил оттащить себя с берега в лес, и в этот миг молния разорвала небо. Рык, сравнимый с ревом тысячи слонов и слышный во всех девяти королевствах, сотряс тишину Внешних земель… и самое основание его души.
Глава 22
Вишхуман был первым царственным младенцем, родившимся с клеймом пряностей. Нет нужды говорить, что махарани Гулеба не удосужилась тщательно все обдумать, прежде чем тайно возлечь с мужчиной из вратокасты.
– Ты что натворил? – Калей ударила его по щеке.
Амир обливался потом, не зная, страх ли тому причиной или влажность.
Тень упала на лес, тьма накатывала на них волнами. Далеко наверху к хлопанью крыльев добавился странный запах. Через несколько секунд он оформился в аромат шафрана.
Тоска огнем обожгла сердце Амира.
Дом.
Аромат висел в воздухе, и Амир ловил его, как ловил запах еды, которую готовила амма. Видение баночек для специй на пыльных полках; банки почти пустые, они тоскуют, ожидая следующего пайка для Чаши, их голодные рты раскрыты в желании получить шафран. И посреди всего этого – амма, с ее бескон