Калей сжала кулаки:
– Это не дает тебе права не исполнять свой долг.
Амир расхохотался:
– Да я и не исполнял ничего, кроме долга. Каждый божий день меня приводили к Вратам с тюком за спиной, и я шел, куда сказано, и возвращался с другим таким же тюком. Где моя награда за это? Где награда Чаше? Почему моя семья выброшена на окраину жизни? Почему мы не получаем те самые специи, доставка которых в разные земли стоит мне такого труда? Почему мой паек меньше, чем паек торговца на базаре? Почему нам запрещено мыться в общественных банях? Почему нам нельзя соприкоснуться плечом с кем-то из высокожителей? Неужели сама наша кожа осквернена? Почему, чтобы исполнять наш долг, мы обязаны чистить за вами туалеты и убирать голыми руками ваше дерьмо? Покажи мне, где тут равенство и баланс, о которых ты говоришь.
Калей отвела взгляд и посмотрела на огонь, потом пробормотала что-то нечленораздельное. Когда Амир наклонился ближе, чтобы расслышать, она повысила голос до шепота:
– Вы несете на себе грехи прежнего рождения.
– Ха! – Амир хлопнул в ладоши. – Судя по тону, я могу предположить, что даже ты сама не вполне веришь в свои слова. Га! Тот, кто был грешником в прежней жизни, рождается во вратокасте. Ты сама-то себя слышишь? И если это действительно так, то напомню: недавно ты заявила, что носители обладают даром, за который вы готовы убить. – Он покачал головой. – Я не могу заставить себя верить писаниям, где полно таких противоречий.
– Не смей оскорблять писания! – заявила Калей, повысив голос, и сердито посмотрела на собеседника поверх костра.
– Это почему? Что мне терять? Жизнь? Ты так и так ее возьмешь. Сказать прямо, я не понимаю, почему ты еще не убила меня за эти три дня во Внешних землях. Я вывел тебя из Мешта, и ты должна была избавиться от меня, как только мы пересекли ограду Амарохи. Но даже сейчас, зная, что Уста послали за нами Бессмертного Сына, ты еще не прикончила меня. Ведь я вижу, как сильно это все досаждает тебе. Не говори мне про благодарность. Что стоит моя маленькая прогулка на гондоле, чтобы отдать тебе пузырек с Ядом, по сравнению с разрушенными до основания Вратами пряностей? Нет, Калей, твое лицемерие кричит о себе.
Она посмотрела на него, ошеломленная таким напором.
Амир обнаружил, что натужно дышит.
– Думаешь, нас, чашников, притесняют не потому, что мы из вратокасты? – спросил он, постаравшись смягчить тон.
Калей явно не доставляло удовольствия направление, которое принял разговор. Она осторожно роняла каждое слово, словно осмысливая его в процессе:
– Нет, я так не думаю. Но уничтожение Врат пряностей – не решение. Ты ставишь под угрозу жизни миллионов людей. Миллионов! Вопрос не в тебе и не во мне, не в наших верованиях, наших проблемах или кастах. Уста правят девятью королевствами и всеми их народами. Скажи, как поведут себя ралуханцы, когда, проснувшись однажды утром, обнаружат, что никогда уже не смогут добавить имбирь в свой чай?
– Как будто в Чаше каждый день пьют чай с имбирем, – проворчал Амир.
– Это я для примера. – Калей быстро теряла терпение. – Дело ведь не просто в имбире, правда? От Врат пряностей зависят жизни. А когда ты откажешь людям в жизненно необходимых вещах, они взбунтуются. И разрушат цивилизацию.
– Этого ты утверждать не можешь. К тому же в чем тогда заключается решение? Что можешь ты сказать или сделать, чтобы пообещать нам, чашникам, жизнь, которой мы достойны? Идея насчет Черных Бухт тоже не всех устраивает.
– Я… я не знаю.
– Вот именно, ты не знаешь. – Амир наставил на нее палец. – Никто не знает и не хочет выяснить. Всех устраивает все как есть. Пусть носители бредут по тропе, исполняя ваши заветные желания. Не будет никакого решения, пока мы не вырвем его у тех, кто в нем не заинтересован. У блюстителей престолов и их министров есть прекрасная отговорка: за границами королевств жизнь невозможна. Во Внешние земли нельзя войти, и нельзя их пересечь. Потому как это означает гибель. В дебрях рыщут Бессмертные Сыны, границы моря в Джанаке охраняет Завиток, вокруг Мешта раскинулись непроходимые болота, а за Каланади тянутся глубокие черные омуты.
– Блюстители не врут, – возразила Калей.
Амир сделал резкий вдох.
– Нет, не врут, но это лишнее свидетельство того, что Уста хотят сохранения установленного порядка. Поместив Бессмертных Сынов во Внешних землях, они добились того, чтобы их так называемые дети вечно находились на задворках восьми королевств. Для меня Уста ничем не отличаются от высокожителей. Вот только Уста не учли одного – нашей способности представить новую жизнь. Моему отцу это удалось. Он пересек границу Внешних земель и стал частью сообщества. Он не был первым и не станет последним. Он доказал, что блюстители престолов ошибаются. И если этого примера мало, присмотрись к своей семье.
Последнюю фразу Калей оставила без внимания.
– Так вот почему ты здесь. Хочешь найти отца.
Амир хмыкнул, как быстро отхлынула боль от знакомства с историей отца, сменившись чем-то более чистым. Чем-то, что останется с ним на всю жизнь.
– Мой отец погиб, защищая Мадиру во время перехода через Внешние земли. И знаешь что? Вероятно, это был самый отважный поступок в его жизни.
Здесь, как представилось Амиру, есть нечто, что объединяет его с Калей. Два человека, странствующие по Внешним землям, несут с собой тихий шепот их отцов. Он удержался и не стал складывать курган в честь отца рядом с курганом Файлана. Ему стоит подумать получше. Вид у Калей сделался виноватый, словно она не ожидала такого сходства.
Девушка выронила тальвар, обхватила голову руками и закрыла глаза:
– Соболезную насчет твоего отца, но ты должен понять, что это следствие безумия, охватившего тебя, как и мою тетю.
– Я здесь, потому что Уста заставляют меня догнать Мадиру и остановить ее. Даже здесь, где, по моим представлениям, люди должны обрести свободу, я порабощен твоим богом.
– Врата, ты невыносим! – вскричала Калей. – В какой-то момент я ждала от тебя осознания факта, что, не остановив ее, ты навлечешь юирсена на свой народ. Я надеялась, что именно поэтому ты вытащил меня из Мешта. Теперь… – Она выглядела отчаявшейся и тем не менее вполне способной привести в исполнение угрозу, рвущуюся с языка. – Не знаю, почему я позволила тебе пойти со мной.
Амир заметил, что она смотрит на тальвар. Калей возьмет его, и никакие его слова или поступки не разубедят ее. Наверное, ему стоило сложить рядом с курганом Файлана курган для себя.
Однако в следующий миг девушка вздохнула, выползла из дыры и пошла прочь.
– Ты куда? – окликнул ее Амир.
– Подышу воздухом! И желаю удачи, если Бессмертный Сын меня поймает.
Амир привалился к ветке, извивавшейся по стенке кургана, словно вена. Сердце щемило. Он скучал по амме. Отправляясь по службе в любое из восьми королевств, Амир знал, что лишь щепотка специй и прыжок через завесу отделяют его от возвращения домой. Но здесь, во Внешних землях, он вдруг оказался на гораздо большем расстоянии от родины, чем когда-либо прежде. Он чувствовал себя таким юным. Неготовым. Одиноким. Карим-бхай пересек Завиток и находится в неведомых краях; Кабир – на тропе пряностей, переносит коробки с духами; амма – в Ралухе, готовится дать жизнь малышу. От неизвестного отца. Как бы восприняла она весть, что аппа хотел вернуться, но не мог? Что он погиб всего две недели назад от лап зверя, подобного тому, что кружит в небесах?
Врата, голова просто раскалывалась.
И чем сильнее становилась боль, тем более крепла его решимость. Будь прокляты Уста, Чаша довольно настрадалась. В какой-то момент, стоит признать, он обдумывал слова Калей. Разрушение Врат пряностей навсегда остановит перетекание товаров из одного королевства в другое. Торговле пряностями придет конец. Не будет специй, кроме тех, которые произрастают в соответствующей стране. Справедливо ли это? До сих пор Амир думал только о себе и о Чаше. Но потом осознал, испытав укол в сердце, что не все высокожители заслуживают доли, какую уготовила им Мадира. Не все там такие, как Хасмин, пусть даже ему подобных хватает. Есть люди как Харини, те, кто стремится сделать жизнь чашников лучше, но всегда оказывается в меньшинстве и проигрывает тем, кто стоит на букве писаний.
Просто постояв сложа руки и позволив Мадире уйти, Амир украдет у людей куркуму из молока, гвоздику с зубов, имбирь из чая и перец из снадобий. Он представил себе блюдо бирьяни без муската и мациса, и от одной мысли у него ком подкатил к горлу. Отвратительно! Думать нужно было о вещах поважнее еды, но у него это не получалось, не в этот раз.
Мысли растекались вокруг него, как разлитое молоко. Харини была готова. Она решилась сломать мир. Время переживать насчет последствий настанет позже.
Возможно, так следует поступить и Амиру. На свой лад, оказав сопротивление Устам. Не идти за Мадирой, а вернуться в восемь королевств. Мадира добьется успеха – в этом он не сомневался. И когда это произойдет, все остальное будет уже не важно. Не будет ни Уст, ни Бессмертных Сынов. Ни юирсена, посланных для священной чистки.
Его кости взывали об отдыхе. Врата, как он вымотался.
Амир даже не заметил, как уснул. Страх перед Бессмертными Сынами – Кишкиндой и Кукой – просочился в его плоть, подрывая силы.
Когда он проснулся, кожу грыз холод. Амир не мог сказать, как долго находился в забытьи, но первые проблески зари уже прокрадывались между макушками деревьев. Выходит, он проспал всю ночь. Калей нигде не было видно. Ее что, не было все это время?
Пора уходить.
Он засуетился, собирая свои пожитки. Костер догорел. Амир поднял отданный Марангом шамшир и стал пробираться к выходу.
И едва он оказался на улице, как появилась Калей. Отчаянно спешащая. Испуганная. Порыв ветра следовал за девушкой, вздымая листья, которые жались к ней, отчего она была похожа на увитую плющом колонну.
– Надо убираться, – бросила она, влетев в пещеру, потом затоптала оставшиеся угли и нагребла на кострище листья, чтобы не шел дым. – Мы совершили ошибку, разведя огонь. Кишкинда его учуял. Ему известно, где наш лагерь.