– Нам нужно идти, – сказала Калей. – Мы теряем время.
– Ну так иди, – ответил Амир. – Оглянись вокруг. Это мой народ. Ты слышала Илангована. Теперь Черные Бухты здесь. Я ведь тебе не нужен, правда? Карту ты помнишь, следуй по ней, если к тому зовет тебя сердце. Убей ее, раз должна, только я сомневаюсь, что ты на это способна.
Калей эта тирада не тронула.
– Не важно, на что я способна. Если тебе важна судьба этих людей, идем со мной. Пока ты остаешься здесь, среди них, каждый миг чреват опасностью, что Уста пошлют других Бессмертных Сынов.
Такой возможности Амир не предвидел. Располагавшиеся дальше по берегу Карим-бхай, Илангован, Секаран и прочие поглядывали на него. Неужели их спасение окажется временным из-за решения Амира пренебречь долгом, который возложили на него Уста?
– Какое тебе дело? – спросил он у Калей. – До сих пор ты не выказывала ни малейшего интереса к моей жизни или к жизни восьми королевств, лишь бы твой драгоценный секрет Иллинди был в безопасности. Ты убийца, воспитанная в армии, способной вырезать из-за пустяка целый народ. С чего вдруг такая забота? Мне надо знать.
Калей фыркнула:
– Потому что в итоге всей этой заварухи мне хотелось бы видеть тебя живым.
Амир заморгал.
– Ты настоящая заноза, Амир из Ралухи, но не стану отрицать, что ты человек, к которому этот мир отнесся несправедливо. Я не согласна с твоим видением выхода, как и не поколеблюсь убить тетю ради спасения Врат пряностей, как ты справедливо предполагаешь. Но я хотела бы сохранить жизнь тебе, если смогу. Ты открыл мне многое, о чем я не знала, и много такого, что пришлось мне по душе. Можешь считать меня бессердечной, но я искренне благодарна тебе за последние несколько дней. И если это близкие тебе люди, – она кивнула на кружок, собравшийся возле Илангована и Карим-бхая, – то мне хотелось бы сохранить жизнь им тоже. Плохую ты окажешь им услугу, оставаясь здесь. Я видела твое сердце, знаю мысли, пульсирующие у тебя в голове, так что не заблуждайся: Уста непременно задействуют средства защиты, и я – одно из них. Просто… живи. И не вставай снова у меня на пути.
Амир сам не знал, почему улыбается. Она дала однажды клятву убить Мадиру и спасти Уста, но он все равно улыбался. Врата, как же славно разговаривать с настоящей Калей, племянницей Мадиры, а не с деревянной куклой из юирсена.
Он согласно кивнул:
– Скоро стемнеет. Выходим завтра на рассвете. Позволь мне попрощаться со своими.
Той ночью Амир предложил разделить остававшиеся у него лепешки-тепла с Карим-бхаем и прочими. Они отплыли из Джанака только с запасом сухарей в жестяной банке. Нет смысла делать запас провизии для людей, стоящих на пороге неминуемой смерти. Но стоило пиратам пересечь Завиток, сухари исчезли за считаные часы. Бедолаги мешали опилки с крысиным пометом и шатающимися зубами глодали кожу, которой обшивали реи кораблей, с тревогой ожидая прихода цинги.
Вот почему простые тепла, захваченные Амиром и Калей из Джанака, способные храниться по две недели, оказались пищей богов.
Они молча жевали угощение, наконец Карим-бхай не смог уже больше сдерживаться:
– Не верю, что это был Бессмертный Сын, хо.
Кое-кто из вратокасты вздрогнул от этих слов, и Амиру хватило здравого смысла не пытаться развеять их страхи. Правда заключалась в том, что он был напуган не меньше. Сбежать от одного Бессмертного Сына, затем найти труп другого – все это не вселяло надежд на выживание во Внешних землях. Вопрос теперь состоял в том, насколько глупо и дерзко будет с его стороны продолжать это путешествие. Чем-то все это закончится?
С другой стороны, Карим-бхай выжил. Старый носитель обманул смерть, поджидавшую в Завитке, и теперь вот покуривал и посмеивался, сидя в месте, которое прежде считал непригодным для жизни.
Это тоже должно говорить о чем-то.
Нет, решил Амир. Назад пути нет. Если Уста решили, что Амиру не уцелеть во Внешних землях, то его задача – бросить им вызов. Он устал от угроз со стороны Уст и Маранга, от висящего над головой смертного приговора. Устал бояться, идя рядом с Калей. Несясь по течению, набирая в легкие воду, не зная, выживет он или умрет, – все это помогло Амиру понять один простой факт: такова цена, которую ему приходится платить за ничтожную толику справедливости и достоинства в жизни. Пойти в страну кошмаров и встретиться лицом к лицу со смертью, – если это не поможет добиться того, к чему он стремится, то ничто, наверное, не поможет. Но он обязан попробовать. Пройти весь путь и выяснить, правильный он или ложный. И быть может, в конце, если путь все-таки ложный, смерть станет не таким плохим исходом. Его задача в этом мире будет выполнена.
Но кое-что он знал. Мадира совершила переход из Иллинди в Амарохи. Карим-бхай вкупе с пиратами Черных Бухт отплыл из Джанака в неизвестность и оказался выброшен на этот странный берег неведомой земли. И эта неведомая земля является теперь точкой на карте, которую Карим-бхай показал ему. Точкой, из которой можно прочертить путь до Иллинди или обратно в Амарохи, если ему так будет угодно.
Мысль о возвращении скорее отталкивала, чем привлекала Амира. Он не мог не думать о людях, столетиями запертых внутри оград. И полагающихся на тонкую завесу Врат, через которые чашники вроде него таскали тюки с пряностями.
Карим-бхай выжил и доказал, что вся эта система построена на лжи.
– Идем с нами, пулла, – сказал Карим-бхай, когда Илангован принял решение о необходимости разделиться.
Карим-бхай собирался отправиться с Илангованом и еще дюжиной пиратов в экспедицию к месту, обозначенному на карте Мадиры как «поселение».
– Не могу, – сказал Амир, хотя, Врата свидетели, отчаянно хотел пойти с ними. – Я должен закончить начатое, бхай.
С того дня, как Амир ушел из Ралухи в Иллинди, Карим-бхай состарился на годы. Лицо стало более морщинистым, бледным от тревоги и, что еще более заметно, от чисто физической усталости. Ему не выдавалось ни дня отдыха, а Карим-бхай был совсем не молод. Но когда он улыбнулся, словно маска спала с его лица: оно стало свежим и гладким, как после ванны из молока с шафраном.
– Тогда я тоже иду с тобой.
– Им ты нужен больше, чем мне, – запротестовал было Амир. – К тому же…
– К тому же – что, пулла? Боишься подвергнуть мою жизнь опасности со стороны Бессмертных Сынов? Хо, это меня пугает, не стану отрицать. Та змеюка, что валяется в лесу, она, может, и дохлая, но я готов побиться об заклад на весь спрятанный в моем доме запас шафрана, что тут найдутся и живые. Это Внешние земли, хо. Священная территория, предназначенная для Уст, а не для мелких людишек вроде нас. Нам полагается обитать среди грязных улиц, бамбука и базаров, где продаются специи. Мне это все совсем не нравится. От меня больше пользы среди дворцов и карманов сиятельных высокожителей, где при помощи изворотливых мозгов я добываю больше, чем при помощи натруженных мышц. – Тут он посмотрел с прищуром и наклонился вперед. – Но если эта затея так важна, тебе пригодятся любые руки, какие ты сможешь найти. Кроме того, какие же мы с тобой чашники, если не будем помогать друг другу, хо?
Карим-бхай был человек благочестивый. За годы от ненависти к Вратам пряностей он дорос до любви к ним и благодарил Уста за все добро, что они ему принесли. За каждого парня из вратокасты, которому он помог улизнуть в Черные Бухты, он передавал приношение из специй и молока в храм над Чашей, куда ему запрещалось входить. Для него немыслимо было думать об Устах как о сущности, порочной до глубины души. Вместо этого он сосредоточился на решении частных проблем.
До сего дня. До тех пор, пока он не высадился на берег во Внешних землях и не осознал, что жив. Человек, которому случается пережить такое, преображается до глубины души.
– Не задавай слишком много вопросов, пулла, – вставил Карим-бхай, когда Амир открыл рот. – Я просто иду – и все, хо.
Потом, не отдавая себе отчета, Амир бросился и обнял Карим-бхая. Человек далеко не хилый повалился бы на песок, вложи Амир еще чуть-чуть больше силы в это объятие. Вместо этого старик обнял Амира за шею, и тот ощутил, как кожа его впитывает тепло.
– Спасибо, что ты жив, – прошептал Амир.
– Га! Моя судьба – умереть на тропе пряностей, пулла. А не в безумном краю вроде этого, – промолвил Карим-бхай, отстраняясь. – Выходим на заре.
Амир принял решение. С момента разговора с Калей ему стало ясно, что он должен делать.
– Один вопрос, прежде чем мы уйдем, – сказал он, осторожно цедя слова. – Карта пути из Амарохи в Иллинди, которую дал тебе Орбалун, все еще у тебя?
Карим-бхай кивнул.
– Отлично, – сказал молодой человек, убедившись, что никто их не слышит. – В таком случае мне нужна твоя помощь: мы должны украсть у Калей ее тальвар, а после этого помешать ей добраться до Мадиры.
Глава 24
Революция в Чаше невозможна до тех пор, пока каждый чашник не произведет революцию внутри себя.
Стоило Амиру показать Калей верную дорогу, опираясь на предоставленную Карим-бхаем карту и сверившись потом с компасом Хасмина, и девушка быстро напала на оставленные Мадирой следы. Дикий, неукротимый гнев пылал в ней, и только час спустя перехода по дебрям Амиру удалось разговорить ее.
– Она недалеко, – сказала Калей. – На день опережает нас, наверное. Срезав напрямки через реку, мы выиграли какое-то время.
– Так ты называешь падение с пятидесятифутовой высоты, которое могло прикончить нас обоих, не окажись бухта достаточно глубокой?
– Спасение – в большинстве случаев плод удачи, – заметил Карим-бхай.
Калей цыкнула:
– У нас семь дней на то, чтобы остановить тетю. Потом спустят юирсена.
С Карим-бхаем на буксире они шли медленнее, зато старый носитель умел ориентироваться в дебрях и обладал врожденным даром избегать опасностей. Поначалу Калей возражала против его участия, но вскоре признала, что Карим-бхай инстинктивно больше их всех осведомлен о Внешних землях, пусть даже его нога никогда не ступала на них прежде. Старик словно ухитрился дать лесу взятку, чтобы тот не был строг к нему.