Окружающие Чашу незримые стены предстали перед глазами Амира. Чистота. Вот он сам, нечистый, бессчетное число раз проходивший сквозь фекалии Уст.
Опершись на меч, чтобы не упасть, Мадира продолжила:
– Потеряв Сукальяна, я поняла, что у меня нет иного выбора, кроме как разрушить Врата пряностей. Тысячи людей пытались сделать это в прошлом, каждый со своим извращенным пониманием справедливости и морали, и все потерпели неудачу. Врата пряностей созданы из бурь и земли, душа девяти королевств струится через их трещины, связывая воедино. Такое нельзя снести при помощи молота, катапульты, слонов или гигантов. Все они пытались. Но они не понимали, что связаны с Устами.
Мадира улыбнулась. Губы ее покрывала кровь, голос звучал более мрачно с каждым словом, более пророчески.
– Они не знали, что для уничтожения Врат не нужно ломать и рушить арки из древнего камня. Для этого прежде всего требуется убить бога, создавшего их.
Калей выпустила тальвар. Клинок со звоном упал на мост, поверхность его была покрыта брызгами от водопада. У девушки дрожали губы.
– Ты могла сказать мне… – прошептала она. – Все эти дни, месяцы ты могла просто сказать мне…
Мадира понурила голову.
– Я допустила ошибку. Я следовала словам твоего отца, полагая, что ему лучше знать, что полезнее для твоего будущего. Поместить тебя в ряды юирсена было не моим решением, но я промолчала, и это делает меня соучастницей. Тогда я еще не знала, насколько порочен этот орден, как не знала и того, насколько ужасные вещи творим мы именем Уст. Даже став блюстительницей престола, я оставалась слепа к тому злу, которое воистину угнетало наши державы. До тех пор, пока Сукальян… пока Сукальян…
– Ты теряешь время, – прошипел Амир. – У нас осталось срока всего лишь до завтра.
Мадира покачала головой:
– Амир, я никуда не пойду, пока не раскрою Калей всю ту правду, что у меня на сердце.
Калей ударила по бревну моста кулаком и зашипела от боли, стиснув зубы:
– Нет никакой правды, кроме той, что ты врала мне и предала Уста и Иллинди.
Внезапно, как если бы пробудилась обитавшая в ней частица Уст, она подобрала тальвар, встала и заковыляла вперед. Ее пальцы крепко стиснули рукоять, клинок устремился к Мадире. Блюстительница престола парировала удар и, приволакивая ногу, отошла, предлагая племяннице атаковать снова.
– Калей, прошу тебя! – взмолился Амир. – Просто выслушай.
Сообразив, что оказался вдруг совсем близко от схватки, он попятился к середине моста. Калей не вняла его просьбе. Стиснув зубы, она насела на Мадиру, рубя то с одной стороны, то с другой, делая ложные выпады и вперив в тетю взгляд, который Амиру доводилось уже видеть во время схватки на пиратской галере Илангована.
Мадира слишком ослабела, чтобы долго сдерживать удары Калей. Каждый из них заставлял ее податься назад.
– Ты мне сказала, Калей, что я делала это из мести, но пришло время узнать правду.
По счастью, силы изменили Калей, и у нее не осталось иного выбора, как только опуститься на колено посреди моста и слушать.
Мадира откашлялась, снова отхаркнув кровь. Ей требовалась помощь. Весь остаток энергии, черпаемый в гневе, она вложила в голос, позволив правде пробить давнюю скорлупу.
– Когда Файлану было девять и его послали во Внешние земли в ночной дозор, он по незнанию попал в логово Бессмертного Сына. Бессмертный Сын испепелил бы твоего отца заживо, не проходи мимо юный Сукальян, собиравший хворост. Он спас Файлану жизнь и на следующее утро проводил в Иллинди.
– Ты лжешь. – Калей замотала головой.
Мадира хмыкнула и сплюнула очередной сгусток крови:
– Не о чем мне больше лгать. Ты здесь только потому, что Файлан пережил ту ночь в дебрях. Без Сукальяна ты бы не появилась на свет, чече. Когда я рассказала про это Файлану, тот не поверил, но, полагаю, в глубине души он понимал, что ошибается. Он знал, что некто спас его той ночью, и все эти годы никому об этом не говорил. Я сказала, что могу привести Сукальяна на встречу с нашими родителями и он сам все увидит. Файлан согласился. Для него это было испытание в той же степени, что для меня.
Наступил хрупкий момент, когда присяга, принесенная Калей Устам, дала трещину. Плечи ее опустились, девушка издала тихий вздох. Таившаяся в глубине Амировой души надежда на возвращение Калей из Внешних земель живой слегка воспрянула.
Мадира, впрочем, обращалась не только к Калей, но и к Амиру. Он разделял ее усталость, ее стремления и отчаяние, но правда принадлежала только ей. Она изливалась из Мадиры волнами, и не было силы, способной сдержать этот поток слов.
– Хотя я была блюстительницей престола, обычай требует получить благословение родителей при выборе мужа. Они правили Иллинди прежде. Это было вполне справедливо. Такова традиция. Я действовала тайно, понимая, что слишком многие при дворе осудят такой выбор. Знали только Файлан и Кашини. Как меньшее, я надеялась, что родители окажутся выше ритуалов и устоев, заглянут в мое сердце. В будущее, где вратокаста сможет сосуществовать с нами.
Родители разрешили привести его во дворец. То была наполовину победа. Они приготовили для него пир: лучшие из пряностей, самбар, кужамбу, мясо. И пока Сукальян ел, они унижали его. Оскорбляли. Говорили, что он не имеющий ни специи за душой бедняк из вратокасты, недочеловек, считающийся в стенах Иллинди не более чем крысой, пробравшейся, чтобы осквернить их пищу. Заблуждением было думать, что ему позволят хотя бы разговаривать со мной, не то что жениться на мне. Сказали, что он унизил их, их род и Уста. Заставили его выплюнуть еду, которую, как он думал, предложили ему для угощения. У меня на глазах. Я считала себя самой могущественной женщиной в Иллинди. Я молчала и плакала, понимая, что все, во что я верила, оказалось ложью. Файлан тоже сидел тихо. Я думала, он узнал Сукальяна, вопреки минувшим с той ночи в дебрях годам. Некоторые лица не забываются, чече. Но он все-таки молчал. Я ненавидела его тем вечером и еще несколько дней.
Если Калей и винила Мадиру в обиде на отца, то не показала этого. Амир не хотел больше слушать. Он знал, что случилось потом, и сомневался, что готов это вынести. Но Мадира не боялась ворошить прошлое, и ее голос звучал в ночи:
– Я полагала, что они позволят Сукальяну уйти, но пришел Маранг и отрубил ему голову. Он поднес ее Устам как жертву, а затем велел страже препроводить меня в мои покои.
Амир зажмурил глаза, и плач тысяч из вратокасты наполнил его голову. Когда он их открыл, Мадира стояла прямо, половина ее туловища была залита кровью.
– Той ночью я осознала, что сбежать и жить с людьми Внешних земель – это не выход. Будучи блюстительницей престола, я могла в мгновение ока изменить законы страны, ввести новые нормы и заставить всех подчиняться и служить моим целям. Как протектор древнейшего из девяти королевств, я могла сделать это по мановению руки.
Амиру пришел на ум Орбалун и его неспособность изменить мышление высокожителей. Голос Мадиры вернул его к происходящему:
– Вместо этого я предпочла произвести более постоянные перемены. Перемены, которые нельзя отменить и с которыми придется жить, понимая, что они к лучшему. Тебе не доводилось жить среди поселенцев, чече. А я жила. Большая часть того, чему я научила тебя, взята у них. И все равно мне предстоит освоить столь многое, что я боюсь умереть прежде, чем успею. Так много необходимо еще повидать в этих землях, так много взрастить и выпестовать. И все это мы подвергли запрету, потакая прихоти Уст.
Я читала страх в глазах Маранга в ту ночь, когда он отрезал голову моего возлюбленного и держал ее перед собой, как если бы вглядывался в сами Уста. Его страшило то, что может случиться, если мы смешаемся с внешнеземельцами. Но Файлан… Когда он встал передо мной в Халморе, я объяснила ему, что делаю. Помогло ли это преодолеть насаждаемые всю жизнь учения юирсена, сказать не берусь. Надеюсь, что да. Я умоляла его вернуть куркуму, которую он украл в расчете выманить меня.
К несчастью, произошла стычка с халморскими стражниками. Они приняли его попытку вернуть украденную куркуму за враждебные действия и убили его. Харини извинилась передо мной, но было… слишком поздно.
Калей не подняла головы. Силы покидали ее. Она покачивалась, стоя на колене, как если бы ее тошнило после тяжелого и невкусного обеда.
– Три дня спустя, – продолжила Мадира, и голос ее звучал теперь мягче, – когда юирсена не объявились в восьми королевствах, я догадалась, что Файлан купил необходимое мне время. Он был единственным, к кому Маранг мог прислушаться, и то не без оговорок. Маранг непременно послал бы юирсена. Это был лишь вопрос времени. Я поняла, что должна действовать дальше. Мне требовалось оружие, способное поразить Уста. Мой собственный меч не выкован в Устах. Только два из восьми королевств обладали таким клинком: Ралуха и Джанак. Их передавали из поколения в поколение с тех самых пор, как предки тамошних правителей обрели эти мечи во время предыдущей Чистки. Я попробовала уговорить Орбалуна, но он не поддался. Зариба оказалась более… покладистой. Ей хотелось положить конец пиратской угрозе. Но в одиночку мне это было не под силу. Тогда я отправилась ко двору раджкумари Харини. Я знала, что угнетает ее. И предложила ей дар правды в обмен на помощь мне. Вместе мы заключили сделку с Зарибой. Пират в обмен на меч и корабли. Мы знали, что Илангована схватить трудно. Но я обещала научить его, как пересечь Завиток. Я показала ему другую сторону и купила его сдачу в плен. Он готов был принести в жертву свою жизнь, если это нужно для успеха моего дела.
Факт, что Харини скрывала правду, не задевал больше Амира. Напротив, он был благодарен ей за то, что она сделала.
– И вот я здесь, – сказала Мадира. – Чтобы закончить начатое.
Колени ее наконец подогнулись. Слеза побежала по щеке. Стекленеющий взгляд с ожиданием обратился на Калей, пока ее силы быстро убывали.
– Чече, прости за то, что случилось с Файланом. Но я хотела рассказать тебе всю правду.