Карим-бхай положил Амиру руку на плечо:
– Послушай, пулла. У тебя есть право, хо. У тебя и у меня, у людей вроде нас, со дна Чаши. У нас всегда есть право скинуть то, что давит на нас и ложится грузом на наши плечи.
– Но какой ценой? – простонал Амир, вспомнив слова Илангована.
– Цена не имеет значения. Груз свалится с наших плеч, пулла. Нельзя требовать освободить мир и отказаться платить за свободу. Оглядись вокруг себя. Вокруг нас. Посмотри, через что нам довелось пройти. Это правильно.
Амир посмотрел на горы и далекие равнины. Мысли его вернулись к коротким минутам пребывания в поселках во Внешних землях, к общинам, не знающим кнута и унижения. Он видел жизнь. Чувствовал ветер, слетающий с гор и играющий между деревьями. Видел, как играют дети и как размалывают и толкут пряности. Он понимал, что ему открылась лишь лучшая сторона. Бедам место найдется при любом укладе. Но это не важно.
– Это твой путь к спасению Кабира, – надавил Карим-бхай. – Путь к спасению всех, кто родился с клеймом пряностей в последние несколько лет и не успел еще стать носителем. Боль поджидает их, но ты можешь избавить от нее.
Карим-бхая собственные доводы убеждали сильнее, чем Амира, но последние слова вошли Амиру в плоть и раскаленным железом коснулись внутренностей. Бхай прав. Это способ спасти Кабира. Спасти всех тех детей, что бегают по дну Чаши, не зная, что некоторых из них ждут вечные мучения, отделенные от соблазна стенами привилегий.
Наконец, он подумал об амме. Это ради нее он здесь, не так ли? Его маленькое приключение с поисками Яда достигло кульминации на этом забытом мосту по пути в древнюю сокрытую империю Иллинди, откуда берут начало Врата пряностей и где дремлет под землей их не знающий устали бог. Он должен поступить так ради нее.
Когда он, помедлив, кивнул Карим-бхаю, кивок получился слабым, но тот все равно его обнял:
– Не думай про восемь королевств, пулла. В них всего лишь живут люди, одержимые пряностями. И будут жить дальше. На смену одной одержимости придет другая. Так испокон века устроен мир.
Амир посмотрел на Калей. На лице ее было непроницаемое выражение, в голове теснились мысли, которые Амир мог ухватить лишь за призрачные хвостики, не в силах понять эмоций, обуревающих душу девушки. Когда она заговорила, ему показалось, что кислота Уст сошла у нее с языка, выделилась из костей и испарилась с кожи.
– Лучше бы ты позволил Бессмертному Сыну убить меня. Уста требуют от меня платы за неудачу. За мое предательство.
– Это делает меня неотличимым от Уст, – сказал Амир, уже пригибаясь под весом незримой ноши. – Мне нравится думать, что мое дело – спасать жизни.
Калей фыркнула:
– Мою тетю ты спасти не смог.
Амир посмотрел мимо Калей – на низвергающийся водопад. Он сделал резкий вдох, как бы в надежде, что ее пряный запах отгонит туман и наполнит ночной воздух.
– Она сделала свой выбор.
– Это моя вина. Моей тете ничто не угрожало. У нее была при себе кавеста, сбивающая со следа. Это я невольно навела Бессмертного Сына на нее.
Калей закашлялась и чуть приподнялась, чтобы удобнее устроиться на колене у Карим-бхая.
Амир положил руку ей на плечо:
– Самое время тебе перестать наконец видеть в нас тех, кто расплачивается за грехи наших прошлых рождений. Теперь ты знаешь, на что мы способны. И чего хотим.
– Тебе еще предстоит прорваться через Маранга. А потом Уста.
– Ты заглядываешь слишком далеко вперед. – Амир улыбнулся. – Сначала мне нужно попасть в Иллинди.
– Попадешь, – заверила его Калей. – Отсюда меньше дня пешком. Ты дойдешь. Я… когда я увидела, как на меня пикирует Бессмертный Сын…
– Все в порядке. Без тебя я не смог был пережить первый день во Внешних землях. И второй. И третий. Ты спасала меня все время, Калей. Я не как мой отец. Мне не обойтись без помощи. И еще мне нужна была карта, но я был дураком, когда не признавался, что боюсь самостоятельно идти по карте по Внешним землям.
Калей кивнула, но потом снова зашлась в приступе кашля. Карим-бхай поднял девушку и закинул ее руки себе за плечи. Она потяжелее тюка со специями, подумал Амир. Но спустя какое-то время Карим-бхай справился. Он пошатывался под ношей, но не сдавался, желая убраться с моста прежде, чем вернется Кука.
– Иди, пулла. Поторапливайся. И… – Старик улыбнулся, показав блестящие белые зубы. – И сделай это для Чаши.
Глава 28
Большую важность имеет извечный спор, является ли вкусное блюдо заслугой умелого повара или правильно подобранной специи.
Время сбилось с пути, пока Амир сидел на корточках на заре, прячась в высокой траве. Увитые плющом стены Иллинди высились футах в двухстах впереди, утыканные часовыми и лучниками. Калей уверяла Амира, что они зоркие, как сова в ночи, и достаточно намека на шум, чтобы его источник оказался пригвожден стрелой.
Амир не испытывал желания быть пригвожденным.
Когда поредела окутывающая даль дымка и из тумана проступили очертания горы Илом, Амир не поверил собственным глазам. В те горько-сладостные мгновения агонии он как-то не задумывался, что в конце пути его ждет награда.
Теперь он в первый раз увидел Иллинди. Во всей его красе под алыми лучами рассвета. Стены уходили на сотню футов ввысь, с колоннами, встроенными в башни с куполообразными крышами и крытыми галереями, скрывавшими тех, кто располагался в них, от глаз наблюдателей снаружи.
Неудивительно, что Мадира с такой одержимостью говорила про стены.
С первыми лучами рассвета камни стали светлеть. Гасли факелы. Амир смутно видел вдали очертания куполов, шпилей и зубцов на стенах. Между лугом с высокой травой и воротами был перекинут через ров широкий мост в обрамлении шестов с шафранового цвета флагами. Ворота, к которым он вел, были добрых тридцати футов в высоту: из красного и темно-желтого песчаника, внутренние части сводов отделаны мрамором, на вершине арки – обсидиановое мозаичное изображение огромного тигра. Повсюду из-за стен выступали шпили минаретов. От одного этого зрелища по коже у Амира побежали мурашки.
Обход границ Иллинди оказался делом утомительным. Впервые с начала пути его стало глодать изнутри чувство одиночества. Длинный переход в тишине, нарушаемой только стрекотом сверчков да птиц, и ритмичное шуршание листьев. Ни души, с кем можно было бы поговорить.
В конце концов, он носитель. Его долг – довести дело до конца. Другого пути он не приемлет.
Одним глазом Амир постоянно наблюдал за силуэтами на укреплениях. По преимуществу темное еще небо позволяло ему незамеченным пробираться в высокой траве. Любой шорох мог быть списан на легкий ветерок. Все, что от него требуется, – это оставаться в тени.
В чем в чем, а в искусстве пробираться тайком он мастак.
С каждым утекающим мгновением поражение обретало все более зримые контуры, и Амир не мог с этим не считаться. Одной ошибки будет достаточно, чтобы перечеркнуть дни усилий. Он ощущал, как смерть окутывает его, подобно аромату жженого перца. Казалось, будто он своими ногами идет на собственное бальзамирование.
Ров вился непосредственно под горой. Там, где начинались склоны, стена поворачивала и заканчивалась. Гора уходила ввысь, пронзая облака, величие ее было сравнимо лишь с пейзажем у ее подножия. Память вернула Амира в тот день, когда он морозным утром появился из Врат пряностей на пике и его, окоченевшего ребенка, с завязанными глазами проводили в тепло.
Прорытую в горе сточную трубу он разыскал в точности там, где было указано на карте Мадиры. Амир пробирался через туннель, припоминая пребывание в уборной Пирамиды. Вонь разносилась на тысячу миль, нос ощущал ее даже теперь.
Верный компас Хасмина вел к центру туннелей, на восток. Гора начала содрогаться. Застучали барабаны. Далекий могучий топот разнесся по проходам.
Юирсена выступали в поход.
Амир выставил перед собой шамшир и двинулся дальше. Туннели расширялись, затем раздваивались. В каждой развилке появлялись ответвления в виде пещер, вгрызающихся еще глубже в гору. Впрочем, здесь, в такой близости от Уст, ему больше не требовался компас. Он знал направление и без звуков от движения юирсена.
Внутри его бился пульс Уст. Они словно дышали тем самым воздухом, что циркулировал под землей. Ароматы всех специй, которые Амир любил, использовал и вкушал, насыщали все вокруг. Всякий раз, когда Уста испускали шафрановое облако, похожее на едва различимый среди рыжих стен оранжевый вихрь, у Амира перехватывало дух.
Он следовал за запахом, за памятью о доме, а пряные смерчи складывались в картины в его мозгу. Пещеры схлопывались и открывались. Коридоры оказывались там, где их меньше всего стоило ожидать. Амир лишь следовал по тропе пряностей. Он не боялся угодить в засаду – выход найдется. Сама идея о неудаче испарилась у него из головы.
Облако специй заклубилось над ним; откашлявшись и прочихавшись, он вгляделся в туман, и до него смутно донесся становящийся громче топот. Юирсена приближались.
Их были не дюжины, не сотни. Тысячи. Как если бы все разбросанные по полу камни встали и обратились в преданных сынов Иллинди, верных непреклонной истории своей державы.
Их боевой клич взывал к крови. И клич этот указывал на него.
Когда из-за спины у Амира появилась рука, зажала ему рот и оторвала от земли. Все распалось на части.
Шамшир со звоном упал. Затем появилась вторая фигура; она наклонилась, подхватила Амира за ноги и подобрала меч. Вместе эти двое потащили его назад, нырнули в проход, неровный и узкий, темный и усеянный камнями, с низким потолком. Коридор уводил в сторону от основного прохода горы. Спустя какое-то время Амир понял, что все попытки освободиться только ухудшают его положение и лучше не дергаться. Тогда он позволил похитителям нести добычу куда им вздумается.
Как выяснилось, идти было недалеко. Его уронили на неровный каменный пол. Амиру потребовалось согласованное усилие всех мышц, чтобы принять удар и не заорать благим матом. Рана под плечом открылась, перепачкав рубаху, один из похитителей выругался.