Я застонал.
– Видимо, это входит в его планы на будущее. Всем остальным я уже занимался.
– Оно и видно. Да, печально, печально видеть духа доведённым до подобного состояния, даже духа столь бестолкового и назойливого, как ты. Мне почти жаль тебя. – Он почесал нос. – Почти, но не совсем.
Я заглянул в блекло-серые глаза.
– Это же ты, верно? – спросил я.
– Я, конечно.
– Но твоя сущность… Где она?
– Да тут она, тут, скрытая внутри тела нашего драгоценного мистера Хопкинса. Как ты, должно быть, догадался, это не обычная маскировка.
Факварл негромко хихикнул.
– А что это был за жалкий птичий прикид, в котором ты только что разгуливал? Тотем американских туземцев? Такой неопрятный и устаревший! Да, я вот пошёл гораздо дальше.
– Так ты что, в его настоящем теле? – спросил я. – Ой, фу-у! Гадость какая. Кто с тобой так обошёлся, Факварл? Кто твой хозяин?
Я совершенно ничего не понимал.
– Хозяин? – Парящий в воздухе человек затрясся от смеха. – Ну как кто – мистер Хопкинс, конечно, и я ему весьма признателен. Настолько признателен, что, думаю, в ближайшее время мы будем работать вместе.
И он снова разразился раскатистым, душевным хохотом[79].
– С тех пор как мы встречались в последний раз, столь многое изменилось, Бартимеус! – продолжал он. – Помнишь, как мы расстались-то?
– Нет.
Хотя я помнил…
– Ты меня поджёг, старый приятель. Чиркнул спичкой и оставил меня гореть вместе с рощей.
Ворона нервно передёрнула крыльями.
– Э-э, знаешь, в некоторых культурах это своего рода дружеский жест. Некоторые обнимаются, некоторые целуются, а некоторые оставляют друг друга гореть в небольших участках лесного массива…
– Хм… Что ж, Бартимеус, ты сменил больше хозяев, чем я. Кому и знать их обычаи, как не тебе. И тем не менее это было несколько болезненно…
Он подплыл ближе.
– Ну, не так уж тебе это и повредило! – возразил я. – Я видел тебя пару дней спустя, ты снова работал поваром на кухне Хедлхэма. И особо обгоревшим вовсе не выглядел. Кстати, почему ты вечно ошиваешься на кухне? Можно подумать, тебя туда так и тянет![80]
Хопкинс – или Факварл – кивнул.
– В кухне всегда полно отличного острого оружия.
Он щёлкнул ногтем по рукоятке ножа. Тесак задрожал, ворона тоже.
– Потому я сейчас сюда и спустился. Опять же и места больше, чем в коридоре наверху. Мне нужен простор, чтобы как следует развернуться. А в этом отеле за простор приходится приплачивать. Кстати, в моём номере есть и джакузи!
Голова у меня шла кругом.
– Погоди-ка, – сказал я. – Я знаю тебя как Факварла Спартанского, грозу эгейцев. Я видел тебя в облике угольно-чёрного великана, топтавшего ряды гоплитов. А теперь ты кто? Хилый человечишко, радующийся роскошной ванне! Что происходит? Давно ли тебя здесь заточили?
– Пару месяцев назад. Но в том-то и дело, что не заточили! «Амбассадор» – шикарное, фешенебельное заведение. Видишь ли, Хопкинс любил красиво пожить. И правительственные шпионы сюда пробраться не могут, так что я могу делать, что мне вздумается. Я и не стал ничего менять в его образе жизни.
Ворона закатила глаза.
– Да я не об отеле! Я о человеческом теле!
Смешок.
– Ответ тот же самый, Бартимеус. Прошло всего несколько недель, как любезный мистер Хопкинс – как бы это сказать? – пригласил меня здесь пожить. Конечно, мне понадобилось время, чтобы адаптироваться, но теперь мне тут чрезвычайно уютно. А могущество моё, несмотря на внешность, не умалилось ни на йоту. В чём только что убедились твои приятели. – Он ухмыльнулся. – Давно я так сытно не закусывал!
– Да, но… – Я нервно кашлянул. – Надеюсь, ты не собираешься сделать то же самое со мной? Мы ведь с тобой старые знакомые. У нас столько восхитительных общих воспоминаний!
Глаза мистера Хопкинса весело блеснули.
– Вот так-то лучше, Бартимеус! К тебе возвращается твоё чувство юмора. Но, по правде говоря, я и не собирался тебя глотать.
До сих пор ворона свисала с ножа с довольно несчастным видом. Теперь, услышав эту нежданную весть, она воспрянула духом.
– В самом деле? Факварл, ты настоящий друг! Я прошу прощения за тот инцидент с рощей, и за наши драки из-за Амулета, и за те Конвульсии, под прикрытием которых я к тебе подобрался тогда в Гейдельберге, в тридцать втором… – Тут я заколебался: – А, я вижу, ты не знал, что это был я? Ну, в общем, за всё остальное тоже прости. Короче, большое тебе спасибо. А теперь, если не трудно, вытащи, пожалуйста, этот нож, и я пойду потихоньку.
Человек с безмятежным лицом не стал вытаскивать нож. Вместо этого он нагнулся к вороне вплотную.
– Я же не говорил, что пощажу тебя, Бартимеус! Я просто сказал, что есть тебя я не стану. Тоже мне пища! Да у меня от одного взгляда на твою сущность желудок сводит. Но, разумеется, отпускать тебя я не собираюсь. Сегодня же ночью ты умрёшь в страшных муках…
– Вот замечательно!
– И умирать ты будешь так долго, как только я сумею устроить.
– Послушай, тебе не стоит ломать себе голову из-за такого…
– Но сперва я хочу сказать тебе одну вещь. – Ухмыляющееся лицо Хопкинса придвинулось ещё ближе. – Я хочу сказать тебе, что ты ошибался.
Я горжусь своей проницательностью и живостью ума, но это поставило меня в тупик.
– А?
– Бесчисленное множество раз, – продолжал Факварл, – я говорил тебе, что надеюсь, что рано или поздно джинны станут свободными. Такие джинны, как мы с тобой. Мы ведь почему сражаемся друг с другом? Потому что нас друг на друга натравливают наши проклятые хозяева-люди. А почему мы повинуемся им? Потому что выбора у нас нет. Бесчисленное множество раз я думал о том, что эти правила можно преодолеть. И бесчисленное множество раз ты говорил мне, что я ошибаюсь.
– Ну, я это формулировал не совсем так. Я говорил, что ты полный…
– Ты говорил, Бартимеус, что нам не суждено преодолеть две проблемы. Проблему свободы воли и проблему боли. И я снова вижу эту уверенность в твоих прищуренных глазках! Так вот, ты ошибаешься. Взгляни на меня: что ты видишь?
Я поразмыслил.
– Маньяка-убийцу в человеческом облике? Жуткий сплав худшего, что есть в человеке и в джинне? Или – но тут я, конечно, несколько загибаю, – бывшего врага, внезапно решившего смилостивиться и сжалиться надо мной?
– Нет, Бартимеус. Нет. Хорошо, я тебе скажу. Ты видишь джинна, не испытывающего боли. Ты видишь джинна, обладающего свободой воли. Неудивительно, что ты не понимаешь: за пять тысяч лет такого чуда, как я, ещё не бывало!
Он протянул вполне человеческую руку и бережно потрепал пёрышки у меня на голове.
– Можешь ты себе это представить, несчастное раненое создание? Без боли! Без боли, Бартимеус! Ах, – вздохнул он, – ты себе просто не представляешь, какую ясность рассудка это даёт!
Без боли… В глубине моего усталого, затуманенного сознания внезапно всплыло воспоминание: скелет Глэдстоуна, подпрыгивающий, кривляющийся…
– Я однажды встречался с афритом, – сказал я. – Он тоже говорил что-то в этом духе. Но его сущность была заточена в человеческих костях, и он просто спятил. В конце концов он предпочёл уничтожение такой жизни.
Факварл изобразил на лице Хопкинса нечто вроде улыбки.
– А, ты о Гонории? Да, я о нём слышал. Бедолага был весьма влиятелен! Моя сущность защищена – так же, как и его, – и я, как и он, обладаю свободой воли. Однако заруби себе на носу, Бартимеус: я, в отличие от него, с ума не сойду!
– Но для того, чтобы находиться в этом мире, ты должен быть призван, – сказал я. – Значит, ты должен выполнять чей-то приказ…
– Меня вызвал Хопкинс, и его приказ я выполнил. Теперь я свободен!
Я впервые заметил внутри человека нечто от джинна: в глубине глаз сверкнуло торжество, почти как пламя.
– Быть может, ты помнишь, Бартимеус: в нашу последнюю встречу я с оптимизмом отзывался о безрассудстве некоторых лондонских волшебников, людей, которые, возможно, в один прекрасный день дадут нам шанс.
– Помню, – сказал я. – Ты говорил о Лавлейсе.
– Верно, но не только о нём. Так вот, как выясняется, я был прав. Вот он, наш шанс! Сперва Лавлейс откусил больше, чем мог проглотить. Но его замысел провалился, он погиб, и я…
– Освободился! – воскликнул я. – Да-да! И все благодаря мне! Хотя бы за это ты должен быть мне признателен.
– …оказался заточен в шкатулке на дне моря, благодаря одному из условий вызвавшего меня заклятия. Всё время, что я там находился, я проклинал того, кто убил Лавлейса.
– А, это, должно быть, был мой хозяин. А ведь я его предупреждал, чтобы он не торопился, но разве он станет меня слушать?..
– По счастью, вскоре меня освободил один из знакомых Лавлейса, который знал обо мне и моих дарованиях. И с тех пор я работал с ним.
– Хопкинс, видимо? – сказал я.
– Вообще-то нет. Да, кстати! – Факварл взглянул на часы. – Некогда мне тут с тобой рассусоливать. Сегодня вечером начинается революция, и я должен при этом присутствовать. Ты со своими идиотами-дружками и так меня сильно задержали.
Ворона исполнилась надежды.
– Значит ли это, что у тебя не будет времени на то, чтобы предать меня обещанной долгой и мучительной смерти?
– У меня не будет, Бартимеус, но от смерти тебе не уйти.
Он протянул руку, ухватил меня за шею и выдернул нож из моего крыла. Тело Хопкинса взмыло в воздух и развернулось лицом к тёмной столовой.
– Так-так, посмотрим, – бормотал Факварл. – Ага! Вот это должно подойти…
Мы поплыли над столами в сторону противоположной стены. Там стоял столик на колёсиках, брошенный официантами. В центре столика красовалась огромная супница с выпуклой крышкой. Супница была серебряная.
Ворона отчаянно затрепыхалась.
– Слушай, Факварл! – взмолился я. – Не делай того, о чём сам же потом пожалеешь!
– Об этом я уж точно не пожалею!