Брут всмотрелся в физиономию противника, словно оценивая черты его лица.
– Нет, это просто воплощенное уродство! Такое впечатление, будто все сидит не на своих местах, – заключил он.
Солдат рыкнул и обрушил на Марка сильнейший удар, которым мог расколоть ему череп. Меч ушел в пустоту, легионер последовал за ним, и Брут слегка обозначил удар по основанию шеи, по силе достаточный для того, чтобы соперник растянулся на земле.
Тяжело дыша, тот поднялся на ноги и обратился к Бруту:
– Как насчет завтрашнего вечера? Уродлив я или нет, но побить тебя мне все же удастся, если мы сойдемся еще раз.
Пожав плечами, Марк указал на очередь из ожидающих солдат:
– Перед тобой уже есть желающие, но я постараюсь договориться с Каберой, чтобы он поставил тебя завтрашним вечером, если хочешь. Знаешь, ты несколько скованно двигаешься.
Солдат посмотрел на свои руки и кивнул.
– Поработай над запястьями, – продолжал Брут серьезно. – Если они станут достаточно крепкими, в бою ты будешь себя чувствовать увереннее.
Легионер направился к толпе, задумавшись и медленно помахивая перед собой мечом.
Кабера пригласил следующего, подтолкнув вперед, словно любимого ребенка.
– Он утверждает, что хорош. Несколько лет назад был лучшим в своей центурии. Квартирмейстер спрашивает, не желаешь ли ты снова повысить ставки. Думаю, он заволновался.
Кабера ухмыльнулся Бруту, очень довольный тем, что после первого скучного дня в обозах сумел попасть в ряды Перворожденного.
Брут осмотрел очередного претендента с головы до пят, отметил про себя мощные плечи и узкую талию. Легионер проигнорировал оценивающий взгляд – он потягивался, разогревая мускулы.
– Как тебя зовут? – спросил у него Брут.
– Центурион Домиций, – ответил воин.
Было в нем что-то, заставившее Брута подозрительно сощурить глаза.
– Ты был лучшим в центурии? Сколько лет назад?
– Три года. В последний раз стал лучшим в легионе, – ответил Домиций, продолжая разминаться и не глядя на молодого соперника.
Брут быстро переглянулся с Каберой и тут же заметил, что вокруг них собрался, похоже, весь лагерь, кроме часовых. В толпе он увидел Рения и помрачнел. Трудно расслабиться, если человек, который тебя учил, с сомнением покачивает головой.
Брут постарался собрать всю свою уверенность.
– Дело в том, Домиций, что я не сомневаюсь в твоем мастерстве, но в каждом поколении найдется лучший из всех. Это закон природы.
Домиций не спеша потягивал мышцы ног. Казалось, он обдумывает слова соперника.
– Наверное, ты прав, – ответил он.
– Конечно я прав. Кто-то должен быть лучшим, и без ложной скромности скажу, что это – я.
Брут пристально наблюдал за реакцией на свои слова.
– Без ложной скромности?.. – проворчал Домиций, расправляя мышцы спины.
Марк почувствовал, что спокойствие легионера начинает раздражать его. Эта неспешная, почти сонная разминка его рассердила.
– Хорошо. Кабера! Иди скажи квартирмейстеру, что я повышаю ставку на поединок с Домицием.
– Не думаю, что… – начал было старый лекарь, с сомнением посматривая на претендента.
Домиций почти на голову был выше Брута и двигался с редкой легкостью и уверенностью.
– Иди и скажи. Еще один поединок – и пойдем собирать деньги.
Скривив губы, Кабера зашагал прочь.
Расправив плечи и выпрямившись во весь рост, Домиций улыбнулся Бруту.
– Я этого и ждал, – сообщил он. – Мои друзья потеряли кучу денег, делая ставки против тебя.
– И ты не сделал никаких выводов? Перейдем к делу, – коротко бросил Брут.
Домиций вздохнул.
– Вы, коротышки, всегда такие нетерпеливые, – сказал он, покачивая головой.
Октавиан вытер рукой нос, оставив на коже мокрый след.
Поначалу город показался ему незнакомым местом. Прошмыгнуть в ворота незаметно для стражников не составило труда: он спрятался за въезжающей в город повозкой. За стенами мальчика сразу же ошеломили шум, запахи и суета людей. За месяцы, проведенные в поместье, он успел забыть о городской жизни, не прекращавшей бурлить даже ночью.
Мальчик надеялся, что Тубрук беспокоится о нем. Через день-два его встретят в поместье с распростертыми объятиями. В особенности если он упросит Таббика заново отковать и отточить клинок. Все, что требуется, – это не попасть в какую-нибудь неприятность до утра, когда откроется маленькая мастерская. Меч, завернутый в лошадиную попону, он держал под мышкой. Иначе, как думал Октавиан, далеко уйти ему бы не удалось. Какой-нибудь бдительный гражданин наверняка остановил бы его – или, что еще хуже, гладий мог отнять вор, чтобы продать в мастерскую не столь честного ремесленника, как Таббик.
Почти бессознательно Октавиан направил шаги в направлении дома своей матери. Только бы провести ночь там, а наутро увидеть Таббика.
Через пару дней он вернется, и Тубрук забудет о гневе. Мальчик подумал о том, что скажет мать, увидев его, и поморщился. Конечно, решит, что меч Октавиан украл. Он с грустью признался себе, что для матери она слишком недоверчива. Атия никогда ему не верила, даже если он говорил правду, и это страшно злило Октавиана.
Возможно, лучше вызвать Александрию, увидеться с ней, не показываясь на глаза остальным обитателям дома. Она лучше матери поймет, что ему необходимо сделать.
Мальчик шагал сквозь ночную толпу, огибая лавки уличных торговцев и стараясь не обращать внимания на ароматные запахи горячих закусок, наполнявшие воздух. Есть хотелось страшно, но сильнее желания набить пустой желудок было стремление загладить вину перед Тубруком. Погрузившись в мысли об управляющем и разговоре с матерью, Октавиан забыл об осторожности.
– Опять эта крыса!..
Внезапный возглас заставил его очнуться от невеселых раздумий. Мальчик поднял глаза и увидел удивленное лицо подмастерья мясника. Октавиана охватила паника. Он прыгнул в переулок, увернувшись от протянутых к нему рук. Они все были здесь!..
В отчаянии мальчик отбросил попону и схватился за рукоять гладия Тубрука. Когда мальчишка мясника шагнул к нему, угрожающе выставив кулаки вперед, Октавиан широким махом очертил перед собой дугу, едва не задев готовые вцепиться в него пальцы. Давнишний враг от удивления выругался:
– За это ты умрешь, маленький фурийский ублюдок. Интересно, куда ты направляешься? Теперь мечи воруешь, а?..
Пока подмастерье надвигался на него, Октавиан краем глаза видел, как остальные окружают, блокируя пути к отступлению. Через несколько секунд он оказался в кольце, которое толпа просто обтекала – то ли из равнодушия, то ли из страха перед подростками.
Октавиан держал меч в первой позиции, как учил его Тубрук. Бежать было некуда, и он поклялся себе, что прежде, чем его схватят, он нанесет хоть один удар.
Мальчишка мясника сделал еще шаг вперед и мерзко засмеялся:
– Что, душа ушла в пятки, крыса?
Он взглянул в глаза Октавиана, и тот вдруг почувствовал, что меч в руке совершенно бесполезен. Враг приближался, вытянув одну руку вперед, с выражением жестокого удовольствия на лице.
– Отдай его мне, и я позволю тебе жить, – потребовал он, оскалившись.
Октавиан покрепче сжал рукоять меча, лихорадочно раздумывая о том, как поступил бы на его месте Тубрук. Решение пришло, когда противник, сделав еще один шаг, оказался в пределах досягаемости гладия.
Издав боевой клич, Октавиан сделал выпад и рубанул по протянутой руке. Если бы клинок был заточен, парень из лавки мясника остался бы калекой. Он вскрикнул и отскочил подальше от Октавиана, грязно ругаясь и обнимая ушибленную руку здоровой.
– Оставьте меня!.. – выкрикнул Октавиан, отчаянно оглядываясь в поисках бреши, в которую можно улизнуть.
Но пути к спасению не было, а враг, внимательно осмотрев руку, поднял к Октавиану лицо, искаженное злобой. Заведя руку за спину, подмастерье достал из-за пояса тяжелый нож и показал его противнику. Все лезвие было испачкано кровью, и мальчишка замер, не в силах отвести от него глаз.
– Я тебя зарежу, крыса. Я вырву твои глаза и брошу здесь истекать кровью, – прорычал подмастерье.
Октавиан попытался бежать, но подростки вместо того, чтобы схватить его, с хохотом подталкивали навстречу взбешенному врагу. Он поднял меч, но тут его накрыла тень. Чей-то увесистый кулак опустился на голову ученика мясника, и подмастерье растянулся на камнях.
Тубрук наклонился и подобрал выпавший нож. Парень из мясной лавки начал приподниматься, однако старый гладиатор ударом кулака снова отправил его на грязные плиты. Совершенно ошеломленный, тот слабо шевелил руками, царапая мостовую.
– Никогда не думал, что в один прекрасный день мне доведется драться с детьми, – проворчал Тубрук. – С тобой все в порядке?..
Октавиан смотрел на него, открыв рот от изумления.
– Я тебя уже несколько часов ищу, – сказал управляющий укоризненно.
– Я… нес меч к Таббику. Я не украл его, – отвечал Октавиан, снова готовый расплакаться.
– Я знаю, парень. Клодия догадалась, куда ты направился. Кажется, я подоспел вовремя, не так ли?
Старый гладиатор посмотрел на кольцо подмастерьев, нервно топтавшихся на месте и не знавших, бежать им или нет.
– На вашем месте я уносил бы ноги, пока не кончилось мое терпение, ребятишки, – произнес Тубрук. Выражение лица при этом у него было такое, что подростки тут же испарились. – Я сам отправлю меч Таббику, ладно? А теперь – ты возвращаешься в поместье или нет?..
Октавиан кивнул.
Тубрук повернулся и направился сквозь толпу к городским воротам. В поместье они придут ближе к рассвету, но управляющий знал, что не смог бы уснуть, не найдя Октавиана. Несмотря на все недостатки сорванца, он полюбил этого мальчишку.
– Подожди, Тубрук. Одну секунду, – попросил Октавиан.
Нахмурившись, тот обернулся:
– Ну, что на этот раз?
Октавиан шагнул к поверженному противнику и изо всех сил пнул его в промежность.
Тубрук поморщился:
– О боги, сколькому тебя придется еще учить… Лежачего не бьют, это нечестно.