Юлий промолчал. Прожить еще хотя бы час он не рассчитывал и понимал, что все сказанное им будет бессмысленно и бесполезно. Его гнев лишь позабавит Суллу, его мольбы – пробудят в нем жестокость. Так что он молчал и только свирепо смотрел на врага.
– Что у нас есть на него, писец? – обратился Сулла к человеку с пергаментом.
– Племянник Мария, сын Юлия. Оба мертвы. Мать Аврелия, жива, но безумна. Владеет небольшим поместьем в нескольких милях от города. Имеет значительные долги, суммы не разглашаются. Муж Корнелии, дочери Цинны, женился утром в день битвы.
– Ага, – кивнул Сулла, прерывая писца. – Вот оно что. Цинна мне не друг, но слишком хитер, чтобы открыто поддерживать Мария. Он богат. Я понимаю, зачем тебе понадобилась поддержка старика, но, конечно, твоя жизнь стоит больше. Я предлагаю тебе простой выбор. Оставь Корнелию и поклянись в верности мне, и я дарую тебе жизнь. Откажешься – мой пытальщик снова нагреет свои орудия. Марий хотел, чтобы ты остался в живых. Прими верное решение.
Юлий гневно сверкнул глазами. То, что он знал об этом человеке, не помогало. Обещание могло быть жестокой уловкой – заставить его отречься от тех, кого он любит, а потом все равно казнить.
Словно прочитав его мысли, Сулла заговорил снова:
– Разведись с Корнелией – и будешь жить. Цинна будет опозорен и лишится влияния. Ты получишь свободу. Все эти люди – свидетели моего слова как правителя Рима. Каков твой ответ?
Юлий не шелохнулся. Он ненавидел этого человека. Сулла убил Мария и посягнул на республиканские идеалы, которые чтил его отец. Чего бы ему это ни стоило, он должен поступить достойно.
– Мой ответ – нет. Кончай поскорее.
Сулла удивленно моргнул и громко рассмеялся:
– Какая странная семейка! Знаешь ли ты, сколько людей погибло в этой самой комнате за последние несколько дней? Знаешь ли ты, сколько людей было ослеплено, оскоплено и зарезано? И ты отвергаешь мое милосердие? – Он снова рассмеялся, и смех отозвался жесткими нотами под гулким куполом. – Если я отпущу тебя, ты попытаешься убить меня?
Юлий кивнул:
– Я посвящу этому оставшиеся годы.
Сулла улыбнулся ему с неподдельным удовольствием:
– Я так и думал. Ты бесстрашен, и ты единственный из нобилей, кто отказался от предложенной мной сделки. – Он поднял руку, чтобы подать знак стоявшему наготове пытальщику, но, помолчав, опустил ее. – Ты свободен. Покинь мой город до захода солнца. Если вернешься, пока я жив, прикажу убить тебя без суда и следствия. Перережьте веревки. Вы связали свободного человека. – Он усмехнулся. Веревки упали к ногам Юлия. Юноша потер запястья, но лицо его осталось бесстрастным, как камень. Сулла поднялся со своего трона.
– Проводите его до ворот и отпустите. – Он повернулся и посмотрел Юлию в глаза. – Если кто-нибудь когда-нибудь спросит тебя почему, скажи им, что ты напомнил мне меня самого. И может быть, я убил сегодня достаточно людей. Вот и все.
– А как насчет моей жены? – крикнул Юлий, когда стражники снова схватили его за руки.
Сулла пожал плечами:
– Я могу сделать ее своей любовницей, если она научится ублажать меня.
Юлий дико сопротивлялся, но вырваться не мог, и его вытащили наружу. Писец задержался у двери.
– Разумно ли отпускать юнца? В конце концов, он племянник Мария…
Сулла вздохнул и принял от рабыни еще одну чашу холодного сока.
– Да уберегут нас боги от мелких людишек. Я объяснил тебе причину. Я достиг всего, чего хотел, и впереди только скука. – Он устремил взгляд в невидимую даль. – Этот юноша производит сильное впечатление. В нем много Мариев.
Писец, судя по выражению лица, так ничего и не понял.
– Прикажешь привести следующего, консул?
– На сегодня хватит. Купальня согрета? Я ужинаю сегодня с самыми влиятельными сенаторами и перед этим хочу освежиться.
Ему нравилось, чтобы вода в купальне была горячая. Для него это был лучший способ расслабиться. Прислуживали ему только две девушки-рабыни, так что из воды он вышел нагой, ничуть не стесняясь. На них тоже не было ничего, если не считать золотых браслетов на запястьях и вокруг шеи. Этих двух он выбрал за роскошные фигуры и, пока они вытирали его, с удовольствием любовался соблазнительными женскими телами. Мужчине полезно смотреть на красивые вещи. Это возвышает дух, поднимает человека над животными.
– Сегодня я немного разомлел, – пробормотал он, подходя к длинной массажной скамье.
Вытянувшись на теплом, мягком дереве, он полностью расслабился и закрыл глаза, слушая, как девушки связывают тонкие, упругие веточки березы, собранные утром и еще свежие.
Потом они встали над ним, каждая с длинным, около трех футов, пучком веток, напоминающим метелку, и принялись обрабатывать разгоряченное после купания тело. Поначалу девушки почти ласкали его вениками, оставляя на коже слабые бледные следы. Он негромко застонал, и они остановились.
– Господин, не хочешь ли посильнее? – робко спросила одна из них. Прошлой ночью он позабавился с ней, и теперь ее губы напоминали багровый синяк, а руки слегка дрожали. Он улыбнулся, не открывая глаз. Какое замечательное бодрящее средство!
– Да. – Сулла мечтательно вздохнул. – Хлещите, хлещите.
Юлий стоял на пристани с Каберой и Тубруком. Лицо его было серым и холодным. А вот день, словно в насмешку над мрачными событиями в его жизни, выдался жаркий и ясный, и только легкий бриз приносил облегчение проделавшим долгий путь путешественникам. Побег из провонявшего дымом и кровью города стал для него чем-то похожим на лихорадочный бред. Сначала Гай ехал один на какой-то кляче, ничего лучше за золотое кольцо купить не удалось. Объехав заполненные телами ямы, он оказался на главной, мощеной, дороге, которая вела на запад, к побережью.
А потом знакомый оклик заставил его остановиться, и из-за деревьев впереди вышли друзья. Радостную встречу – как-никак они все выжили – омрачили рассказы о недавних событиях, и настроение упало.
Уже в самый первый момент Юлий заметил, что Тубрук выглядит далеко не таким энергичным и бодрым, как обычно. Изможденный и грязный, он вкратце поведал о последних днях, которые они провели, словно животные, на улицах, где днем творились всевозможные ужасы, а ночью о происходящем можно было судить только по крикам и воплям. Выбравшись из города, они решили подождать неделю у дороги к побережью, надеясь, что Юлию удастся вырваться на свободу.
– Если бы не дождались, – добавил Кабера, – украли бы парочку мечей и отбили бы тебя у Суллы.
Тубрук рассмеялся, и Юлий заметил, что за время, проведенное вместе, эти двое сблизились. Вот только настроения это не улучшило. Юлий рассказал им об изощренной жестокости Суллы, и кулаки снова сжались от гнева.
– Я вернусь в Рим, – тихо и мрачно пообещал он. – И отрежу ему яйца, если он прикоснется к моей жене.
Его спутники отвели глаза, и даже скорый на шутку Кабера не нашелся что сказать.
– В его распоряжении все женщины в Риме, – пробормотал Тубрук. – Просто ему нравится покуражиться, покрутить ножом в ране. О безопасности Корнелии позаботится ее отец. Он сумеет увезти ее из Рима. Старик натравит своих людей на самого Суллу, если ей будет грозить опасность. Ты же знаешь.
Юлий с отрешенным видом кивнул. Убедить его было трудно. Поначалу он хотел пробраться к Корнелии под покровом ночи, но появление на улице в запретный час означало немедленную смерть.
По крайней мере, за те дни, что они с Тубруком провели на улице, Кабере удалось раздобыть несколько ценных вещей. За найденный в куче пепла золотой браслет они купили лошадей, и еще осталось на взятку охранявшим ворота стражникам. Денежные расписки все еще лежали у Юлия на груди, и его бесило, что, имея при себе такое богатство, приходится рассчитывать на несколько бронзовых монет. Он даже не был уверен, что подпись Мария все еще имеет какую-то силу, но надеялся, что дядя предусмотрел и это. Он был готов почти ко всему.
Пару ценных монет Юлий потратил на письма, одно из которых передал легионерам, идущим в город, а другое – тем, что направлялись к побережью и далее в Грецию.
Корнелия, по крайней мере, будет знать, что ее муж в безопасности, но пройдет много времени, прежде чем он сможет увидеть ее снова. Чтобы вернуться, ему потребуются сила и поддержка, а пока горечь разлуки точила его изнутри и он чувствовал себя опустошенным и усталым. Марк тоже узнает о страшных событиях в Риме и не бросится на тщетные поиски по истечении срока службы. Вот только утешение это было слабое. Как никогда прежде Юлию не хватало друга.
Сотни других, столь же горестных мыслей терзали его, но Юлий старался гнать их, пока они не пустили ядовитые корни. Жизнь перевернулась. Марий не должен был погибнуть. Без него мир опустел.
Через несколько дней трое путников прибыли в шумный портовый городок к западу от Рима. Первым, после того как они привязали лошадей к столбу возле постоялого двора и спешились, заговорил Тубрук.
– Здесь флаги трех легионов. Тебя, с твоими бумагами, могут принять в любой из них. Один стоит в Греции, другой – в Египте, а третий – неподалеку, на севере.
Тубрук говорил уверенно, и было ясно, что управление поместьем не мешало ему оставаться в курсе дел республики.
Между тем Юлий чувствовал себя в порту неуютно, но и спешить с важным решением не стоило. Сулла мог передумать в любой момент и отправить вооруженных людей с заданием убить их или вернуть в Рим.
Впрочем, особо ценных советов Тубрук дать не мог. Да, он узнал знамена легионов, но его сведения о них устарели лет на пятнадцать. Юлия раздражало, что в таком серьезном вопросе придется положиться на волю случая. Ближайшие два года он проведет в легионе, выбранном наугад.
– Лично мне нравится Египет, – задумчиво глядя на море, изрек Кабера. – Давно уж отряхнул я его пыль со своих сандалий. – Здесь и сейчас будущее менялось для них троих. Немногие сталкиваются со столь простым выбором, или, может быть, многие его и вовсе не замечают. Египет, Греция или север? Каждый путь был по-своему заманчив. Но пусть парень решает сам. В Египте, по крайней мере, жарко.