– А завязывать не будешь? – спросила Клодия, вставая.
Повитуха отрицательно покачала головой, очищая кожу новорожденной от крови и пленок.
– Лучше прижечь. Поспеши, у меня уже коленки болят.
С последними схватками Корнелия извергла скользкую массу темной жижи и плоти, издав мучительный вскрик. Повитуха жестом велела Аврелии убрать послед. Хозяйка мгновенно повиновалась. Она была непривычно счастлива и пыталась осознать случившееся. У нее родилась внучка… Аврелия украдкой взглянула на свои руки и удовлетворенно отметила, что дрожи нет.
Отчаянный крик ребенка прорезал тишину, и все женщины заулыбались. Повитуха проверила легкие, проворно и умело переворачивая тельце в руках.
– Прекрасная девочка. Немножко синяя, но уже розовеет. Сейчас волосики темные, однако будут светлыми, как у матери. Замечательный ребенок. Пеленки у вас есть?
Аврелия передала ей пеленки. Вернулась Клодия и принесла в железных щипцах горящий уголек. Повитуха прижала его к тому месту, где перерезала пуповину. Раздались шипение и отчаянный вопль. Женщины сгрудились вокруг девочки и туго запеленали тельце, оставив свободной только головку.
– Имя ты уже выбрала? – спросила повитуха у Корнелии.
– Если бы родился мальчик, я назвала бы его Юлием, по имени отца. Я всегда думала, что будет мальчик.
Повитуха, держа девочку на руках, смотрела на бледное лицо измученной матери.
– У тебя куча времени, чтобы выбрать имя… Отведите Корнелию в постель, пусть отдыхает, а я пока соберу свои вещи.
Внезапно до слуха женщин донеслись тяжелые удары – кто-то колотил кулаком в ворота поместья.
– Обычно ворота открывает Тубрук, – сказала Аврелия. – Но ведь он уехал…
– Всего на несколько недель, госпожа, – быстро заметила Клодия, чувствуя себя виноватой. – Он сказал, что не может больше откладывать какие-то дела.
Аврелия медленно и осторожно вышла в передний двор, щурясь от яркого солнца. Двое слуг терпеливо ждали у ворот – они знали, что лучше не открывать их без разрешения хозяйки, кто бы ни приехал. Это правило ввел Тубрук еще в годы службы. Он заботился о безопасности дома, однако уехал, хотя обещал Аврелии, что никогда не покинет ее.
Женщина постаралась успокоиться, осмотрела себя и заметила на рукаве пятнышко крови. Правая рука слегка дрожала, и Аврелия прижала ее к животу левой ладонью, чтобы унять волнение.
– Открывай ворота!.. – раздался мужской голос с улицы, и по створкам снова забарабанили кулаком.
Аврелия жестом велела слугам отворять; они вытащили заборный брус и распахнули ворота. Оба были вооружены – еще одно правило, на котором настоял Тубрук.
Во двор въехали трое верховых в сверкающих доспехах и шлемах с плюмажами. Одеты как на парад, подумала Аврелия, чувствуя холодок в груди.
Почему с ней нет Тубрука? Он гораздо лучше ее умеет обходиться с подобными визитерами…
Один из нежданных гостей спешился, двигаясь легко и уверенно. Держа поводья одной рукой, другой он протянул Аврелии свиток пергамента с восковой печатью. Она приняла послание и посмотрела в лицо воину. Солдат понял, что хозяйка ждет объяснений, и щелкнул подошвами сандалий.
– Приказ, госпожа. От нашего повелителя – диктатора Рима.
Аврелия молчала, сжав ладонью левой руки кисть правой, в которой находилось послание, с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Здесь находится твоя невестка, и Сулла приказывает ей немедленно приехать к нему в город, – продолжал солдат, поняв, что Аврелия не собирается распечатывать свиток.
Уняв дрожь, Аврелия заговорила:
– Она только что родила и не может ехать. Возвращайтесь через три дня, я подготовлю ее к поездке.
Лицо солдата посуровело, он начинал терять терпение. Кем воображает себя эта женщина?..
– Госпожа, Сулла приказал ей явиться, и она поедет, хотите вы того или нет. Я подожду здесь несколько минут. Не заставляйте нас уводить ее силой.
Аврелия побледнела:
– А как же… как же ребенок?
Солдат захлопал глазами. В приказе о ребенке ничего не говорилось, но, если хочешь сделать карьеру, нельзя разочаровывать диктатора Рима.
– Ребенка тоже возьмем. Приготовьте в дорогу и его.
Тут лицо легионера смягчилось. От доброго отношения вреда никому не будет, а эти женщины такие хрупкие.
– Если у вас имеется повозка и лошади, можете запрягать, только побыстрее. Пусть едут в повозке.
Аврелия молча повернулась и ушла в дом. Солдат, подняв брови, обменялся взглядами со своими товарищами.
– Интересно, чего он хочет от этой женщины.
– Думаю, смотря кто отец ребенка, – ответил один из верховых, многозначительно подмигивая.
Тубрук опустился в кресло, принял предложенный кубок с вином и поблагодарил наклоном головы. Человек, сидевший напротив, был его ровесником. Они дружили уже лет тридцать.
– Все никак не могу смириться с тем, что уже не молод, – сказал Ферк, грустно улыбаясь. – У меня в доме полно зеркал, и каждый раз, проходя мимо, я с удивлением вижу старика, который таращится на меня оттуда. Тело слабеет, но разум остается сравнительно живым.
– Я тоже считаю, что мы не старики, – согласился Тубрук, стараясь расслабиться и насладиться беседой с другом.
– Правда? А ведь многие из тех, кого мы знали, покинули этот мир. Недуг унес Рапаса, а это был самый могучий из людей, каких я встречал. Представь себе, в конце его сын на плече выносил отца во двор на солнышко. Ты можешь вообразить этого быка на чьем-нибудь плече? Даже на плече собственного сына? Ужасная штука – старость.
– У тебя есть Илита и дочери. Она от тебя еще не сбежала? – пробурчал Тубрук.
Его приятель фыркнул в кубок с вином.
– Еще нет, хотя постоянно грозится, как и все эти годы. По правде сказать, тебе тоже нужна хорошая женщина… Хорошая женщина прекрасно отгоняет старость, поверь мне. А по ночам греет тебе ноги.
– Я стараюсь обрести новую любовь, – ответил Тубрук. – Но как найти ту, что захочет связать свою жизнь с моей? Нет, моя семья – поместье хозяина. О другой я и не мечтаю.
Ферк покивал головой; он заметил, что друг напряжен и явно чем-то озабочен.
Хозяин дома решил подождать, пока гладиатор сам не заговорит о цели своего внезапного визита. Он знал Тубрука очень хорошо и не хотел его торопить. Знал Ферк и то, что откликнется на любую просьбу о помощи. Дело в том, что он очень любил и уважал бывшего гладиатора. В нем была та внутренняя сила, которую Ферк очень редко встречал в людях.
В уме он подсчитал свои капиталы и наличные средства в золоте. Если речь пойдет о деньгах, то у него есть сбережения и долги, возврата которых можно немедленно потребовать.
– Как идут дела? – поинтересовался Тубрук, попав в унисон с размышлениями товарища.
Ферк пожал плечами, потом не спеша ответил:
– Деньги у меня есть. Ты же знаешь, Риму всегда нужны рабы.
Тубрук пристально смотрел на человека, некогда продавшего его в школу гладиаторов. Даже в то время молодой раб из каменоломен, ничего не знавший ни о мире, ни о жизни, ни о предстоящем обучении, видел, что Ферк никогда не проявлял жестокости к тем, кого покупал и перепродавал. Он помнил свое отчаяние в ночь перед отправкой в гладиаторскую школу и желание покончить жизнь самоубийством. Тогда Ферк, делавший обход, подошел и сказал, что если у него есть сердце, воля и сила, то он выкупится на свободу и большая часть жизни еще будет впереди.
– В тот день я приду и убью тебя, – сказал тогда Тубрук работорговцу.
Ферк долго смотрел на молодого раба, прежде чем произнес:
– Надеюсь, ты передумаешь и предложишь мне распить кувшин вина.
Тубрук не нашелся, что ответить, но позже часто вспоминал эти слова. Приятно было сознавать, что наступит момент, когда ты станешь свободным, сядешь на солнышке и станешь пить вино – вольный человек, сам себе хозяин.
В тот день, когда он внес за себя выкуп, Тубрук пошел по городу, отыскал дом Ферка и поставил на стол амфору с вином. Ферк достал два кубка, и дружба их началась без привкуса горечи.
Если Тубрук и доверял кому за пределами поместья Юлиев, так это бывшему хозяину, однако пока что гладиатор молчал, еще раз обдумывая план, который сложился в его голове после разговора с Клодией. Верно ли, что нет другого пути? Весь замысел вызывал у него отвращение, но если надо умереть ради Корнелии, то он, не раздумывая, сделает это.
Ферк встал и взял Тубрука за руку:
– Ты в беде, мой друг. Говори, чем помочь.
Они смотрели в глаза друг другу, и прошлое вставало перед ними.
– Могу я доверить тебе свою жизнь? – спросил Тубрук.
Ферк в ответ крепче сжал его руку, потом сел на место.
– Можешь не спрашивать. Не найди ты повитуху, моя дочь умерла бы. И сам я погиб бы от рук тех бандитов, если бы не ты… Я должен тебе столько, что никогда не расквитаюсь с долгом. Говори.
Приняв решение, Тубрук глубоко вздохнул.
– Я хочу, чтобы ты снова продал меня в рабство. В дом Суллы, – спокойно сказал он.
Юлий едва ощущал, как пальцы Каберы приподнимают его веки. Мир то покрывался мраком, то начинал сверкать, голова раскалывалась, а перед глазами плавал красный туман.
Голос Каберы доносился откуда-то издалека, и Юлий сердился на лекаря за то, что он нарушает темноту и покой.
– Плохо у него с глазами, – сказал кто-то.
Гадитик?..
Имя ничего не говорило Юлию, но голос был знакомый. А отец здесь? Мелькнуло смутное воспоминание: Рений ранил его на тренировке, и он лежит в постели. А где остальные? Все еще бьются на стенах с восставшими рабами?..
Он слабо дернулся и почувствовал чьи-то руки, которые удерживали его на месте. Юлий пытался заговорить, но голос ему не повиновался, и вместо слов с губ сорвалось что-то бессвязное, похожее на мычание умирающего быка.
– Плохой знак, – донесся голос Каберы. – Зрачки разного размера, он меня не видит. Левый глаз наполнен кровью, хотя через несколько недель это пройдет. Смотри, какой красный. Ты меня слышишь, Юлий? Гай?..