Сзади зашуршали камни. Это вернулся тоблакай с добычей. Он бросил на плоский белый камень несколько крупных мертвых ящериц.
— Буря прекратилась, вся живность повылезала, — сказал юный великан. — На сегодня у нас есть достойная еда.
Тоблакай заметно успокоился. Прежнее нетерпение оставило его, чему Леом был только рад. Правда, настоящая причина скрывалась в скудной пище. Он вспомнил, как несколько дней назад, когда вихрь Дриджны закружился с новой силой, тоблакай сокрушенно сказал: «Подождем, пока Клобук не явится за нами».
Леому было нечем поддержать соратника. Его собственная вера пошатнулась. Запеленатое тело Шаик до сих пор лежало между развалинами сторожевых башен. За эти дни тело пророчицы усохло. Буря с ее ветром и песком быстро истрепала ткань савана, и теперь оттуда проглядывали костлявые руки и ноги Шаик. Ветер трепал ее волосы, которые еще продолжали расти.
И вот наступила перемена. Вихрь Дриджны затих, однако пустыня еще не скоро примет свой прежний вид. Никто не знает, сколько времени мельчайший песок будет висеть в воздухе.
Тоблакай усмотрел в этом смерть вихря Дриджны. Убийство Шаик вызвало продолжительный гнев богини. Он взметнул пустыню. Но если мятеж и накрывал своим кровавым плащом города континента, сердце его было мертво. Армии Дриджны были шевелящимися конечностями трупа.
Леом, разум которого от голода наполнился всевозможными видениями (в основном бредовыми и бессмысленными), постепенно склонялся к той же точке зрения.
И все же…
— Пища придаст нам силы, — сказал тоблакай. — А силы нам нужны. Думаю, ты спорить не будешь.
«Нужны, чтобы уйти отсюда, — мысленно дополнил его Леом. — И куда мы пойдем? К оазису в самом сердце Рараку, где по-прежнему армия ждет своего главнокомандующего, не зная, что Шаик мертва? Неужели мы явимся вестниками трагической неудачи? А может, нам туда не ходить? Отправимся в соседний Панпотеун-одхан, потом в Эрлитан. Растворимся в безвестности».
Воин повернулся. Взгляд его некоторое время блуждал, пока не остановился на книге Дриджны. Песчаная буря не причинила ей ни малейшего вреда; даже пыль, проникающая повсюду, пощадила ее страницы.
«Книга хранит силу. Неиссякаемую. И когда я гляжу на ее переплет, то понимаю, что не имею права отступать…»
Он еще раз напомнил себе слова последнего пророчества Шаик: «С мечом в руке и безрукой мудростью. Юная, хотя и старая. Одна жизнь прожита целиком, другая не завершена. Она вернется… обновленной».
Неужели глубочайшие истины этого пророчества так и не раскроются ему? Или воображение, верно служившее в прошлом, теперь его подвело?
Тоблакай присел на корточки перед убитыми ящерицами, перевернул одну из них на спину и приготовился полоснуть ножом по ее брюху.
— Я бы отправился на запад, в Джаг-одхан, — сказал он. Леом поглядел на него.
«Понимаю, почему ты хочешь в Джаг-одхан. Там ты встретишь других великанов: полуджагатов, треллей. И тебе будет не хуже, чем на Генабакисе».
— Наше ожидание еще не кончилось, — напомнил он тоблакаю.
Великан усмехнулся, запустил пальцы в распоротое брюхо и вытащил скользкий комок внутренностей.
— Самка. Говорят, их внутренности хорошо помогают при горячке.
— У меня нет горячки.
Великан промолчал, однако Леом понял, что одной заботой у него стало больше. Тоблакай принял решение.
— Возьми с собой всю добычу, — сказал он великану. — Тебе пища нужнее, чем мне.
— Не шути, Леом. Ты просто не видишь себя со стороны. От тебя остались кожа да кости. Свои мышцы ты съел. Когда я гляжу на тебя, то под кожей просвечивает череп.
— Как бы там ни было, мой разум сохраняет ясность.
Тоблакай коротко рассмеялся.
— По-настоящему здоровый человек не стал бы говорить об этом с такой уверенностью. Разве ты забыл главную тайну Рараку? Безумие — одно из состояний ума.
— Это не тайна Рараку, а древнее сочинение под названием «Болтовня дурака», — возразил ему Леом.
В жарком, неподвижном воздухе что-то разительно переменилось. Сердце Леома начало колотиться быстрее.
Тоблакай выпрямился. Его могучие руки были перепачканы кровью ящерицы.
Оба, не сговариваясь, повернулись лицом к разрушенным башням. За белым саваном тела Шаик мелькнуло что-то черное. Вокруг столбов закружилась потревоженная пыль. В ней Драгоценными камнями замелькали искры.
— Что там происходит? — спросил тоблакай.
Леом кивком головы указал ему на священную книгу. Ее переплет блестел, словно книга вспотела. Воин шагнул к воротам.
Из-за пыльной завесы появилось двое путников. Они еле-еле брели, обнимая друг друга за плечи. Незнакомцы направлялись к телу Шаик.
«С мечом в руке и безрукой мудростью…»
Один из путников был стариком, другая — совсем молодой женщиной. Сердце так и прыгало в груди Леома. Он не сводил с нее глаз.
«Как она похожа на Шаик. От нее исходит нечто темное и угрожающее. Боль, из которой рождается гнев».
За спиной Леома загрохотали камни. Он обернулся и увидел коленопреклоненного тоблакая. Великан стоял, склонив голову.
Незнакомка вначале остановилась у савана с телом Шаик, затем подняла голову, заметив Леома и стоящего на коленях великана. Она замерла над телом пророчицы, а ее черные волосы поднялись, как бывает в грозу.
«Она моложе Шаик. Но внутри исполнена такого же огня. Как же я мог позволить себе усомниться?»
Леом опустился на одно колено.
— Ты возродилась, — сказал он.
Женщина негромко, но торжествующе засмеялась.
— Как видишь.
Леом заметил, что старик едва держится на ногах, а его одежда истлела до жалких лохмотьев.
— Помоги мне, — велела женщина, кивком головы указывая на своего спутника. — Только берегитесь его рук.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯВрата Смерти
Кольтен привык нестись вперед,
Но по пустыне он ползет —
Велик обоз, что он ведет
По выжженным пескам.
Собачья упряжка — Кольтена обуза,
Не сбросить и части проклятого груза.
Рычат собаки и скулят,
Куснуть Кольтена норовят
И словно не видят кровавый ад
Пустыни страшной этой.
Собачья упряжка — Кольтена обуза,
Не сбросить и часть проклятого груза.
ГЛАВА 15
В мире смертных за идущим богом тянутся кровавые следы.
— А-а, собачья упряжка! — рявкнул матрос.
Голос у него был под стать спертому воздуху в трюме.
— Теперь эти слова превратились в проклятие, какого не пожелаешь даже врагу. Сколько их там, голодающих беженцев? Тридцать тысяч? Сорок? И конечно же, громче всех в этой ораве вопит знать. Бьюсь об заклад: Кольтен либо бросит их дожидаться Клобука, либо сам сгинет вместе с ними.
Калам молча водил ладонью по влажной обшивке трюма. Опять где-то течь! Назовите корабль «Затычкой», и он стократно оправдает свое название.
— Кольтен и не такое переживал, — сказал он матросу.
Тот скинул со спины тюк и выпрямился.
— Полюбуйся на это добро. Нравится? Все это забили в трюмы раньше, чем запасы воды и провианта. Корболо Дэм переметнулся к мятежникам, соединился с армией Камиста Рело. Сколько там солдат? Пятьдесят или шестьдесят тысяч. Теперь ему прямая дорога к берегам Ватара. Встанет там и еще племенами заслонится. Тогда уж виканскому псу точно конец.
Матрос постучал по обшитым парусиной ящикам.
— Тяжеленькие, будто золотом набиты… Думаю, так оно и есть. Не все слухи пустые. Аренский прыщ… здешний Железный кулак… он держит нос по ветру. Гляди: везде его печати. Торопится вывезти нахапанное… А иначе зачем бы с нами плыть имперскому казначею Арена?
— Может, оно и так, — равнодушно отозвался Калам, пытаясь найти себе место посуше.
— Я так понимаю: тебя на корабль конопатчик пристроил? Верно? Говорил: надо помочь человеку — местная баба его вконец задолбала. Рад поди, что концы обрубаешь? Так оно всегда. Только тесно здесь будет. Казначей с охраной да еще два надушенных хлыща.
— А эти еще откуда? — насторожился Калам.
— Один поднялся на борт только что. Внешне не прискребешься: учтивый, манеры так и прут. Но, как говорят, сколько розового масла в задницу не лей… Думаю, ты меня понял.
Калам усмехнулся.
«Не совсем, соленая ты душа, но кое о чем догадываюсь».
— Ну а второй что за гусь будет? — спросил он матроса.
— Скорее всего, той же породы. Я его даже и не видел. Поднялся на борт вместе с капитаном. Говорят, местных кровей. Может, ребята и врут. Мы-то сами в аренской кутузке сидели. Ну и порядочки у них. Не успели на берег сойти — караульные обступили. Скажи им то, скажи им это. Нашим обидно стало… поперли на них… Если б не капитан, нам бы сейчас каторжные работы светили за нападение на солдат доблестной малазанской армии.
— Где стояли в последний раз перед Ареном?
— В Фаларе. Красотки там, доложу тебе! Рыжие, рослые, как рот раскроют — такого наслушаешься. Да, веселое у нас там было времечко!
— А что привезли сюда?
— Оружие. Теперь будет валяться в здешнем арсенале, ждать, пока Тавора приплывет со своей флотилией. Нагрузили нас по самое пузо. Так из Анты и перли. Прибыльное это дельце — оружие возить.
— Смотрю, кораблю даже не дали постоять для толковой починки.
— А когда у них находится время? Спешка. Ты уж сделай, что сможешь.
Калам выпрямился, повернувшись лицом к матросу. Тусклый фонарь едва освещал его лицо.
— Извини, приятель, но ты меня спутал. Я вовсе не из тех, кого нанял конопатчик.
Матрос почесал затылок.
— А тогда кто?
Калам обтер руки о свой плащ.
— Я — второй надушенный хлыщ.