Фелисина резко остановилась.
— Да что ты вообще знаешь? — почти прошипела она, дрожа от ярости. — Думаешь, я боюсь мужчин? Боюсь того, что они могут со мной сделать? И конечно, ты думаешь, что успел меня изучить? Может, еще начнешь утверждать, будто знаешь мои мысли и чувства? Ты просто высокомерный идиот, Геборий!
Смех старика ударил ее наотмашь, заставив замолчать.
— Милая девочка, а зачем тогда я тебе нужен? В качестве говорящей зверюшки, чтобы развлекать тебя беседами? Может, прикажешь вырвать мне язык? Вот тогда я точно превращусь для тебя в слепую, безгласную скотину.
— Перестань, Геборий, — уже без раздражения попросила Фелисина. Она вдруг почувствовала, что их разговор отнял у нее силы. — Если когда-нибудь мы научимся понимать друг друга, нам не понадобятся слова. Наши языки умеют разить острее мечей. Так давай уберем их в ножны. К чему нам раны?
Геборий запрокинул голову.
«Как быстро он перенял эту манеру, свойственную многим слепым».
— Последний вопрос. Скажи, зачем я тебе нужен?
Фелисина подыскивала слова, не зная, как он отнесется к правде. Лгать старику ей не хотелось. «Совсем недавно я бы без раздумий бросила тебя одного среди пустыни».
— Потому что рядом со мной ты останешься в живых, Геборий. Достаточно, что я прогнала Бодэна.
Не опуская головы, Геборий вытер пыльный лоб.
— Думаю, мы с тобой все-таки научимся понимать друг друга.
К каналу вели широкие каменные ступени. Их было более сотни. На дне высохшего русла виднелась каменная стена с выступами для закрепления шатровой ткани. Чувствовалось, стену сложили гораздо позже, когда Рараку перестала быть морем. Такие же камни окружали закопченный очаг.
Дурные предчувствия Леома оправдались: кто-то успел разграбить тайник с провизией. Рядом валялась груда вывороченных камней. Но крик тоблакая был вызван совсем не этим. На земле валялись семь наполовину съеденных трупов, густо усеянных мухами. Их убили всего несколько часов назад; кровь на тонком белом песке еще не успела застыть. Неподвижный воздух был до предела пропитан невыразимым зловонием.
Ступени запечатлели следы звериных лап, перепачканных в человеческой крови. Следы вели вверх. Леом долго разглядывал их, присев на корточки, затем повернулся к тоблакаю.
— Если собрался его преследовать, тут я тебе не помощник.
Великан щелкнул зубами.
— Я и не просил о помощи.
Тоблакай сбросил на песок бурдюк с водой, подстилку, затем достал свой деревянный меч. Он легко, словно прутиком, поигрывал этим увесистым оружием.
Вопреки недавнему требованию молчать Геборий все же спросил его:
— Собрался выследить и убить странствующего? Если в твоем племени все столь же глупы, как ты, можно считать, что ты почти прожил свою жизнь. Но я не стану скорбеть о твоей гибели.
Тоблакай, памятуя данное обещание, не ответил Геборию. Великан зловеще улыбнулся и сказал, поворачиваясь к Леому:
— Я — мститель Рараку, карающий тех, кто вторгается в пределы священной пустыни.
— Если это так, тогда отомсти за моих соплеменников, — сказал ему воин пустыни.
Перепрыгивая через три ступени, тоблакай стал подниматься вверх. Он, не останавливаясь, добрался до самого верха. Там он ненадолго замер, изучая следы, потом скрылся из виду.
— Странствующий убьет его, — сказал Геборий.
Леом спокойно пожал плечами.
— Возможно. Правда, Шаик заглядывала далеко в его будущее.
— И что она увидела?
— Пророчица редко говорила о своих видениях. Помню только, что будущее тоблакая повергло ее в ужас.
— Пророчица Дриджны могла ужасаться? — удивилась Фелисина.
Лицо Гебория напряглось. Он словно услышал подтверждения собственных ощущений, связанных с будущим.
— Леом, расскажи мне о других ее видениях.
Леом стаскивал обезображенные трупы в одно место. Услышав просьбу, он поднял голову и взглянул на Фелисину.
— Когда ты откроешь священную книгу, эти видения придут к тебе. Таков дар Дриджны, один из многих.
— Ты что же, предлагаешь мне по пути к оазису совершить этот ритуал?
— Не предлагаю. Ты должна его совершить. Он подтвердит, что ты и в самом деле являешься возрожденной Шаик.
— И как это подтвердится? — спросил Геборий.
— Если она лжет, ритуал погубит ее.
Когда-то этот холм был настоящим островом, и вокруг него плескалось море. Теперь его окружала равнина с глинистой, растрескавшейся землей. Еще сохранились серые пни, к которым привязывали лодки. Были причалы и посолиднее. Они тянулись вдоль тогдашней береговой линии. В давние времена пространство под причалами забивалось разным мусором, бросаемым с кораблей. Мусор давно успел окаменеть, но даже и сейчас в его потемневших слоях кое-где поблескивала рыбья чешуя.
Примостившись возле Скрипача, Маппо следил за Икарием, поднимавшимся по хлипким остаткам волнолома. Позади трелля, в окружении стреноженных лошадей, стоял Крокус. Все это время он был непривычно молчалив. Движения его стали более скупыми, будто парень принял на себя некий странный обет. Сам того не осознавая, Крокус все больше подражал Икарию, его жестам и манере говорить. Маппо это не радовало, но и не огорчало. Он знал об этой особенности своего друга, хотя тот никого не старался расположить к себе.
«Лучше бы парень подражал Скрипачу, — думал Маппо. — Этот солдат — удивительное создание».
— Икарий как будто знает, куда надо лезть, — заметил сапер.
Маппо вздрогнул.
— Значит, наши ощущения совпали, — нехотя признался он.
— Вы уже здесь бывали?
— Я нет, а Икарий… да, он здесь не впервые.
— А сам он как узнает, что уже бывал тут?
Трелль только покачал головой.
«Он не должен этого вспомнить. Раньше он не помнил. Но благословенные преграды забвения рушатся! Повелительница снов, верни Икарию блаженство неведения. Прошу тебя, верни…»
— Полезли и мы, — сказал Скрипач, вставая на ноги.
— Что-то не тянет.
— Как знаешь.
Скрипач полез вслед за полуджагатом, успевшим скрыться в развалинах города, простирающихся за волноломом. Вскоре туда же направился и Крокус. Трелль поморщился.
«Должно быть, я старею, если боюсь, что лишусь рассудка в этих развалинах».
Прежде чем добраться до волнолома, нужно было миновать коварную осыпь, состоящую из обломков дерева, кирпичей, кусков штукатурки и черепков. Одолев половину осыпи, Скрипач остановился. Он протянул руку и вытащил из груды обломков посеревший кусок дерева.
— Гляди-ка, — обратился он к Крокусу. — Дерево превратилось в камень.
— Окаменело, — ответил Крокус. — Помню, дядя рассказывал мне, как все происходит. Дерево пропитывается каменными солями и само становится как камень. Но не за год-два, а за тысячи лет.
— Зато верховный маг, которому доступна магия Пути Дрисса, сотворил бы такое окаменение за считанные секунды.
Маппо, который все-таки присоединился к ним, извлек посудный черепок. Внешне этот черепок небесно-голубого цвета был тонким, как яичная скорлупа, но отличался изрядной прочностью. На черепке сохранился кусочек рисунка: черные с зеленоватым отливом линии изображали туловище. Рисунок был грубым. Скорее всего, его сделала рука человека, поскольку туловище явно было человеческим. Маппо размахнулся и зашвырнул черепок подальше.
— Этот город погиб задолго до того, как исчезло море, — сказал Скрипач, продолжая подъем.
— Откуда ты знаешь? — послышался сзади вопрос Крокуса.
— Здесь все источено и разрушено водой. Волны дырявили эту стену. Век за веком. Не забывай, я вырос в приморском городе. Я видел, на что способна вода. Прежде чем строить новые причалы в Малазе, император приказал вычистить и углубить дно Малазанского залива. Мы бегали смотреть, как из-под воды обнажаются старые волноломы и все прочее.
Скрипач добрался до верха и снова остановился, чтобы передохнуть.
— Тогда-то и стало понятно, что Малаз древнее, чем думали.
— И со временем уровень моря там не опускался, как здесь, а поднимался, — заключил Маппо.
— Ты прав, трелль.
С вершины волнолома открывался вид на разрушенный город. Природная стихия немало потрудилась над ним, однако еще до ее слепых ударов этот город кто-то жестоко разрушил. Почти все здания представляли собой груды обломков — свидетелей чьей-то неимоверной силы и безудержной ярости. Остальное пространство заполняли колючие кустарники. Рядом с ними тянулись вверх кривые узловатые деревья.
Примечательной особенностью этого города было обилие статуй. Когда-то они стояли в промежутках широких колоннад, заполняли ниши едва ли не в каждой стене. Повсюду валялись обломки мраморных тел. Манера изображения была той же, что и на голубом черепке. Фигуры показались треллю слишком уж знакомыми.
«Легенда, которую рассказывали на просторах Джаг-одхана… легенда, слышимая мною от старейшин племени…»
Икарий скрылся из виду.
— Куда дальше? — спросил Скрипач.
На темной коже Маппо проступил пот. Внутри слабо шевельнулось предчувствие. Он шагнул вперед.
— Ты что-то почуял? — допытывался Скрипач. Маппо едва слышал вопрос сапера.
По развалинам было трудно представить себе первоначальный вид города. Но у Маппо имелся свой способ воссоздания. Он дословно помнил легенду, ритм ее повествования. Язык древних треллей был гораздо точнее и емче. Народ, не обладавший письменностью, довел использование слов до невероятного совершенства. Слова передавали числа, измерения, состав и свойства всех вещей. Слова несли в себе тайные карты, точные расстояния, устройство человеческого разума, историю событий, описание городов, континентов и магических Путей.
Племя, которое несколько веков назад приняло к себе Маппо, хранило древние традиции и отвергало все изменения, коснувшиеся жизни треллей. Старейшины племени торопились передать эти традиции Маппо и его сверстникам, чтобы они сохранили удивительную силу слова, силу повествования, силу памяти.
Маппо знал, куда отправился Икарий и