Старик сложил ладони.
— В их рядах нет единства. Каждый сам по себе. Путь Рук… победителю он обещает место среди Властителей. Правда, это только мои догадки.
Скрипач, забыв о фруктах, медленно втягивал в себя воздух.
— Властительство означает силу. А сила дает власть. Он посмотрел в янтарные глаза жреца.
— Если какой-нибудь странствующий или дивер достигнет состояния Властителя…
— Да, солдат, он получит власть над подобными себе. Но и последствия его тоже не обойдут. Пустыня, друг мой, никогда не была безопасным местом. Однако через несколько месяцев она превратится в бурлящий котел, и все нынешние ужасы покажутся детской забавой. Это я тебе говорю с полной уверенностью.
— Спасибо вам за предостережение.
— Чувствую, мои слова все равно не остановят тебя.
— Думаю, что нет.
— В таком случае мне остается хоть как-то обезопасить твой путь. Капитан, ты не сходишь за моим ларцом?
Капитан молча поднялся и вышел.
— Если солдат, объявленный изменником, возвращается в самое сердце империи, где его ждет верная смерть… должно быть, у тебя на то есть очень серьезные причины.
Скрипач сжался.
— В Семиградии помнят «сжигателей мостов». Их проклинают, но ими же и восхищаются. Вас считают достойными солдатами, которым пришлось участвовать в грязной войне. Говорят, ваш полк прошел закалку в аду священной пустыни Рараку, преследуя фалахадских магов. Мне очень бы хотелось услышать рассказ об этом. Я превратил бы его в балладу.
У Скрипача округлились глаза. Магия странников духа передавалась через пение. Других ритуалов у них не было. Хотя таноанские баллады не предназначались для войны, они несли в себе громадную магическую силу. Еще неизвестно, как такая баллада отозвалась бы на участи «сжигателей мостов».
Похоже, таноанский жрец прочел мысли сапера.
— Пока никто не пытался сложить такую балладу. Наши песнопения помогают восхождению. Но чтобы целый полк примкнул к сонму Властителей? Воистину вопрос, заслуживающий ответа.
— Будь у меня побольше времени, я бы рассказал вам всю эту историю.
— Мне понадобится всего лишь мгновение.
— Я что-то не понимаю вас, — вздохнул Скрипач.
Старый жрец протянул к нему морщинистую руку с длинными пальцами.
— Достаточно, если ты позволишь мне дотронуться до тебя. Я все узнаю и без твоего рассказа.
Скрипач отпрянул.
— Должно быть, ты боишься, что я небрежно обойдусь с твоими тайнами?
— Я боюсь другого. Мои тайны только добавят вам бед. Не все, что я делал, достойно баллады.
Старик запрокинул голову и рассмеялся.
— Если бы все твои поступки были достойны баллады, я бы охотно отдал тебе эти одежды, солдат. Вижу, просьба моя была неуместна. Прости меня.
Вернулся капитан Турква, неся деревянную шкатулку. Он молча поставил ее перед хозяином. Жрец откинул крышку и достал белую витую раковину.
— Когда-то Рараку была дном моря, — сказал он. — Такие раковины и сейчас можно найти в священной пустыне, если знать местонахождение прежних берегов. Поднеси ее к уху — и ты услышишь неумолчную песнь исчезнувшего моря. Но к ней можно добавить и другие песни.
Жрец пристально поглядел на Скрипача.
— Я говорю о своих песнях силы. Прими этот дар в знак благодарности за спасение жизни и чести моих внучек.
Скрипач с поклоном взял протянутую ему раковину.
— Благодарю вас, странник духа. Ваш дар даст мне защиту?
— В какой-то степени — да, — с улыбкой ответил жрец и вновь сел. — Не смеем больше тебя задерживать, «сжигатель мостов».
Сапер быстро встал.
— Капитан тебя проводит.
Старый жрец опустил руку на плечо гостя.
— Еще раз прими благодарность от Кимлока, одного из странников духа.
Выйдя в прохладу сада, Скрипач рукавом отер изрядно вспотевший лоб.
— Кимлок, — прошептал он. — Надо же!
— Ты был его первым гостем за эти одиннадцать лет, — сообщил капитан Турква. — Теперь тебе понятно, какой чести ты удостоился, «сжигатель мостов»?
— Мне понятно, насколько он дорожит своими внучками, — ответил Скрипач. — Ты говоришь — одиннадцать лет? Выходит, тогда у него в гостях был…
— Железный кулак Дуджек.
— Дуджек тогда вел переговоры о капитуляции Каракаранга, священного города таноанцев. Кимлок, насколько помню, заявлял, что способен уничтожить малазанскую армию. Полностью, до последнего солдата. Однако он капитулировал, и с тех пор его имя треплют как образец пустых угроз.
— Это малазанцы так считают, — недовольно бросил ему Турква. — Кимлок открыл городские ворота, поскольку человеческая жизнь для него дороже всего. Он верно оценил могущество вашей империи и понял, что малазанцы не дорожат жизнью своих солдат. Им ничего бы не стоило погубить несколько тысяч и взять Каракаранг.
— Твой хозяин поступил мудро. Он правильно понял принцип империи: получать желаемое любой ценой. Даже если бы пришлось вводить в Каракаранг войска тлан-имасов. Они бы и там учинили то, что сделали в Арене. Сомневаюсь, чтобы магия помогла Кимлоку остановить тлан-имасов.
Капитан открыл садовую калитку. В темных глазах ветерана мелькнула давняя боль.
— Жаль, что в Арене не было своего Кимлока. Бойня, устроенная там тлан-имасами, показала нам все безумие империи.
— Случившееся во время Аренского мятежа было досадной ошибкой, — сердито возразил Скрипач. — Логросские тлан-имасы действовали самовольно.
Турква лишь горестно улыбнулся и махнул рукой в сторону улицы.
— Что теперь говорить о прошлом? Ступай с миром, «сжигатель мостов».
Рассерженный Скрипач зашагал прочь.
Едва скрипнула дверь, Моби, вереща и хлопая крыльями, устремился навстречу своему любимцу. Он ударился Скрипачу в грудь и вознамерился вцепиться ему в шею. Сапер молча смахнул крылатую обезьянку, затем закрыл дверь.
— Я уже начал беспокоиться, — проворчал Калам с другого конца узкой комнатенки.
— Пришлось подзадержаться, — коротко объяснил Скрипач.
— Надеюсь, без приключений?
Вместо ответа сапер пожал плечами. Он сбросил белый плащ, оставшись в кольчужной рубахе.
— А где остальные? — спросил он.
— В саду, — усмехнулся Калам.
Скрипач ненадолго остановился возле своего заплечного мешка. Подарок таноанского жреца он завернул в смену белья и запихнул на самое дно.
Калам подал ему кружку с разбавленным вином, потом налил и себе.
— Ну как?
— Как в «шипучке» перед взрывом. — Скрипач залпом осушил половину кружки. — Стены изрисованы вдоль и поперек. Думаю, еще неделя — и здесь все станет красным от крови.
— У нас есть лошади, мулы и припасы. К тому времени мы уже будем далеко отсюда. В пустыне куда безопаснее.
Скрипач смотрел на темное, чем-то похожее на медвежью морду, лицо Калама. В комнатке было сумрачно — окошко из предосторожности занавесили тряпкой. На щербатом столе лежало оружие ассасина и точильный камень.
— Кто его знает, где сейчас безопаснее, — сказал сапер.
— На стенах есть изображения рук? — спросил Калам.
— Значит, ты их тоже заметил?
— Еще бы! Призывы к восстанию, места встреч, ритуалы Откровения — мне все это знакомо. Я тебе прочту и растолкую любую картинку. Но вот отпечатки рук — здесь совсем другое дело.
Калам наклонился, взял в руку по кинжалу и скрестил их голубоватые лезвия.
— Отпечатки рук указывают направление. На юг.
— Панпотсун-одхан. Там должно произойти слияние.
Ассасин молча разглядывал свое оружие.
— Новый слух?
— Говорят, это пророчество Кимлока.
— Кимлок, — с шипением повторил Калам. — Он что, в городе?
— Никто толком не знает, — уклончиво ответил Скрипач, допивая вино.
Если только ассасин узнает о его приключениях и, главное, о встрече с Кимлоком — старику конец. И всем в том доме — тоже. В таких делах Калам хладнокровен и беспощаден.
«Нет, Калам, про Кимлока я тебе ничего не скажу. Пусть это будет еще одной моей услугой старику».
В коридоре послышались шаги Крокуса.
— Темно у вас, как в пещере, — посетовал он, входя в комнатку.
— Где Апсалара? — спросил Скрипач.
— В саду осталась, где ж еще?
Сапер мысленно одернул себя. Он никак не мог избавиться от воспоминаний прошлого.
«Когда девчонка пропадала из виду, это всегда предвещало какую-нибудь беду, — думал он, мысленно рассуждая сам с собой. — Я постоянно озирался — не появится ли она у меня за спиной. До сих пор трудно поверить, что Апсалара не имеет ничего общего с той хладнокровной убийцей. Но если Котиллион вдруг опять возымеет над нею власть, она с прежним хладнокровием перережет нам глотки».
Вздохнув, Скрипач принялся растирать затекшую шею.
Крокус плюхнулся на стул и потянулся к кувшину.
— Мы устали ждать, — заявил парень. — Если так уж нужно пересечь эту проклятую пустыню, давайте поскорее убираться из Эрлитана. Дышать нечем! У задней стены сада — целая гора разной гнилой дряни. Сточную канаву забило. Крысы там так и пасутся. Ночью спать невозможно. Духота и мухи. Того и гляди, мы здесь чуму подцепим.
— Скорее «синюху».
— Это еще что?
— Болезнь такая. Язык распухает и становится синим, — объяснил Скрипач.
— И чего потом?
— Болтать не сможешь.
Луна еще не успела взойти, и путь к Дженрабу освещали только звезды. На вершину холма вел старый пандус. Местами в нем зияли провалы — каменные глыбы нашли себе применение в других частях города. Из дыр торчали спутанные ветви кустарников, чьи длинные корни уходили глубоко в землю.
Калам осторожно огибал эти дыры, стараясь, чтобы его ненароком не увидели снизу. В Верхнем городе было неестественно тихо. Редкие малазанские караульные чувствовали себя как на кладбище, окруженные сонмами призраков. Чтобы хоть как-то преодолеть гнетущее чувство, они громко стучали коваными сапогами, и потому ассасину удавалось вовремя убраться с их дороги.
Калам дошел до самой вершины, проскользнув между двумя глыбами известняка — остатками внешней дворцовой стены. Над ярко освещенным зданием возвышалась покосившаяся Первая крепость — некогда жилище священного эрлитанского фалахада. Она была похожа на руку со стиснутым кулаком, простертую из догорающего костра. Теперь в крепости дрожал от страха малазанский наместник, не желавший слушать ни возбужденных нашептываний «красных мечей», ни предупреждений малазанских шпионов и местных прихвостней, которых еще не успели разоблачить и убить. Опасаясь за с