— Будем ждать здесь, — объявил Геборий, вытирая пот с широкого лба.
Колени Фелисины уперлись в липкую прохладную глину.
— Ну хорошо, доплывем мы до той пещеры, а потом? — спросила она.
— Пещера соединяется с заброшенным рудником. Его ствол проходит под стеной и за Жучихой поднимается на поверхность. Там для нас оставлен запас пищи и воды. А потом — переход через пустыню.
— В Досин Пали?
Историк почала головой.
— Нет, мы пойдем к западному берегу. Путь туда займет дней десять.
— Но мы же не можем запастись водой на все десять дней.
— Не беспокойся, девочка. В пустыне тоже есть вода. Бодэн знает, где ее искать… Сейчас ты спросишь, что мы будем делать на берегу. Конечно, сначала хорошо бы до него добраться. На берегу нас будет ожидать лодка. Мы поплывем на континент.
— Интересно, кого это так волнует судьба троих каторжников?
Геборий усмехнулся.
— У меня есть старый друг. Это его забота. Чрезмерная, учитывая его собственное положение. Но я не сетую.
— Пелла — его человек?
— Да. Бывают, знаешь ли, странные связи. Друзья чьих-то друзей или чьих-то отцов и дядьев. Кстати, Пелла подал тебе знак, но ты не разгадала смысл. Ему не оставалось иного, как явиться прямо ко мне.
— Я не помню никакого знака.
— Он произнес фразу, принадлежащую Келланведу и записанную тем, кто устроил наш побег. Имя нашего благодетеля — Дюкр.
— Где-то я это имя уже слышала.
— Дюкр — официальный историограф империи. Когда меня судили, он выступил в мою защиту. Потом он сделал все, чтобы попасть в Хиссар.
Геборий качал головой, словно до конца не верил в реальность случившегося.
— Спасать желчного старика, который не единожды ругал его труды, называя их напыщенной ложью… Если я доживу до встречи с Дюкром, то обязательно низко ему поклонюсь и попрошу прощения за все свои гнусности.
Со стороны охваченной пожарами Макушки донеслось странное, пугающее жужжание. Оно становилось все громче. Поверхность Утопки подернулась рябью, словно по озеру били мелкие градины.
— Что это? — спросила Фелисина, сжимаясь в комок.
Геборий прислушался.
— Только их еще не хватало! Это мухи-кровососки. Слетелись в Макушку попировать на трупах, но пожар не дал. А ну-ка, девочка, быстро обмазывайся глиной. Потом и меня обмажешь. Скорее! Каждая секунда дорога!
Фелисина лихорадочно выкапывала глину из-под красноватых стеблей и мазала шею, лицо, руки. Она подвигалась все ближе к кромке озера, пока не уселась в воду.
— Ползи сюда! — крикнула она Геборию. Он подполз ближе.
— Вода тебя не спасет! Кровососки умеют нырять. Выбирайся и хорошенько намажь себе ноги!
— Сначала я намажу тебя, — сказала Фелисина.
Но было слишком поздно. Их окутало жалящим облаком. Кровососки заполнили собой все пространство, изгнав из него даже воздух. Черные точки крошечными стрелами падали в воду. Ноги и бедра Фелисины мгновенно покрылись укусами. Фелисина едва сдерживалась, чтобы не кричать от пронзительной боли.
Геборий оттолкнул ее руки и почти распластался в глине.
— Намазывайся сама! Живее! — крикнул историк.
Этого он мог бы и не говорить: первый же укус отбил у Фелисины всякое желание помогать старику. Она выпрыгнула из воды, набрала полные пригоршни глины и стала намазывать себе ступни, лодыжки, колени и ляжки. Мухи ползали у нее по волосам. Фелисина измазала глиной всю голову. Проклятые мухи успели набиться ей в рот. Фелисина отчаянно плевалась, но жар от нескольких укусов уже разливался по деснам и языку. Обезумев, Фелисина сама начала давить мух зубами, словно ей было мало обжигающей горечи укусов и она хотела отведать горечи мушиных внутренностей. Кровососки роились везде, но страшнее всего было то, что они облепили глаза. Вопя от боли и ужаса, Фелисина отдирала с лица живые комки. Наконец она догадалась покрыть глаза глиной. Стало темно. Ей полегчало, однако, спасая глаза, она забыла про ушные раковины. Мухи, конечно же, обосновались и там. Фелисина запечатала себе уши. К темноте добавилась тишина.
Геборий крепко обхватил ее изуродованными руками и прижал к себе. Его голос доносился откуда-то издалека.
— Все в порядке, девочка. Все кончилось. Успокойся, Фелисина. Не надо кричать. Все кончилось. Слышишь?
Фелисина лежала в камышах, свернувшись калачиком. Острую боль сменила тупая. Все застыло: ноги, туловище, рот, глаза, уши. Не хотелось ни двигаться, ни говорить, ни думать.
— Рой улетает, — продолжал Геборий. — Они не выдержали благословения Фенира. Мы избавились от этих демонов. Протри глаза — и сама увидишь.
Фелисина не шевельнулась. Она ужасно устала. К тому же она боялась, что вместе с движением вернется боль.
— Хватит валяться! — прикрикнул на нее Геборий. — Ты, наверное, не знаешь, что боль от укусов — не самое страшное. Страшнее другое. Кусая тебя, эти мухи тут же откладывают в каждую ранку по яйцу. Личинкам нужна пища, и они начнут питаться твоим телом. Размягчать его особым ядом и пожирать. Ты слышишь меня, девочка? Нужно убить личинки раньше, чем они станут убивать тебя. У меня в поясной сумке есть снадобье, но наносить его тебе придется самой. Безрукий старик тут не помощник.
Фелисина застонала.
— А ну, вставай! — зарычал Геборий.
Как мог, он встряхнул ее, потом лягнул ногой. Бормоча проклятия, Фелисина села.
— Хватит меня пихать! Видишь, я уже сижу?
Слова с трудом выходили из ее распухшего рта.
— Где твоя сумка? — спросила Фелисина.
— Вот она. Да открой же глаза!
Набрякшая кожа вокруг глаз превратила их в две узенькие щелочки. Но даже через них Фелисина разглядела голубоватое сияние, исходящее от узоров татуировки на теле Гебория. Старик ничуть не пострадал.
«Они не выдержали благословения Фенира».
— Скорее, девочка! Яйца вот-вот начнут трескаться, и тогда личинки примутся тебя пожирать. Незаметно. Изнутри… Развязывай сумку! Ищи черный пузырек… Да, этот. Открывай.
Фелисина вынула пробку и сразу же отшатнулась. Снадобье Гебория резко и противно пахло.
— Слушай, что надо делать. Капаешь себе на кончик пальца, затем вдавливаешь каплю в ранку. Со всей силой. Потом снова капаешь и вдавливаешь в другую ранку.
— Я… я не вижу мест укусов на лице и возле глаз.
— Я буду тебе показывать. Торопись.
Вместе со снадобьем Гебория началась новая череда мучений. Зловонная темно-коричневая жидкость (сок какого-то растения) оставляла на коже желтые пятна. Снадобье не убивало личинки, а лишь выталкивало их наружу. Фелисина начала с кожи вокруг глаз. Геборий точно показывал ей, куда вдавливать капельки вонючей жидкости. Освободив глаза, Фелисина занялась ушами. Одурманенные личинки вылезали из ранок. Смазывая видимые ей места, Фелисина представила, что творится у нее возле глаз и в ушах. Изгнание личинок изо рта досталось ей тяжелее всего. Рот свело от нестерпимой горечи, превосходящей горечь мушиного яда. Личинки, словно зернышки, вываливались ей на язык, и Фелисина спешно их выплевывала.
— Надо же, какая досада, — озабоченно проговорил Геборий, оглядывая ее лицо.
Фелисина похолодела.
— Я что, выгнала не всех личинок? Да? Почему ты молчишь? Что мне теперь угрожает? Слепота? Глухота? Ну говори же, Геборий!
Геборий, не переставая качать головой, сел.
— Укусы кровососок… их яд отравляет плоть. Ты поправишься, но на лице останутся отметины. Как после оспы. Особенно возле глаз. Какая досада…
Она едва не расхохоталась ему в лицо. Потом уперлась подбородком в колени и обхватила их руками.
— О чем ты горюешь, старик? Помнишь трупы? Сколько их мы видели, пока шли сюда? А ты про какие-то отметины!
— Да, конечно… Знаешь, обычно кровососки не сбиваются в стаи. Наверное, это из-за пожара. Ты только не переживай. Хороший лекарь, кому доступен высший уровень Деналя… он может убрать все отметины. Мы обязательно найдем тебе лекаря. Клянусь клыками Фенира.
— Меня что-то тошнит.
— Это все из-за зелья. У тебя поди и сердце колотится, и мурашки по телу ползут. Зелье очень ядовито. Если бы ты выпила весь пузырек, то через несколько минут была бы в гостях у Клобука.
Фелисина снова рассмеялась. Ее смех заставил Гебория поежиться.
— А я бы не прочь оказаться по другую сторону ворот Клобука.
Татуировка на теле старика начала меркнуть.
— Должно быть, Фенир очень великодушен.
Геборий покосился на нее.
— Великодушен? Да верховные жрецы Фенира поперхнулись бы от таких слов! Скажешь тоже.
Историк вздохнул.
— Но как ни странно, ты… права.
— Тогда тебе стоило бы отблагодарить своего бога. Сделать жертвоприношение.
— Стоило бы, — буркнул Геборий.
— Я думаю, ты не по доброй воле покинул служение Фениру. Тебя что-то заставило.
Историк молча повернулся в сторону пылающего поселения.
— Сюда скачут всадники.
Фелисина выпрямилась, но головокружение помешало ей встать.
— Наверное, Бенет!
Геборий покачал головой.
Вскоре напротив них остановился отряд малазанских всадников. Его возглавлял капитан Саварк. На щеке капитана темнел широкий шрам от досинской сабли. Мундир был липким от крови. Фелисина сжалась в комок. Немигающие глаза Саварка остановились на ней.
— Когда выберетесь на ту сторону… посмотрите на юг, — сказал капитан.
— Так вы отпускаете нас? — удивился Геборий. — Спасибо, капитан.
— Можешь не благодарить старик, — мрачно ответил Саварк. — Из-за мятежников вроде тебя все и начинается. Я бы с большим удовольствием вздернул тебя на копье.
Он хотел сказать что-то еще, затем опять взглянул на Фелисину и молча развернул коня.
Двое удивленных беглецов смотрели вслед удаляющимся малазанцам. Чутье подсказывало Фелисине: эти люди скачут в бой, где им суждено погибнуть. И Саварку, и Пелле, и всем остальным малазанцам. Потом она посмотрела на Гебория. Тот глядел вдаль, пока силуэт последнего всадника не скрылся за стеною дыма.
Вскоре из камышей вылез Бодэн.