«Вот уж не думал, что щетина Фенира может быть такой черной», — мысленно заключил Кульп.
Маг-безумец и его буря догоняли «Силанду», и, хотя корабль шел куда быстрее незабвенного баркаса, опасность не исчезала.
Кульп подошел к Геборию.
— Это странное море и есть магический Путь вашего бога?
Старик сердито хмыкнул.
— Во-первых, не моего бога. И во-вторых, это не его Путь. Один Клобук знает, в какую бездну мы влетели. Не думаю, что мы сумеем легко и быстро выбраться из этого кошмара.
— Я видел, как вы коснулись «рукой Фенира» раны на бедре Буяна.
— Ну и что? Можете считать, мне повезло. Я вполне мог коснуться раны и другой рукой.
— Но вы хоть что-то почувствовали?
Геборий передернул плечами.
— Тень, мелькнувшую мимо. Думаю, вы тоже ее ощутили?
Кульп кивнул.
— И кто это был, по-вашему? Сам Фенир? — спросил историк.
— Не знаю. Мне думается, что нет. Я ведь плохо разбираюсь в таких вещах. Да и на Буяна эта тень не особо подействовала. Только рана затянулась, больше ничего. Вот уж не думал, что Фенир щедр на подарки.
— А он вовсе не щедр, — проворчал бывший жрец. — Если Фенир что-то и дает, то не задаром.
Фелисина сидела в стороне от остальных. Ее ближайшими соседями были отрезанные головы с открытыми глазами. Но головы не слишком ей мешали. Возможно, они даже не видели Фелисину, ибо все их внимание было сосредоточено на Геслере и костяном свистке. Фелисина вспомнила площадь в Анте и жреца Клобука, состоящего из мух. Тогда она впервые по-настоящему соприкоснулась с магией. До этого были лишь истории про магию и неистовых магов. Взрослые говорили о каких-то войнах на окраинах империи. Там в огне магических пожаров гибли целые города. Но все это оставалось для Фелисины чем-то далеким, не имеющим к ней никакого отношения. А прикосновение настоящей магии оставляло шрамы и чувство полной беззащитности перед силами, с которыми не можешь совладать. И мир сразу становился другим: безрадостным, пугающим, обреченным на гибель. Тот день в Анте изменил место Фелисины в мире, точнее — ее представления о занимаемом месте. Он выбил ее из равновесия, которое так и не восстановилось.
«Возможно, все началось не на площади, а позже. Может, я это ощутила, пока нас гнали на невольничьи корабли. Море лиц. Буря ненависти, волны безумный ярости. Люди почувствовали свободу причинять боль другим и вошли во вкус Обыкновенные люди, которые еще утром были поглощены своими обыкновенными заботами. Может, это их лица, а вовсе не жрец, выбили меня из привычной жизни?»
Фелисина окинула взглядом пирамиду из голов. Их глаза не мигали. Они высыхали и трескались, словно белок яйца, выплеснутый на горячие камни мостовой.
«Мои глаза такие же. Слишком много ужасного они видели. Слишком много. Наверное, выпрыгни сейчас из глубины какие-нибудь демоны, я бы не испугалась. Только бы слегка удивилась: почему мешкали до сих пор? И попросила бы не затягивать финал жизненной драмы».
На палубу по-обезьяньи ловко спрыгнул Честняга. Остановившись почти рядом с Фелисиной, матрос принялся отряхивать приставшие к одежде пыльные волокна каната. Он был на пару лет старше Фелисины, однако в ее глазах выглядел совсем мальчишкой.
«Лицо, на котором сражения еще не успели оставить шрамы. Гладкая, как у ребенка, кожа. Только-только начавшая пробиваться бородка. Ясные глаза. Конечно, ты не заливал свои глаза вином, не дурманил их дымом дурханга. Тебя не придавливали к вонючей койке такие же вонючие и потные мужские тела, торопящиеся войти к тебе в лоно. Эти звери думали, что проникают в меня. На самом деле я отгородила от них свое лоно, и они попадали совсем не туда, куда думали. Способен ли ты меня понять, Честняга?»
Почувствовав ее внимание, матрос застенчиво улыбнулся.
— Он в облаках, — хриплым, ломающимся голосом произнес Честняга.
— Кто — он? — не поняла Фелисина.
— Да тот безумный маг. Он — как воздушный змей, у которого оборвались все нити. Теперь его носит во все стороны. И кровь. Она так и струится из него.
— Очень поэтично, Честняга. Но ты не поэт, а матрос. Ты не забыл об этом?
Честняга покраснел и отвернулся.
— Этот парень слишком хорош для тебя, вот ты и пытаешься укусить его побольнее, — сказал подошедший Бодэн.
— Откуда ты знаешь? — огрызнулась Фелисина.
— Не буду утверждать, что читаю в тебе, как в раскрытой книге. Но кое-что вычитать мне удалось.
— Тебе хотелось бы в это верить, но все обстоит совсем не так. Да, не забудь мне сообщить, когда у тебя начнет гнить рука. Хочу посмотреть, как ее оттяпают.
Всплески весел перекликались с барабанной дробью. Подул ветер. «Силанду» настигала магическая буря.
Скрипача разбудило нечто колючее и щетинистое. Оно немилосердно пробежало саперу прямо по лбу. Скрипач открыл глаза. Щетинистый зверь отодвинулся в сторону, уступив место чернокожему старческому лицу. Старик с явным неудовольствием разглядывал сапера.
— У тебя в бороде пауки… нет, еще хуже. Я их не вижу, но знаю: они там.
Скрипач вздохнул и сразу ощутил боль в сломанных ребрах.
— Убирайся прочь! — прорычал он старику.
Боль перекинулась на ляжки — Скрипач сразу вспомнил об острых когтях, рвавших его тело. На левой ступне он увидел толстую повязку. Эту часть ноги он не чувствовал. Скрипач насторожился.
— Я никак не могу выполнить твое требование и убраться, — сказал старик. — Бегство невозможно. Все сделки скреплены печатями, все приготовления закончены. Колода Драконов так и говорит. Одну жизнь отдаешь, другую получаешь взамен, и с нею — еще кое-что.
— Ты, наверное, уроженец Даль Хона, — сказал Скрипач. — А теперь скажи: где я?
Старик довольно захихикал.
— В гостях у Тени.
За спиной старика раздался другой голос:
— Отойди, верховный жрец. Воин проснулся, и нечего его потчевать своей болтовней.
— До чего же ты непочтителен, — сказал старик, но отодвинулся в сторону. — Твой спутник более сдержан. Кстати, ему бы не мешало пройти сюда. Есть любопытные подробности, достойные его понимания.
Старик сделал еще шаг в сторону. Его место занял другой, коренастый и невероятно широкоплечий.
— Я тебя вспомнил, — сказал Скрипач. — Хорошо, что память не отшибло. Ты — трелль. А у тебя еще был дружок. Полуджагат. Где он?
— Развлекает твоих спутников, и у него это скверно получается. За все долгие годы Икарий так и не научился быть приятным в общении.
— Постой. Как ты его назвал? Икарий? Строитель диковинных механизмов. Говорят, он вечно гонится за временем.
Трелль лукаво улыбнулся, обнажая клыки.
— Его еще называют «повелителем песчинок», хотя для многих поэтический смысл этих слов давно утерян.
— Стало быть, ты — Маппо?
— И снова угадал. А тебя твои друзья зовут Скрипачом. Что же тебя заставило вырядиться гралийским кочевником?
— Теперь это уже не важно. Мне больше незачем выдавать себя за гралийца.
— Ладно, воин, не стану допытываться. У всех свои тайны. Пить хочешь? А есть?
— Ты еще спрашиваешь! Но сначала ответь мне: где мы находимся?
— А находимся мы посреди пустыни, в храме, вырубленном в скале. Вдали от вихря Дриджны. Мы — гости верховного жреца Тени. Ты его уже видел. Его зовут Искарал Паст.
— Так и зовут?
— Представь себе, да.
Над Скрипачом вновь склонилось хмурое лицо верховного жреца.
— Тебя смешит мое имя?
— Ни в коем случае, верховный жрец. Просто я никогда не слышал таких имен.
Бубня себе под нос, старик схватил метлу и ушел.
Скрипач с величайшей осторожностью сел на постели. Ему не терпелось расспросить Маппо насчет своих ребер и в особенности ноги. Однако новости могли оказаться весьма скверными, и сапер решил не торопиться.
— Слушай, а у этого старика все дома? — спросил он трелля.
— Сложный вопрос. Думаешь, он — сумасшедший?
— Не знаю. Может, здесь принято подметать гостям лица.
— Вот ты о чем! Меня это уже не удивляет.
Рядом с этим треллем Скрипачу было легко и спокойно. Спокойствие продолжалось до тех пор, пока он не вспомнил имя.
«Маппо… Это имя всегда произносили вместе с другим именем. А слухов, связанных с обоими именами, хватило бы на толстенную книгу. И если все это правда…»
Скрипач оборвал свои размышления и спросил:
— Так это Икарий отпугнул диверов?
— Его репутация что-нибудь да значит, — улыбнулся Маппо.
— Скажи, Маппо, а она… заслуженная?
Нельзя, нельзя было спрашивать его об этом! Трелль поморщился и отодвинулся подальше.
— Совсем забыл: ты же хочешь есть и пить, — сказал Маппо. — Сейчас принесу.
Он пошел к двери. Невзирая на свои внушительные размеры, Маппо двигался бесшумно. Скрипачу сразу же вспомнился Калам.
«Где-то ты теперь, дружище. Сумел ли убежать от песчаной бури?»
В комнатку вернулся Искарал Паст.
— Знаешь, зачем ты здесь? — прошептал старик. — Не знаешь, но я тебе скажу. Тебе и больше никому.
Он наклонился к самому уху Скрипача.
— Тремолор!
Скрипач ошарашенно глядел на верховного жреца, а тот, будто мальчишка, довольный своей проказой, кружился по комнатке. Потом старик вновь склонился над ним, почти касаясь лица Скрипача.
— Да, солдат. Путь домой. Ты же хочешь вернуться домой. Вот ты и уцепился за этот слух. Слушок. Крошечный, будто червячок. Нет, даже не червячок, а личинка, внутри которой случайно может оказаться правда. А может и не оказаться. Ха-ха!
Скрипач не выдержал. Морщась от боли, он протянул руку, схватил старика за воротник и несколько раз встряхнул. Из полуоткрытых губ Искарала Паста полилась слюна. Верховный жрец закатил глаза, напоминавшие теперь мраморные шарики.
— Что, не понравилось? — задыхаясь, спросил Искарал Паст.
Скрипач отшвырнул его от себя.
Мелкими, спотыкающимися шажками старик двигался по комнатке, бормоча непонятные Скрипачу фразы:
— Неожиданное стечение обстоятельств… Отвык от общения с людьми… Нужно внимательнее относиться к своим манерам и вообще к самому себе.