роисходит, Клейтус попытался остановить меня. Он и прочие лазары ярились вокруг меня, но для меня они значили не более, чем жаркий ветер, дующий с Огненного Моря.
Мертвые не говорили ничего: они смотрели.
Живые переговаривались между собой, всплескивали руками, недоумевая – даем ли мы им надежду, или хотим еще более усугубить их отчаяние.
Тело лежало у моих ног неподвижно, словно я перерезал какие-то магические жилы, приводившие его в движение. Призрак Эдмунда, его дух обрел свой подлинный облик. На мгновение он предстал передо мной и своим народом таким, каким был при жизни – молодым, прекрасным, гордым и исполненным сострадания.
Он бросил последний взгляд на свой народ, на живых и мертвых, а после исчез, как утренний туман под лучами солнца.
И была битва в тот день, но не между живыми и мертвыми, а между мною и мертвыми – с одной стороны, и Клейтусом и лазарами – с другой. Когда же битва окончилась, лазары были побеждены, и сила их более не была так чудовищно велика. Они бежали, надеясь снова обрести былое могущество и продолжить битву. Некоторые мертвые присоединились к ним, страшась неведомого, предпочтя мириться со знакомым злом. Но много больше их пришло ко мне, и они молили меня освободить их.
Когда окончилась битва, живые Кэйрн Телест переправились через Огненное Море в город скорби, Некрополис, и объединились там с теми, кому удалось избежать смерти в чудовищной бойне, устроенной мертвыми. Теперь их предводитель – Балтазар. Первым законом, который он принял, был закон, запрещающий использование некромантии. Первым указом его был указ, повелевавший с должным почтением предать тела мертвых волнам Огненного Моря.
Лазары исчезли, но они таятся где-то, и угроза эта витает над живыми, нависает над ними, омрачая дни их, подобно тяжелым облакам, истекающим ядовитым дождем. Ворота города закрыты, потайные ходы заложены камнями, а стены надежно охраняются. Балтазар держится того мнения, что лазары ищут способа пройти сквозь Врата Смерти, а, возможно, уже и сделали это.
Я также полагаю, что Клейтус ищет пути через Врата Смерти, но не верю в то, что он нашел способ проникнуть сквозь них в иные миры. Он пребывает в этом мире, как и все лазары. Временами в долгие часы бессонных ночей моих я слышу их голоса. Я слышу их крики – в них ненависть и невыносимая боль агонии. И ненависть приковывает их к миру, в особенности же ненависть ко мне, ибо знают они, что во мне воплотилось Пророчество, и я – тот, кто свершил его.
Неописуемы мучения, которые переживаем мы, лазары. Души наши стремятся обрести свободу, но не могут покинуть тела. Тела наши жаждут сбросить тяжкий груз жизни, но боятся разлучиться с душой. Мы не можем спать, мы не знаем покоя. Пища не подкрепляет нас, и вода не в силах утолить мучающую нас чудовищную жажду. Тело страдает от непереносимой усталости, но беспокойный дух гонит его все дальше и дальше по бесконечным дорогам мира.
Я хожу по улицам Некрополиса, тем улицам, которые когда-то были шумными и оживленными, ныне же пусты. Я хожу по опустевшим залам дворца и вслушиваюсь в эхо своих собственных шагов. Я хожу по полям Старых Провинций, пустынным и заброшенным, и среди полей Новых Провинций, где ныне живые трудятся вместо мертвых. Я прихожу на берега Огненного Моря – с каждым циклом оно отступает все дальше.
Когда же боль существования, которое я принужден влачить, становится невыносимой, я вновь возвращаюсь в Чертог Благословенных, дабы обрести там новые силы.
Мои страдания суть кара моя и жертва моя. Возлюбленная моя Джера пребывает с лазарами. Ненависть ее ко мне велика, она жалит, как клинок, но лишь потому, что ненависти ее приходится вести бесконечную борьбу с ее любовью, и верую я, что любовь сильнее. Когда окончится ожидание, когда завершены будут труды мои, я снова заключу в объятия мою возлюбленную, и вместе мы обретем покой, в котором ныне отказано нам. Эта мечта живет в сердце моем: это – единственный и счастливый сон, который является моим бессонным глазам. В этом мое успокоение и моя надежда. Любовь и сознание моего долга поддерживают меня в моем бесконечном тягостном ожидании. Время Пророчества еще не наступило, но оно близко.
«Он принесет жизнь мертвым, надежду живущим, и для него откроются Врата».
Из Собрания писаний Джонатана Лазара, составленного Балтазаром, правителем Некрополиса в мире Абарраха.
ЭПИЛОГ
«Господин мой, вы можете совершенно забыть об Абаррахе и сбросить его со счетов.
Я нашел свидетельства тому, что некогда в этом обломке бесплодного оплавленного камня обитали сартаны и менши. Однако климат, несомненно, оказался слишком суровым для того, чтобы ему смогла противостоять даже их могущественная магия. Они пытались установить связь с другими мирами, но все их попытки окончились неудачей. И ныне их города стали гробницами для них.
Абаррах – мертвый мир.
Я уверен, что мой Повелитель поймет, почему я не предстал перед ним, чтобы лично изложить все обстоятельства моего путешествия и наблюдения. Необходимость призывает меня отказаться от этого. По возвращении с Абарраха я узнал, что сартан, которого я обнаружил на Арианусе, тот, что именует себя Альфредом, прошел через Врата Смерти. Есть свидетельства того, что он направился на Челестру, в четвертый мир, созданный сартанами, – мир воды. Я последую за ним туда.
Засим остаюсь, ваш преданный и верный сын, Эпло.
Отчет Эпло о посещении мира Абарраха; из архивов Правителя Нексуса
Эпло, мой преданный и верный сын, ТЫ ЛЖЕЦ.
Змеиный маг
Пролог
Сегодня я обрушил на Эпло свой гнев [1]. Это была неприятная задача. Наверное, немногие мне поверят, но необходимость выполнить ее огорчила меня. Возможно, мне было бы легче, если бы я не чувствовал себя отчасти виновным в этом.
Поняв, что приближается время, когда мы, патрины, станем достаточно сильны, чтобы разрушить ужасную тюрьму, в которую сартаны швырнули нас, и займем место повелителей вселенной, принадлежащее нам по праву, я выбрал одного из нас, чтобы он отправился вперед и изучил новые миры.
Я выбрал Эпло. Я выбрал его за сообразительность, за независимость мысли, за мужество, за умение приспосабливаться к новым обстоятельствам. Но, увы, все эти прекрасные качества привели к тому, что он восстал против меня. Поэтому я тоже виновен в том, что произошло.
Независимость мысли. Мне казалось, что она необходима, когда стоишь лицом к лицу с неизвестными мирами, созданными нашими древними врагами, сартанами, и населенными меншами [2]. Это было жизненно необходимо для того, чтобы Эпло смог в любой ситуации действовать с умом и сноровкой и чтобы он никому ни в одном из этих миров не открыл, что мы, патрины, освободились от оков. В первых двух мирах он вел себя просто прекрасно, допустив всего несколько незначительных ошибок. А в третьем мире он предал и меня и себя [3].
Я явился к нему, когда он собирался отправиться в четвертый мир, мир воды, Челестру. Он находился тогда на борту своего корабля-драккора, добытого им на Арианусе, и готовился пройти через Врата Смерти. Когда Эпло увидел меня, он ничего не сказал. Он нисколько не удивился. Эпло словно ожидал меня, хотя на борту корабля был такой беспорядок, будто он поспешно готовился к отъезду. Конечно, он был в смятении.
Те, кто знает меня, могут назвать меня человеком с тяжелым характером, тяжелым и жестоким. Но я вырос в месте, жестокость которого намного превосходила мою. За свою жизнь я видел очень много боли и страданий и сам немало перенес. Но я не чудовище. Я не изверг. Я сделал с Эпло лишь то, на что меня толкала необходимость. Мне это не доставило удовольствия.
«Кто жалеет розгу, тот портит ребенка» – так гласит старая пословица меншей.
Поверь мне, Эпло, – той ночью я горевал из-за тебя. Но все это было сделано для твоего же блага, сын мой.
Для твоего же блага.
Глава 1. НЕКСУС
– Проклятие! Убирайся с дороги! – Эпло дал псу пинка.
Собака улизнула и забилась в темный угол трюма, переждать плохое настроение хозяина.
Но Эпло все-таки видел печальные глаза, наблюдавшие за ним из темноты. Он почувствовал угрызения совести, но это только усилило его раздражение и гнев. Эпло мрачно посмотрел на пса, потом – на беспорядок в трюме. Ящики, бочонки, коробки, мотки веревки валялись там, куда их бросили в спешке. Больше всего это напоминало крысиную нору, но сейчас Эпло было не до того, чтобы наводить порядок, хотя раньше он всегда следил за тем, чтобы груз был аккуратно уложен.
Он отчаянно спешил, чтобы покинуть Нексус прежде, чем властелин доберется до него. Эпло чувствовал себя не в своей тарелке, глядя на этот беспорядок, и у него просто руки чесались разобрать свалку. Резко повернувшись, он вышел наружу и направился к мостику. Собака тихо встала и, мягко ступая, пошла за ним.
– Альфред! – он словно швырнул это слово в собаку. – Во всем виноват Альфред! Чертов сартан! Я не должен был позволять ему уйти. Мне следовало доставить его сюда, к повелителю, чтобы он сам разобрался с этим недотепой. Но кто бы мог подумать, что у этого рохли хватит решимости спрыгнуть с корабля! Можешь ты мне объяснить, как это случилось?
Эпло остановился, сердито и подозрительно глядя на собаку. Собака снова уселась, наклонила голову и с невинным видом уставилась на него. Услышав имя Альфреда, она дружелюбно замахала хвостом. Проворчав что-то себе под нос, Эпло пошел дальше, поглядывая по сторонам. Он с облегчением увидел, что корабль получил не слишком тяжелые повреждения. Магия рун, которыми Эпло покрыл корпус, защитила «Драконье крыло» от огненной среды Абарраха и от смертоносных заклинаний, которые посылали лазары [4]