— Ничего не делать, — с ударением сказал Пуаро.
— Да, но…
— Поверьте, самое лучшее — не вмешиваться.
— Если бы я мог удержать Аллергена…
— Что можно сказать, что сделать? Джудит двадцать один, она сама себе хозяйка.
— Но я чувствую, я должен…
Пуаро меня прервал.
— Нет, Гастингс. Не такой уж вы сильный, ловкий и изобретательный, чтобы навязать ей свою волю… или ему. Аллерген привык иметь дело с подобного рода отцами — разгневанными и беспомощными. Для него это — обыкновенное развлечение. Джудит не запугаешь, она не из таких. Если бы я взялся вам советовать, то посоветовал бы нечто совсем иное. Будь я на вашем месте, я бы полностью ей доверился.
Я удивленно смотрел на Пуаро.
— Джудит, — сказал он, — возвышенное создание. Я ею просто восхищаюсь.
— Я тоже, — дрогнувшим голосом отвечал я. — Но мне страшно за нее.
Неожиданно Пуаро энергично кивнул головой:
— Я тоже за нее боюсь, — сказал он. — Но не так, как вы. Ужасно боюсь. И я бессилен… почти бессилен. А дни идут. Гастингс, нас подстерегает опасность, и она уже где-то рядом.
Я не менее отчетливо, чем Пуаро, понимал, что атмосфера сгущается. Иначе и быть не могло, ведь я стал невольным свидетелем вчерашнего сговора Джудит с Аллертоном.
Тем не менее, спускаясь к завтраку, я размышлял над словами моего друга. «Будь я на вашем месте, я бы ей доверял».
Высказывание неожиданное, но оно, как ни странно, успокоило меня. И его справедливость почти сразу же подтвердилась. Ибо Джудит явно изменила свои намерения и ехать сегодня в Лондон не собиралась.
Вместо этого они с Франклином, как всегда, сразу после завтрака отправились в лабораторию — видно, им предстоял долгий и напряженный рабочий день.
На меня нахлынуло благодарственное чувство. Как я сходил с ума, какое отчаяние испытывал вчера вечером. Я ожидал, я был почти уверен, что Джудит согласилась на заманчивые предложения Аллертона. Но ведь на самом деле я даже не слышал, что она ему ответила. Нет, конечно, она отказалась — она слишком благородна, добропорядочна, правдива. Разумеется, она отвергла его домогательства.
Как я выяснил, Аллертон очень рано позавтракал и отбыл в Ипсвич. Значит, он придерживается намеченного плана и, видимо, не сомневается, что Джудит, как условились, приедет в Лондон.
Но, мстительно подумал я, его ждет разочарование.
Бойд Каррингтон, с которым мы вместе вышли из столовой, заметил ворчливым тоном, что я сегодня какой-то уж очень радостный.
— Да, — сказал я, — у меня хорошие новости.
— А вот у меня не слишком, — вздохнул он.
И пожаловался на утомительный телефонный разговор с архитектором, на какие-то нелады со строительством — местные власти против чего-то там резко возражают. А тут еще разные просительные письма. И кроме всего прочего, он расстроен, что накануне по его вине миссис Франклин сильно переутомилась.
Она и в самом деле будто расплачивалась за свое недавнее хорошее самочувствие и бодрость духа. Как я понял из слов сестры Крейвен, миссис Франклин ведет себя совершенно невыносимо. Бедная девушка чувствовала себя обиженной — ее вынудили отказаться от долгожданного выходного дня, который ей хотелось провести с друзьями. Но миссис Франклин с раннего утра вызвала ее, потребовала нюхательной соли, бутылок с горячей водой, каких-то особых кушаний и напитков и пожелала, чтобы сестра Крейвен не покидала ее комнаты. Жаловалась на невралгию, боли в области сердца, колики в ногах, озноб — всего не перечислишь.
Вот уж теперь могу признаться, что ни я — и никто другой — не видели серьезной причины для беспокойства. Мы все считали, что эти хвори вызваны склонностью миссис Франклин к ипохондрии.
Сестра Крейвен и доктор Франклин разделяли нашу точку зрения.
За доктором Франклином послали в лабораторию; он, выслушав жалобы жены, спросил, не желает ли она, чтобы к ней пригласили местного врача, но миссис Франклин его предложение раздраженно отвергла. Доктор Франклин сделал все, чтоб ее успокоить, приготовил для нее болеутоляющую микстуру и снова вернулся к своей работе.
Сестра Крейвен сказала мне:
— Он, конечно, понимает, что она просто капризничает.
— Вы, правда, думаете, что за этим не кроется ничего серьезного?
— Температура нормальная, пульс тоже. Нервы разыгрались, только и всего.
Девушка была раздражена, и обычная сдержанность ей изменила.
— И вообще она не выносит, когда кто-то радуется жизни, непременно вмешается и все испортит. Ей нравится, что муж вне себя от волнения за ее здоровье, а я сбиваюсь с ног; даже сэра Уильяма она ухитрилась выставить бесчувственным болваном, потому что он, видите ли, «переутомил» ее вчера. Такая вот фря.
Сестра Крейвен не считала нужным скрывать свои чувства. Думаю, миссис Франклин и в самом деле довольно бестактно вела себя с девушкой. Она принадлежала к тому типу женщин, который и у медицинских сестер и у прислуги вызывает инстинктивную неприязнь. Мало того, что эти дамы всегда причиняют кучу забот, так они еще и не слишком церемонятся с теми, кто за ними ходит.
Итак, как я уже упомянул, недомогание миссис Франклин никто из нас всерьез не воспринял.
Единственным исключением был Бойд Каррингтон, который с жалким видом слонялся по дому словно мальчишка, получивший хороший нагоняй.
Много раз я потом перебирал в уме события того дня, стараясь вспомнить хоть какой-нибудь пустяк, ускользнувший от моего внимания, какой-нибудь самый незначительный фактик. Силился как можно точнее восстановить в памяти, как вел себя каждый из обитателей «Стайлза», держался ли как обычно или выказывал признаки волнения.
Позволю себе еще раз повторить, что я помню о каждом из нас.
Бойд Каррингтон, как я уже говорил, был не в своей тарелке и ходил с виноватым видом. Сокрушался, что накануне вел себя как последний эгоист — разошелся не в меру и забыл о хрупком здоровье своей спутницы. Пару раз он сунулся наверх — узнать, как там Барбара, но сестра Крейвен, которая была совершенно не в духе, отвечала ему крайне нелюбезно, с явным раздражением в голосе. Он сходил в деревню, купил коробку шоколадных конфет. Их тотчас же вернули назад.
— Миссис Франклин терпеть не может шоколада.
Безутешный Бойд Каррингтон отнес коробку в курительную, где мы втроем — он сам, Нортон и я — в мрачной задумчивости принялись их поглощать.
Нортон, как мне теперь кажется, в то утро что-то замышлял. Он был рассеян и время от времени хмурил брови, будто ломал над чем-то голову.
Он любил шоколад, и с отсутствующим видом уплел кучу конфет.
Погода испортилась. С десяти часов зарядил дождик. Порой дождливые дни навевают грусть, но сегодня мы все почувствовали облегчение.
Около полудня Кертис снес Пуаро вниз и уютно усадил в гостиной. Вскоре появилась Элизабет Коул и принялась наигрывать ему на фортепиано его любимых Баха и Моцарта. Получалось у нее весьма недурно.
Примерно без четверти час пришли Франклин с Джудит. Она была бледна, держалась натянуто. Все время молчала, рассеянно оглядывалась вокруг. То будто погружалась в глубокую задумчивость, то выходила из нее. Франклин, подсевший к нам, выглядел утомленным и сосредоточенным на чем-то своем. И вместе с тем у него был такой вид, точно он на грани срыва.
Когда я сказал, что дождь принес нам облегчение, он торопливо проговорил в ответ:
— Да. Иногда что-то должно разразиться…
У меня создалось впечатление, что доктор Франклин подразумевал не только погоду. Как всегда неловкий в движениях, он нечаянно толкнул столик, и из коробки посыпались конфеты. Со свойственным ему смущенно-виноватым видом, он обратился к коробке и принес ей вежливые извинения.
— Ох, простите, пожалуйста.
В другое время эта сценка, наверное, рассмешила бы нас. Доктор быстро нагнулся и собрал рассыпанные конфеты.
Нортон его спросил, не слишком ли он переутомился сегодня утром. На лице доктора вспыхнула улыбка — живая, заразительная, мальчишеская.
— Нет… нет… просто я вдруг понял, что шел неверным путем. Гораздо более простой подход — вот что нам необходимо. Теперь мы пойдем самым коротким путем.
Он стоял, слегка покачиваясь из стороны в сторону, взгляд у него был отсутствующий и, тем не менее, твердый.
— Да, самый короткий путь. Это то, что нужно.
Если утром всем нам было изрядно не по себе и мы слонялись, как неприкаянные, в каком-то нервозном возбуждении, то вторая половина дня прошла на удивление легко и приятно. Выглянуло солнце, воздух был свеж и прохладен. Миссис Латтрелл перенесли вниз и усадили на террасе. Она держалась прекрасно, в ней совсем не чувствовалось ни былой вспыльчивости, ни намека на язвительность. Подшучивала над мужем мягко и любовно, а он сиял от радости. Смотреть на эту идиллию было истинным наслаждением.
Пуаро согласился, чтобы его тоже вывезли на террасу. Он, как и все мы, пребывал в добром расположении. По-моему, ему нравилось, что Латтреллы так мило обходятся друг с другом. Полковник, казалось, помолодел на несколько лет. В его манерах почти не ощущалось свойственной ему нерешительности, он гораздо реже теребил ус. И даже предложил сыграть в бридж сегодня вечером.
— Дейзи скучает без бриджа.
— Это правда, — сказала миссис Латтрелл.
Нортон выразил опасение, что игра окажется слишком утомительной для нее.
— А я сыграю всего один роббер, — ответила миссис Латтрелл и, подмигнув, добавила: — Буду паинькой, обещаю не нападать на бедного Джорджа.
— Душенька, — возразил полковник, — я же сам знаю, что играю отвратительно.
— Ну и что же? — улыбнулась миссис Латтрелл. — Зато я получу море удовольствия — буду дразнить и задирать тебя.
Мы все рассмеялись, а миссис Латтрелл продолжала:
— Знаю, знаю, у меня масса недостатков, но я неисправима. Джордж должен просто смириться с этим.
Полковник Латтрелл не спускал с нее обожающего взгляда.
Мы смотрели на них, таких довольных и счастливых, и разговор как-то невольно зашел о браках, разводах и прочих матримониальных делах..