Итак, приехав, я рассказал ему о смерти Пуаро. Джордж отреагировал именно так, как я и ожидал: искренно огорчился, но внешне почти ничем не выдал своих чувств.
Потом я спросил:
— Он ведь вам оставил послание для меня, не так ли?
— Для вас, сэр? — встрепенулся Джордж. — Нет, мне об этом ничего не известно.
Я удивился и стал настаивать на своем, но Джордж упорно твердил, что ничего о таком послании не знает.
Наконец, я сдался:
— Что ж, наверное, я ошибся. Так тому и быть… Жаль только, что вы не оставались при нем до конца.
— Я тоже об этом сожалею, сэр.
— Но ведь у вас заболел отец, и вам необходимо было о нем позаботиться.
Джордж изумленно воззрился:
— Прошу прощенья, сэр, но я не совсем понимаю, о чем речь.
— Ведь вам пришлось уехать, чтобы ухаживать за больным отцом, да?
— Но я не хотел покидать мистера Пуаро, сэр. Он сам меня отослал.
— Отослал? — Я очень удивился.
— Не в том смысле, что уволил. Мы так понимали, что я опять к нему вернусь, но попозже. Нет, уехал я по его желанию, и он назначил мне подходящее вознаграждение на то время, пока я буду здесь, при своем старике.
— Но почему, Джордж, почему?
— Ничего не могу вам сказать, сэр.
— А вы не спрашивали его?
— Нет, сэр. Я считал, что мне не положено об этом знать, сэр. У мистера Пуаро всегда были свои соображения, сэр. Очень умный был джентльмен, я это всегда понимал, и очень почтенный.
— Да, да, — пробормотал я рассеянно.
— Любил хорошо одеться, хотя и на иностранный манер, несколько затейливо, с вашего позволения, сэр. Но это понятно, раз он был иностранным джентльменом. И касаемо волос и усов можно сказать то же самое.
— Ах, эти знаменитые его усы, — и сердце у меня сжалось при воспоминании о том, как Пуаро ими гордился.
— Очень заботился об усах, сэр, очень, — продолжал Джордж, — не слишком-то они были по моде, но ему это шло, сэр, понимаете, что я хочу сказать?
Я ответил, что понимаю.
А потом осторожно осведомился:
— Он, полагаю, их тоже подкрашивал, как и волосы?
— Он… э… да, немного красил, но волосы в последнее время — нет, этого не было.
— Разве? Но ведь они были черные, как вороново крыло, и выглядели ненатурально. Казалось, он в парике.
— Извините, сэр, но это и был парик, — деликатно покашливая, заметил Джордж. — В последние годы мистер Пуаро потерял много волос, так что ходил в парике.
Да, подумал я, ну не странно ли, что камердинер знает о человеке больше, чем его ближайший друг.
Однако я снова обратился к интересующему меня вопросу.
— Все-таки неужели вы и представления не имеете, почему мистер Пуаро отослал вас от себя? Подумайте, старина, подумайте как следует.
Джордж напряг голову, но думать — это было не по его части.
— Могу только предположить, сэр, — сказал он наконец, — что мистер Пуаро просто захотел нанять Кертиса, а меня отослать.
— Кертиса? Да зачем он ему понадобился?
Джордж, снова покашливая, ответил:
— Вот этого, сэр, я никак знать не могу. Мне Кертис при встрече не показался, не очень-то он сообразительный парень. Да, сильный, этого не отнять, но я бы не сказал, что он слуга первоклассный, как требовалось мистеру Пуаро. Мне кажется, Кертис одно время работал санитаром в больнице для умалишенных.
— Кертис?.. — я уставился на Джорджа.
Не из-за Кертиса ли Пуаро так категорически не хотел мне ничего рассказать? Кертис был единственным человеком, которого я не принимал в расчет!
И Пуаро такое положение устраивало. Он хотел, чтобы я ломал себе голову над тем, кто из постояльцев «Стайлза» был таинственным «Икс». Но, оказывается, «Икс» не был постояльцем!
Кертис!
Санитар в психушке… Я вроде где-то читал, что бывшие пациенты таких лечебниц иногда там и остаются или возвращаются работать санитарами и подсобными служками.
Странный, молчаливый, глуповатый на вид человек. Способный убить по каким-то извращенным «резонам» больного разума…
А если так — если так… то…
Я почувствовал, словно огромное облако, окутывавшее меня, вдруг рассеялось.
Кертис?..
Постскриптум
Примечание, сделанное рукой капитана Артура Гастингса: Прилагаемый манускрипт стал моей собственностью четыре месяца спустя после смерти моего друга Эркюля Пуаро Я получил письмо из адвокатской фирмы с просьбой посетить их главный офис. Там, «в соответствии с указаниями их клиента, покойного мосье Эркюля Пуаро», они вручили мне запечатанный пакет. Привожу текст, написанный рукой Эркюля Пуаро:
«Mon cher ami,
Когда вы будете читать эти строки, я уже буду четыре месяца как мертв. Я долго спорил с самим собой, стоит ли мне писать нижеследующее, но решил, что некоторым людям необходимо знать всю правду о втором „Таинственном происшествии в Стайлзе“. Я также осмелюсь предположить, что к тому времени, как вы будете читать сие, в вашей голове уже прочно поселятся абсурдные соображения, неприятные и даже мучительные для вас.
Однако позвольте мне сказать и следующее: вы, топ ami, довольно легко могли бы придти к правильному выводу без моей помощи. Я позаботился о том, чтобы вы получили для этого все „ключи“. Но если этого не случилось, то, как всегда, лишь по той причине, что по своей натуре вы слишком доверчивый и благородный человек. A la fin соmmе аи commencement[189].
Как бы то ни было, вы должны знать, кто убил Нортона — даже если до сих пор не подозреваете, по какой причине умерла Барбара Франклин. Боюсь, прояснение этого обстоятельства может вас потрясти.
Итак, начну с начала, когда я, как вам известно, попросил вас приехать в „Стайлз“. Я писал, что вы мне нужны. И это правда. Я хотел, чтобы вы стали моими ушами и глазами. И это тоже правда, хотя, может быть, не в том смысле, который вы этому придавали. Мне надо было, чтобы вы видели и слышали только то, что мне было нужно.
Вы жаловались, cher ami, что я был „нечестен“ по отношению к вам, рассказывая об этом деле, что я утаил от вас известные мне факты, что я отказываюсь раскрыть вам тайну личности „Икс“. И это все совершенно верно. Мне пришлось так поступить, но не по тем причинам, которые я вам изложил. Теперь вы узнаете настоящие мотивы.
Давайте рассмотрим с вами дело „Икс“. Я показал вам резюме нескольких преступлений, подчеркнул, что из каждого отдельно взятого дела можно сделать вывод: человек, обвиняемый или подозреваемый в совершении преступления, действительно его совершил и что альтернативы этому быть не может. Но затем я подчеркнул второе, не менее важное обстоятельство: в каждом из этих дел чувствуется присутствие „Икс“: или он был поблизости от места преступления, или каким-то иным образом имел к нему явное отношение. И тогда вы сразу же пришли к заключению, которое парадоксальным образом было одновременно и верным и несоответствующим действительности. Вы сказали, что это „Икс“ совершил все эти преступления.
Да, друг мой, обстоятельства таковы, что в каждом (или почти каждом) деле только обвиняемый, по всей вероятности, мог совершить данное преступление. А с другой стороны, как объяснить причастность ко всем этим делам „Икс“? Помимо людей, непосредственно связанных с полицией или, предположим, с адвокатской конторой, расследующей уголовные дела, много ли найдется мужчин или женщин, которые в силу каких-то причин могли иметь отношение ко всем пяти убийствам? Сами понимаете, вряд ли кто-то признается, что водил близкое знакомство с пятью убийцами. Нет, нет, топ ami, вот это никак не возможно. Значит, во всех этих делах мы сталкиваемся с любопытным явлением, которое в химии называется „катализацией“, когда между двумя субстанциями происходит реакция, но происходит это только в присутствии третьей субстанции, хотя сама она прямого участия в реакции не принимает. Состав этой третьей субстанции всегда остается неизменным, хотя состав других постоянно меняется. Вот такова диспозиция. Она означает, что там, где присутствовал „Икс“, совершалось преступление, но сам „Икс“ непосредственного участия в преступлениях не принимал.
Необыкновенная, беспрецедентная ситуация! И я понял, что в конце моей жизни столкнулся с выдающимся в своем роде преступником, использующим такую технологию убийства, при которой его никогда не смогут изобличить.
Это потрясающая технология, хотя и не новая. Существуют параллели. Тут появляется на сцене оставленный мною для вас первый „ключ“. Трагедия „Отелло“. Именно здесь мы знакомимся с замечательно обрисованным прототипом „Икс“. Это — законченный негодяй Яго. Гибель Дездемоны, Кассио и самого Отелло — деяния Яго, спланированные им и, по сути дела, им же самим осуществленные. Тем не менее, он остается вне круга подозреваемых, и его никто бы не разоблачил, если бы Шекспиру не понадобилось сорвать с него маску, чтобы покарать злодея. Ему пришлось прибегнуть к самому банальному трюку — с платком — предметом, совершенно не соответствующим арсеналу технических средств Яго, и тем самым заставить его совершить глупейшую ошибку, которой он ни за что бы не совершил, не будь на то воли автора.
Однако умение навязать мысль об убийстве продемонстрировано гениальным Шекспиром во всем блеске совершенства Ни единым словом Яго прямо не понуждает убивать. Напротив, он красноречиво удерживает других от насильственных действий и в то же время подстрекает их к этим действиям, внушая им ужасные подозрения, которых у них и в помине не было.
Та же самая техника фигурирует в замечательном третьем акте „Джона Фергюсона“, где „полоумный“ Клюти Джон подстрекает других убить человека, которого ненавидит сам Клюти. Это блестящий пример психологического внушения.
А теперь вы должны понять, Гастингс, следующее: каждый человек способен на убийство. У любого из нас время от времени возникает желание убить, но — никто из нас не принимает решения убить. Как часто вы сами думаете или слышите, как другие выражают вслух мысль: „Она так меня разозлила, что я мог бы ее убить!“, „Я мог бы убить Б. за то-то и за то-то!“, „Я впал в такую ярость, что готов был его убить на месте“. И все эти слова правдиво передают чувства говорящих. Вам действительно хочется убить имярек. Но вы этого не делаете. Ваша воля становится препятствием на пути желания. У детей эта преграда зачастую еще отсутствует. Я знал ребенка, который, разозлившись на котенка, сказал: „Сиди смирно, а то я стукну тебя по голове и убью“. Что он и сделал, а через минуту испытал потрясение — понял, что котенка уже не вернуть к жизни. А ведь ребенок на самом деле очень любил котенка. Итак, все мы потенциальные убийцы, а искусство „Икс“ заключалось не в том, чтобы возбудить желание убивать, но в том, чтобы сломить свойственную нормальному, порядочному че