Итак, если никчемную Барбару устранить с дороги, то для Франклина и Джудит откроется прекрасное будущее. Об этом, конечно, не только вслух не говорилось, но напротив, даже подчеркивалось, что личный интерес тут абсолютно не играет никакой роли. Ведь если бы Джудит вдруг поняла, что ею движет личное чувство, она бы весьма бурно отреагировала на все подначки Нортона.
Но Нортону мало одной Джудит, он уже вошел во вкус. Он искал другие возможности доставить себе „удовольствие“. И нашел подходящий объект — супругов Латтреллов.
Вспомните, Гастингс. Вспомните первый вечер, когда вы играли в бридж. Помните едкие замечания Нортона? Он возмущался так громко, что вы испугались, как бы его реплики не достигли ушей Латтрелла. А Нортон, конечно же, хотел, чтобы тот его услышал. Он никогда не упускал случая влить свой „яд“ в сознание жертвы.
И наконец его усилия увенчались успехом. Это случилось у вас под носом, Гастингс, а вы даже не поняли, что же в самом деле произошло. Фундамент был уже заложен: Латтрелл все больше тяготился семейным игом, стыдился, думая о том, как он выглядит в глазах друзей, и чувствовал все возрастающую неприязнь к жене.
Вспомните, как разворачивались события. Нортон сказал, что ему хочется промочить горло. Разве он не знал, что миссис Латтрелл находится в доме и в любой момент может появиться на сцене? Полковник как радушный хозяин сразу же предложил выпить. И вот он уходит за бутылкой, а вы все сидите и ждете его — под окном. Появляется жена, происходит скандал, и полковник понимает, что вы все явились свидетелями его унижения… И все же неловкость можно еще сгладить — придумать какое-нибудь подходящее объяснение.
Бойд Каррингтон наверняка бы сгладил ситуацию — у него на подобные случаи большой житейский опыт и такт (хотя при этом он один из самых напыщенных и скучнейших людей, которые мне когда-либо встречались. Кстати, вы, Гастингс, именно такими людьми склонны восхищаться)…
Наверное, вы и сами бы могли справиться с создавшейся ситуацией, однако тут все портит Нортон, вмешивается в разговор — нескладно, глупо, якобы сочувствуя, его бестактность бросается в глаза и значительно усложняет положение. Он что-то бормочет насчет бриджа и этим заставляет полковника припомнить унижения, которые тому приходится выносить во время игры. Потом ни к селу, ни к городу начинает болтать о разных происшествиях с огнестрельным оружием. Тему, как и рассчитывал Нортон, тут же подхватывает попавшийся на крючок Каррингтон и начинает повествовать об ирландском солдате, который подстрелил своего брата. Кстати, эту байку, Гастингс, сам Нортон и рассказал Бойду Каррингтону, прекрасно зная, что старый болван перескажет ее уже как свою, когда настанет подходящий момент. (Так что, основная подначка исходила даже и не от Нортона.) Mon Dieu, non![191]
Итак, почва удобрена. Наступает кульминационный момент. Точка взрыва. Полковник оскорблен в своих лучших чувствах, он чувствует себя опозоренным в глазах постояльцев и внутренне корчится от мысли, что они, конечно же, презирают его за неспособность противостоять бесцеремонности и властолюбию жены. И вдруг, вот он выход из положения… „Вот что нужно… ружье, из которого он палит по воронам. А ведь бывают разные случаи… Какой-то ирландец подстрелил брата“… И тут он видит, как в траве под деревом то и дело мелькает голова жены… „Мне за это ничего не будет… просто несчастный случай… я им всем покажу… я ей покажу… черт ее побери! Хоть бы она умерла… Она и умрет!“
Он ее не убил, Гастингс. Скорее всего, он промахнулся не случайно, потому что в глубине души хотел промахнуться. А потом — потом страшное наваждение рассеялось. Ведь это его жена, женщина, которую он любил и продолжает любить несмотря ни на что.
Задуманное Нортоном сорвалось…
Что ж, он постарается наверстать в другой раз… Понимаете ли вы, Гастингс, что именно вам была уготована участь следующей жертвы? Постарайтесь припомнить все подробности. Да, следующей жертвой должны были стать вы, мой честный, добрый Гастингс! Нортон нащупал ваши слабые струнки, он прекрасно видел, насколько вы честны и нравственны.
Он понял, что Аллертон относится к тому типу мужчин, который вы инстинктивно ненавидите. По вашему мнению, таким людям, как он, не следует давать спуску. Все, что вы о нем слышали, верно. Нортон рассказал вам некую историю, которая, в общем-то, имела место, правда, он „забыл“ упомянуть, что девушка была психически неуравновешенной, возможно, с тяжелой наследственностью.
Эта история оскорбила вашу добропорядочность, понятие о чести. Этот человек — негодяй, он губит невинных девушек, доводит их до самоубийства. По наущению Нортона глупец Каррингтон еще больше вас подогрел, посоветовав „поговорить с Джудит“. А Джудит, как Нортон и предполагал, ответила вам, что будет распоряжаться своей судьбой в соответствии со своими чувствами и желаниями… Ее ответ заставил вас заподозрить худшее.
Заметьте, на каких струнах вашей души играет Нортон: на вашей любви к дочери, на чувстве отцовского долга и ответственности: „Я должен что-нибудь сделать. Это моя обязанность“. Он сыграл и на вашей беспомощности, ведь рядом с вами уже не было вашей жены, чьими советами вы могли бы воспользоваться, и на чувстве памяти к ней: „Теперь только я отвечаю за детей“. Однако Нортон учитывал и другие ваши слабости: например, тщеславие. За годы нашей с вами дружбы вы изучили все тонкости моего ремесла и решили, что вас обмануть невозможно. И, наконец, он сыграл на том потаенном чувстве, которое большинство мужчин испытывает в отношении своих дочерей, — на безотчетной ревности и неприязни к молодым людям, которые отнимают дочерей у отцов. Нортон играл на всех этих ваших струнах как виртуоз на скрипке. А вы с готовностью „отзвучивали“ в ответ.
Вы всегда отличались легковерностью. И сразу же решили, что Аллертон в беседке разговаривает с Джудит. Но ведь вы ее не видели и не слышали, как она отвечает. Невероятно, но даже на следующее утро вы были в полной уверенности, что это была Джудит. И радовались, что она „раздумала“ ехать в Лондон.
Однако, если бы вы потрудились поработать серыми клеточками, вы сразу бы поняли, что Аллертон вовсе не Джудит предлагает ехать Лондон. Вы не сумели сделать очевидного логического умозаключения. Ведь в тот день в Лондон собиралась ехать совершенно другая женщина, и она из себя выходила из-за того, что ей помешали. Сестра Крейвен. Аллертон не из тех мужчин, которые ограничиваются ухаживанием за одной — единственной дамой. Его любовная интрижка с сестрой Крейвен развивалась гораздо стремительнее, чем безобидный флирт с Джудит.
И все это опять-таки подстроил Нортон.
Вы видели, как Аллертон поцеловал Джудит. После чего Нортон ловко завладевает вашим вниманием, оттаскивает вас за угол. Он позволяет вам снова выглянуть из укрытия только для того, чтобы вы мельком могли увидеть свидание в беседке Аллертона и сестры Крейвен (ему каким-то образом стало известно об их свидании — подслушал, наверное), когда те договаривались о встрече в Лондоне (фраза Аллертона, которую вы услышали, очень устраивала Нортона). При этом он снова сдерживает вас и оттаскивает, чтобы вы не смогли вмешаться и не разглядели женщину, узнав в ней сестру Крейвен…
Да, Нортон — виртуоз, и ваша реакция следует незамедлительно. Вы отвечаете на его „игру“ всеми „струнами вашей души“. Вы решаетесь на убийство.
Однако, по счастью, Гастингс, у вас есть друг, чей мозг работает гораздо лучше вашего. И не только мозг!
В самом начале повествования я уже говорил, что вы, Гастингс, — святая простота. Вы всегда верите тому, что вам говорят. И поверили в то, что сказал вам я…
Я отослал от себя Джорджа и заменил его менее опытным и явно менее умным человеком. Я, так трепетно относящийся к своему здоровью, всячески избегал контактов с врачами, даже слышать не хотел о том, чтобы кому-нибудь из них показаться. У вас не возникло вопросов: по какой причине я это сделал? И почему именно вас я попросил приехать в „Стайлз“? Да потому, что мне нужен был человек, принимающий на веру все, что я говорю. Вы поверили, что я приехал из Египта в гораздо худшем состоянии, чем до отъезда. Это не так. Напротив, когда вернулся, я чувствовал себя намного, намного лучше! И вы могли бы это понять, если бы дали себе труд поразмыслить. Но нет, вы мне поверили. Я отослал Джорджа от себя потому, что не смог бы убедить его, будто я совсем обезножил. Джордж прекрасно во всем разбирается. Он бы сразу понял, что я играю.
Теперь вы поняли, Гастингс? Я притворялся беспомощным и водил за нос Кертиса, а на самом деле я мог ходить… с трудом, но мог.
В тот вечер я слышал, как вы поднялись к себе, как, поколебавшись, вошли в комнату Аллертона. Я сразу же насторожился, потому что видел, что ваше душевное состояние уже на грани.
Поэтому я не стал медлить. Я был тогда один. Кертис спустился вниз поужинать. Я выскользнул из своей комнаты и прошел по коридору. Услышал ваши шаги в ванной комнате Аллертона, опустился на колени и, — знаю, что вы меня будете осуждать, — посмотрел в замочную скважину. По счастью дверь была закрыта не на ключ, а на задвижку.
Я разглядел, как вы манипулируете таблетками, и понял, в чем состоит ваш замысел.
И тут, друг мой, я начал действовать. Вернулся к себе в комнату и занялся кое-какими приготовлениями. Когда пришел Кертис, я его послал за вами. Вы пришли и, зевая, сказали, что у вас болит голова. Я сразу же поднял суматоху и принялся пичкать вас лекарствами. Чтобы успокоить меня, вы согласились выпить чашку шоколада и, в надежде поскорее убраться восвояси, быстро ее осушили. Однако у меня, друг мой, тоже были снотворные таблетки.
Итак, вы заснули и крепко проспали до самого утра, а когда проснулись, то были уже самим собой — здравомыслящим человеком — и ужаснулись тому, чего едва не совершили.
Вы были спасены — человек обычно не решается дважды на подобный шаг, во всяком случае, если он не сумасшедший…