Однако этот случай заставил меня принять определенное решение, Гастингс. Ибо то, что мне известно о других, к вам совершенно не подходит. Вы не убийца, Гастингс! Но вас могли бы повесить как убийцу — за преступление, по существу совершенное другим человеком, который в глазах закона остался бы непогрешим.
Да, вас бы повесили, моего доброго, честного, заслуживающего всяческого уважения Гастингса, благородного, совестливого и ни в чем не повинного. Я решился и должен был начать действовать. Я знал, что у меня в запасе мало времени, но этому я был только рад. Самое страшное в убийстве, Гастингс, это воздействие, оказываемое на убийцу, определенные флюиды, что ли. Я — Эркюль Пуаро — если бы у меня была масса времени, мог бы уверовать в якобы возложенную на меня божественную миссию казнить преступников всех скопом и поодиночке… Однако по милости неба для этого не будет достаточно времени. Скоро настанет мой конец.
Я опасался также, что Нортон успеет осуществить свой замысел в отношении той, которая так дорога нам обоим. Я говорю о вашей дочери…
А теперь мы подходим к смерти Барбары Франклин. Что бы вы сами ни думали об этом, Гастингс, полагаю, вы даже вообразить не сможете, что же случилось на самом деле.
Понимаете, Гастингс, это вы убили Барбару Франклин. Mais oui[192], вы!
У треугольника, о котором шла речь выше, был еще один „уголок“, чего я не принимал во внимание. Так уж получилось, что в этом деле участие Нортона осталось нами не замеченным. Однако я не сомневаюсь, что и к этому „сюжету“ он также приложил руку.
Вам никогда не приходило в голову, Гастингс, почему миссис Франклин захотелось приехать в Стайлз? Этот городок, если подумать, совсем не подходящее для нее место пребывания. Она любила комфорт, хорошую еду и, больше всего, избранное общество. А в Стайлзе совсем не весело. Поместье расположено в глуши, пансион не из лучших. И однако миссис Франклин настояла на том, чтобы провести лето именно здесь. Странно, так ведь?
Ничего странного… То был не „треугольник“, а „четырехугольник“. Четвертый „угол“ — Бойд Каррингтон. Миссис Франклин была разочарована своей жизнью. Из этого разочарования и проистекала ее нервическая болезнь. Она стремилась к высокому социальному положению и богатству и вышла замуж за Франклина в надежде, что он сделает блестящую карьеру.
Он, действительно, замечательный человек, но не в том смысле, как она это понимала. Его имя не мелькает на газетных страницах, не приносит славы медицинского светила с Харли-стрит[193]. Его известность ограничена узким профессиональным кругом, он популярен как автор статей в научных журналах. Широкий мир о нем так ничего и не услышал бы, и уж конечно он вряд ли когда-нибудь будет богатым. Однако кроме него есть еще и Бойд Каррингтон, недавно вернувшийся в Англию с Востока, только что ставший баронетом[194], у него есть деньги, много денег. Бойд Каррингтон хранит сентиментально-нежное воспоминание о хорошенькой семнадцатилетней девушке, которой он едва не предложил когда-то руку и сердце. Так вот, Бойд Каррингтон собирается в Стайлз и предлагает поехать туда Франклинам, и Барбара едет. Но здесь для нее складывается безнадежная ситуация. Она убеждается, что сохранила прежнее очарование в глазах богатого и привлекательного Каррингтона, но он старомоден и явно не одобряет развода. Джон Франклин также против разводов. Но если бы он умер, она могла бы стать леди Бойд Каррингтон — и, о, как чудесно преобразилась бы тогда ее жизнь!
Полагаю, Нортон нашел в ней чрезвычайно удобное орудие для воплощения в жизнь своих замыслов.
Если хорошенько подумать, то стратегия Барбары Франклин была видна как на ладони, взять хотя бы ее попытки продемонстрировать глубокую любовь к мужу. Здесь она, однако, несколько переигрывает, постоянно говоря, что хотела бы „покончить со всем этим“, чтобы не висеть камнем на его шее.
А потом вдруг на нее нападает страх: она опасается, что Франклин станет экспериментировать на себе самом.
Все это должно было просто броситься нам в глаза, Гастингс! Она ведь готовила нас к смерти Джона Франклина от отравления физостигмином. Конечно, не должно было возникнуть и подозрений в том, что его пытались отравить. О нет! Смерть его должна была стать результатом научного опыта. Он принимает по его мнению безвредный алкалоид, но тот, тем не менее, оказывается смертоносным.
Единственное, что могло насторожить, так это несколько ускоренное развитие событий. Вы рассказывали мне, что ей очень не понравилось, как сестра Крейвен гадала по руке Бойду Каррингтону. Сестра Крейвен — привлекательная молодая женщина с наметанным глазом в отношении мужского пола. Сначала она пыталась завладеть вниманием доктора Франклина, но безуспешно. (Отсюда ее неприязнь к Джудит.) Она ведет интрижку с Аллертоном, но на него почти никакой надежды, поэтому она неизбежно должна была заинтересоваться богатым и все еще авантажным сэром Уильямом — а сэр Уильям совсем не против женского внимания и уже заприметил молодую, миловидную девицу.
Барбара Франклин не на шутку перепугалась и решила действовать незамедлительно. Чем скорее она станет трогательной, очаровательной и не слишком безутешной вдовушкой — тем лучше.
Итак, утром она терроризирует всех своим недомоганием, а вечером устраивает вечеринку. А знаете, топ ami, я уважаю растение под названием калабарский боб. На этот раз оно сработало как надо. Оно пощадило невиновного и убило виноватую.
Миссис Франклин попросила всех подняться к ней в комнату. Хлопотливо и очень картинно, она готовит кофе. Из ваших слов я понял, что рядом с ней стояла ее собственная чашка, а чашка мужа — на другой стороне вертящегося столика, там, где сидел Франклин.
Когда начался звездопад и все вышли на балкон, в комнате оставались только вы, мой друг, со своим кроссвордом и воспоминаниями о прошлом. Стараясь не поддаться нахлынувшим эмоциям, вы развернули столик к себе с намерением поискать в томике Шекспира нужную цитату.
В результате, когда все вернулись, миссис Франклин выпила кофе с полным набором алкалоидов калабарского боба, который был предназначен ее мужу, а Джон Франклин угостился чашечкой чудесного чистого кофе, который миссис Франклин приготовила для себя.
Вы поймете, Гастингс, если задумаетесь, что, хотя я представлял себе ход событий, я видел только единственный способ решить проблему. Я не мог доказать, что миссис Франклин хотела отравить мужа. А это значит, что если бы ее смерть приписали не самоубийству, тень подозрения неминуемо пала бы на Франклина или Джудит. На двух людей, которые абсолютно ни в чем не повинны. Поэтому я сделал то, на что имел полное право: совершенно неубедительные реплики миссис Франклин насчет желания свести счеты с жизнью я постарался представить как можно более достоверными.
Я имел на это право, так как был единственным человеком, кто мог убедить присяжных. Мое суждение было авторитетным и веским: я человек опытный в делах, связанных с убийствами, и если я убежден, что в данном случае имело место самоубийство, то так оно и есть.
Вы были неприятно удивлены, я это заметил, и не очень довольны моими показаниями. К счастью, вы даже не задумывались тогда, откуда может грозить вам и Джудит настоящая опасность.
Но теперь, когда меня больше нет, не воспрянет ли ядовитая змея подозрения из глубин вашего сознания: „А что если это Джудит?..“ Вполне возможно, поэтому-то я вам и пишу. Вы должны знать правду. Был еще один человек, которого не удовлетворил вердикт „самоубийство“, — Нортон. Ему не достался его „фунт мяса, поближе к сердцу“[195], а я ведь уже говорил вам, что он садист. Ему требуется полный набор: страсти, подозрения, страх и петля закона, И вдруг он всего этого лишается. Убийство, которое он так тщательно спланировал, не осуществилось. Он, конечно, уже предусмотрел, так сказать, „компенсацию“ на случай неудачи и стал продолжать игру. Вы знаете, что ранее он притворился, будто узрел в бинокль нечто компрометирующее, В сущности, он хотел сначала внушить вам, что видел Аллертона и Джудит, и в этом преуспел. Однако, не сказав тогда, кого именно он видел, он мог теперь использовать тот случай в других целях.
Предположим, что он заявил бы, будто видел не Аллертона и Джудит, а Франклина и Джудит? Это позволило бы взглянуть на дело Барбары Франклин под иным углом зрения. Действительно ли было самоубийство?
Поэтому, mоn ami, я решил: то, что должно произойти, должно произойти немедленно. И я устроил так, что в тот вечер вы привели Нортона ко мне.
Теперь я расскажу подробно, что произошло потом. Без всякого сомнения, Нортон с воодушевлением изложил бы мне свою собственную версию событий, но я не дал ему времени. Я заявил ему, недвусмысленно и четко, что знаю о нем все.
Он ничего не отрицал. Нет, топ ami, он уселся поудобнее на стуле и удовлетворенно ухмыльнулся. Mais oui, другого выражения не подберешь, ухмыльнулся с довольным видом. Испросил, как же я собираюсь распорядиться своими забавными умозаключениями. Я сказал, что намерен его казнить.
— Понимаю, — ответил он. — Каким же образом, с помощью кинжала или яда?
Мы как раз собирались выпить по чашке горячего шоколада. Он ведь был сладкоежкой, этот мистер Нортон.
— Простейшим способом будет яд, — отвечал я.
И я подал ему только что налитую чашку шоколада.
— Нов таком случае, — спросил он, — вы не против, если я буду пить из вашей чашки, а вы из моей?
— Вовсе нет, — ответствовал я.
Дело в том, что это не имело ни малейшего значения. Как я уже говорил, я тоже принимал снотворные таблетки. Единственная разница, что я принимал их каждый вечер в течение довольно продолжительного времени. Тем самым я приобрел некоторый иммунитет к снадобью и доза, которой было достаточно, чтобы мистер Нортон заснул, на меня почти не подействовала. Таблетки я растворил в шоколаде, и мы пили один и тот же напиток. Через некоторое время он уснул, а я был бодр, тем более что принял свои тонизирующие стрихниновые капли