— А вы сами никогда ничего… не замечали? Чего-нибудь странного? Вы не чувствовали? Может быть, в доме кто-то умер?
В ту же секунду она, разумеется, осознала всю бестактность своего вопроса — ведь майор Хенгрейв… Но было уже поздно.
— Мой муж скончался в больнице Святой Моники, — холодно отчеканила миссис Хенгрейв.
— Да-да, вы говорили.
— Дом был построен около ста лет назад, — тем же ледяным тоном продолжала миссис Хенгрейв. — И вполне вероятно, что кто-то из жильцов мог за это время покинуть земную сень. Однако мисс Элворти, у которой мой дорогой супруг семь лет назад приобрел этот дом, пребывала тогда, как мне помнится, в добром здравии. Да, в добром здравии! И даже планировала заняться миссионерской деятельностью в одной из заморских стран. И она ни разу не упоминала, что кто-то из ее ближних отправился в мир иной.
Гвенда поспешила загладить оплошность и успокоить разобиженную миссис Хенгрейв. В гостиной, куда они к этому времени вернулись, было спокойно и уютно — именно о такой гостиной Гвенда мечтала всю жизнь. Мимолетный страх, охвативший ее без всякой причины, прошел, и теперь она сама себе дивилась: надо же, что это на нее накатило? Во всяком случае, дом тут совершенно ни при чем, решила она.
Испросив у хозяйки разрешение взглянуть на сад, она вышла через стеклянные двери на террасу.
«Здесь должны быть ступеньки, лестница на лужайку», — подумала она.
Однако вместо ступенек взору ее открылись лишь роскошные кусты форзиции[206], разросшиеся в этом месте склона настолько буйно, что закрывали вид на море.
Гвенда молча прищурилась. Ничего, с форзицией она как-нибудь разберется.
Лестница на лужайку оказалась в самом конце террасы.
Спускаясь вместе с миссис Хенгрейв по ступенькам, Гвенда обратила внимание, что вид у сада не очень-то ухоженный: кусты, видимо, давненько не стриженные, местами превратились в непроходимые заросли.
Да, сад, со вздохом признала и сама миссис Хенгрейв, довольно-таки одичал. Что делать, если она не может себе позволить приглашать садовника чаще двух раз в неделю — да и в эти-то дни он бывает далеко не всегда.
После осмотра маленького, но вполне приличного огородика они вернулись в гостиную. Тут Гвенда сказала, что ей пора — надо осмотреть сегодня еще несколько домов — и что «Холмы» (названьице, прямо скажем, незатейливое) ей, разумеется, понравились, но пока она не готова дать окончательный ответ.
Миссис Хенгрейв проводила ее тоскливым взором и основательно высморкалась на прощанье.
Вернувшись в агентство, Гвенда, следуя рекомендации рекламного листка, сделала «встречное предложение». Оставшееся до обеда время она бродила по Дилмуту. Это был славный старомодный приморский городок. В его дальнем, «современном» конце красовалось два-три отеля явно недавней постройки и несколько одноэтажных бунгало совсем уж неприличной новизны. Но за ними опять тянулся гористый участок побережья, так что разрастаться дальше Дилмуту, слава Богу, было некуда.
После обеда Гвенде позвонили из агентства и сообщили, что миссис Хенгрейв принимает ее предложение.
Загадочно улыбаясь про себя, Гвенда отправилась на почту и послала Джайлзу телеграмму следующего содержания:
«Купила дом Целую Гвенда»
«Пусть немного подергается, — сказала она себе. — И пусть знает, что я здесь даром времени не теряю».
Глава 2Обои
К исходу месяца Гвенда уже въехала в «Холмы» и занялась меблировкой дома. Перевезенная из хранилища антикварная мебель — наследство Джайлза от тетушки — оказалась прекрасно сохранившимся образчиком викторианской эпохи. Правда, парочку очень уж громоздких шкафов пришлось продать, зато все остальное идеально вписалось в интерьер и превосходно гармонировало с домом. В гостиной появились веселенькие столики из папье-маше, инкрустированные перламутром и расписанные розочками и средневековыми замками, рядом стол для рукоделия, снабженный шелковым подвесным мешком для шитья, здесь же обосновались бюро и придиванный столик — и то и другое красного дерева.
Так называемые «легкие» кресла[207] Гвенда безжалостно выдворила в спальни второго этажа, а для них с Джайлзом купила два глубоких, как колодцы, мягких кресла, которые водрузила по обе стороны от камина. Большой честерфилдский диван[208] удачно поместился возле стеклянных дверей. На занавески она подыскала ситец со старомодным рисунком: по бледно-голубому полю розы в строгих классических вазах, на ветвях желтенькие птички. После чего, оглядев еще раз гостиную, сказала себе: да, вот теперь то, что надо.
Впрочем, до обустроенности было далеко — ремонт-то ведь еще продолжался. Поначалу Гвенда собиралась — пока не уйдут рабочие — пожить в отеле, но потом поняла: пока она не переедет в дом и не начнет самолично за всем присматривать, нечего и рассчитывать на скорое окончание работ.
Наконец, кухня была оборудована всем необходимым, ванные тоже были закончены — в общих чертах… Остальное Гвенда решила отложить на потом. Ей нужно было время, чтобы сжиться со своим новым домом и продумать цветовую гамму для каждой из спален. Дом, в сущности, был в очень приличном состоянии, и не было решительно никакой необходимости делать все сразу.
На кухне обосновалась теперь некая миссис Кокер, которая смотрела на Гвенду свысока и выказывала явное недовольство ее чрезмерно демократичным обращением. Впрочем, поставив новую хозяйку на место, она готова была сменить гнев на милость. Сегодня утром, например, не успела Гвенда потянуться и сесть в постели, как миссис Кокер водрузила ей на колени поднос с завтраком.
— В отсутствие супруга леди отдает предпочтение завтраку в постели, — непререкаемым тоном объявила она, и Гвенде оставалось только подчиниться этой сугубо английской, по всей видимости, традиции.
— Омлет, — сообщила миссис Кокер, имея в виду яичницу. — Вы вчера говорили что-то насчет копченой пикши — так вот, я полагаю, вы не собираетесь кушать ее в спальне? От нее остается запах. Так что из пикши я вам приготовлю пюре и подам на ужин с гренками.
— Да, спасибо, миссис Кокер.
Миссис Кокер милостиво улыбнулась и направилась к двери. Спала Гвенда пока что не в общей семейной спальне — подождет до Джайлза, решила она, — а в круглой спаленке с эркером, что в конце коридора. Здесь она чувствовала себя по-настоящему хозяйкой, здесь ей было хорошо.
Вот и сейчас, окинув взглядом свои владения, она не удержалась и воскликнула:
— Как же мне здесь нравится!
Миссис Кокер снисходительно обернулась.
— Да, мадам, комнатка очень милая, хотя и маленькая. Судя по решеткам на окнах, я бы сказала, что когда-то тут была детская.
— Да?.. Мне это не приходило в голову. Наверное, вы правы.
— Ну что ж, — произнесла миссис Кокер не без значительности и удалилась. Кто знает, красноречиво говорил ее тон, вот появится в доме мужчина, тогда, глядишь, и придет в голову.
Зарозовевшая Гвенда еще раз оглядела комнату. Детская? Да, из нее должна получиться отличная детская. Мысленно Гвенда тут же принялась ее обставлять. Вот там, у стены, будет настоящий большой кукольный дом, рядом шкафчики для игрушек. И чтобы в камине весело трещали поленья, а перед камином обязательно оградка — на ней, кстати, удобно сушить детские вещи. Только соскрести эту ужасную горчицу со стен! И нужно подобрать обои — что-нибудь яркое, веселенькое. Скажем, букетики маков — букетики васильков, маки — васильки… Да, они сюда подойдут. Надо будет поискать что-нибудь такое.
Мебели много не нужно, в комнате и так два стенных шкафа. Правда, один из них, тот, что ближе к окну, заперт, а ключа нет. Ключ, наверное, потерялся когда-то давным-давно, потому что дверца закрашена горчицей заодно со стенами. Нужно договориться, чтобы рабочие вскрыли, пока они еще здесь, — все равно ведь надо куда-то вешать одежду.
С каждым днем Гвенда все больше чувствовала, что «Холмы» — ее дом. Внизу под окном послышалось знакомое покашливание, и она заторопилась. Фостер, приходящий садовник — не всегда, впрочем, приходивший, — явился-таки сегодня вовремя.
Проглотив остатки завтрака и наскоро умывшись, Гвенда натянула на себя твидовую юбку со свитерком и сбежала вниз. Фостер работал напротив двери гостиной. Это было первое, что потребовала от него Гвенда: спуск на лужайку должен быть именно здесь. Фостер поначалу упирался как мог, доказывал, что «Так ведь и форзицию придется пустить под топор, и телу[209], да и сирень туда же», — но Гвенда была непреклонна, так что в конце концов он и сам признал, что идея не лишена здравого смысла.
Сегодня он встретил молодую хозяйку хитроватой ухмылкой.
— Я гляжу, мисс, — он упорно называл ее «мисс», — вы тут решили устроить все по-старому, а?
— Почему по-старому? — не поняла Гвенда.
Фостер звякнул острием лопаты по каменистому склону.
— Вот, наткнулся сегодня на ступеньки — и знаете, где? На том самом месте, что вы велели расчистить, вот где! Туточки они, значит, всегда и были. Кому-то, знать, помешали, так их землицей присыпали и кустами засадили.
— И совершенно напрасно, — заметила Гвенда. — Из-за этого теперь из гостиной ни лужайки, ни моря не видно. Должен же из окна открываться хоть какой-то вид!
Насчет «вида» Фостер ничего определенного сказать не мог, но в целом он, хоть и продолжал ворчать для порядка, явно смирился с хозяйским решением.
— Я что, я же не говорю, что так хуже. Будет хоть вид какой-то. Да и темно, поди, в гостиной из-за этакой заросли… А все-таки жалко — вон ведь кустищи какие вымахали! Форзиция — одно загляденье, сроду такой красавицы не видал… Ну, сирень еще так-сяк, но эта, гела, — она ведь денег стоит! И пересадить их не пересадишь — большие уже…