— Ну и забавная же вы парочка! — снисходительно улыбнулась Джудит.
Она отвернулась. Я встал.
— Надо распаковать вещи и, пожалуй, принять ванну перед обедом.
Пуаро вытянул руку и нажал кнопку звонка. Спустя пару минут появился камердинер. Я удивился, увидев незнакомое лицо.
— Как! А где Джордж?
Джордж, камердинер Пуаро, служил у него уже много лет.
— Поехал домой. У него заболел отец. Надеюсь, он еще вернется. А пока его нет, за мной ходит Кертис, — сказал Пуаро, улыбаясь своему новому камердинеру.
Кертис отвечал почтительной улыбкой. Это был крупный малый с туповатым, невыразительным лицом.
Выходя, я заметил, как Пуаро тщательно запирает на ключ портфель с бумагами.
В голове у меня царила полная неразбериха. Я по коридору направился к себе в комнату.
Глава 4
Когда этим же вечером я спускался к обеду, мною вдруг овладело ощущение какой-то нереальности происходящего.
Одеваясь, я задавался вопросом, не мог ли Пуаро все это просто нафантазировать. В конце концов, он, действительно, стар и к тому же тяжело болен. Утверждает, что ум у него по-прежнему острый, но так ли это на самом деле? Всю свою жизнь он расследовал и раскрывал преступления. Стоит ли удивляться, что теперь ему чудятся преступления там, где их нет? Вынужденное бездействие, должно быть, страшно его раздражает. Чего же тогда удивляться, если он сам придумывает для себя дело? Принимать желаемое за действительное — вполне обычное проявление невроза. Подобрал целую россыпь громких преступлений и углядел в них то, чего на самом деле нет, — таинственного маньяка, серийного убийцу. Скорее всего миссис Этерингтон действительно убила мужа, работник застрелил жену, молодая женщина дала своей тетке смертельную дозу морфия, ревнивая жена в соответствии со своими угрозами расправилась с мужем, сумасшедшая старая дева совершила убийство, в котором сама и призналась. По существу, все достаточно прозрачно.
Этой безусловно здравой точке зрения я мог противопоставить только присущую мне глубокую веру в проницательность Пуаро.
Он сказал, что убийство уже подготовлено. Во второй раз «Стайлз» должен стать местом преступления.
Время подтвердит или опровергнет умозаключения моего друга, но если угроза убийства существует, нам надлежит ее предотвратить.
Имя убийцы мне неизвестно, однако Пуаро его знает.
Чем больше я об этом думал, тем больше раздражался. В самом деле, какая безаппеляционность со стороны Пуаро! Хочет, чтобы я ему помогал, а сам отказывает мне в доверии!
Почему, спрашивается? Довод, который он привел, не выдерживает никакой критики. Надоели его глупые шуточки насчет того, что у меня якобы «на лице все написано». Умею хранить тайну не хуже всякого другого. Пуаро всегда с издевкой утверждал, что у меня душа нараспашку и любой может ее читать как открытую книгу. Иногда, правда, чтобы подсластить пилюлю, приписывает это свойство благородству и открытости моей натуры, не терпящей никакой лжи.
С другой стороны, если все это дело не более чем химера, рожденная в его воображении, — рассуждал я, — то скрытность его легко объяснима…
Я так и не пришел ни к какому выводу, и когда прозвонил гонг, спустился к обеду без всяких мыслей, но с бдительным оком, готовый высмотреть мифического «Икс».
В тот момент я принял на веру все, что сказал Пуаро. Под крышей этого дома затаилась зловещая личность, уже совершившая пять убийств и замышляющая новое преступление. Кто же это?
В гостиной, перед тем, как мы перешли в столовую, меня представили мисс Коул, высокой, все еще красивой женщине тридцати трех-четырех лет, и майору Аллертону, который почему-то мне сразу не понравился. Видный мужчина, едва за сорок, широкоплечий, с бронзово-загорелым лицом, разговорчив, так и сыплет словами и все с каким-то подтекстом. Под глазами мешки, свидетельствующие о беспутной жизни. Гуляка, игрок, пьяница и наверняка ловелас, подумал я.
Полковник Латтрелл, по моим наблюдениям, тоже его недолюбливает, да и Бойд Каррингтон держится с ним на редкость холодно. Однако женская половина общества, казалось, благоволит к Аллертону. Миссис Латтрелл восторженно что-то ему щебетала, а он лениво, с едва скрываемой дерзостью ей льстил. Джудит тоже, как я с досадой заметил, Нравилось его общество, она как будто даже стала более разговорчива. И почему какое-то ничтожество может заинтересовать и даже понравиться самой взыскательнейшей из женщин — загадка да и только. Я инстинктивно чувствовал, что Аплертон — негодяй, и, уверен, девять из десяти мужчин со мной бы согласились. Тогда как девять, а то и все десять, из десяти дам готовы были не раздумывая им увлечься.
Мы сидели за обеденным столом над тарелками с белой клейкой жидкостью, и я, скользя глазами по лицам, прикидывал разные варианты.
Если Пуаро прав, если он не утратил остроты ума, один из этих людей — убийца, а возможно, и сумасшедший.
Мне казалось, что «Икс», скорее всего, мужчина. Который же из них?
Конечно, не полковник Латтрелл, хилый и нерешительный старик. Может, Нортон, тот, что выскочил из дома с биноклем в руках? Нет, маловероятно. Славный малый, на такое вряд ли способен, не тот темперамент. Конечно, среди убийц сколько угодно мелких, незначительных личностей, которые потому и совершают преступление, что хотят самоутвердиться. Возможно, Нортон как раз из таких. А как же его пристрастие к птицам? Мне всегда казалось, что любовь к природе, в сущности, верный признак здоровой, добродетельной натуры.
Бойд Каррингтон? И речи быть не может. Его имя известно во всем мире. Истинный спортсмен, крупный государственный чиновник, предмет всеобщей любви и уважения. Франклина тоже можно отбросить. Известно, как Джудит его почитает и восхищается им.
Теперь майор Аллертон. Я сосредоточил на нем все свое внимание. В жизни не видывал более неприятного типа! По-моему, из тех, что родную мать по миру пустит. А с виду — само обаяние. Вот хоть сейчас — соловьем разливается, расписывает, как однажды потерпел фиаско, а все так и покатываются со смеху, слушая, как он с комическим отчаянием сам над собой потешается.
Если «Икс» — Аллертон, то преступления он совершал ради какой-то выгоды.
Правда, Пуаро не сказал, что «Икс» непременно мужчина. Может быть, это мисс Коул. Движения резкие, порывистые, сразу видно — нервическая особа. Как-то болезненно красива. Впрочем, на вид вполне нормальна. Она, миссис Латтрелл и Джудит — больше за столом женщин не было. Миссис Франклин обедает наверху, у себя в комнате, а ее сиделку кормят позже.
После обеда я стоял в гостиной, у окна и смотрел в сад, мысленно возвращаясь в былые времена, и будто видел, как по лужайке идет юная девушка с рыжеватыми волосами, Цинтия Мердок. Как очаровательно она выглядит в своем белом халатике…
Я так погрузился в прошлое, что невольно вздрогнул, когда Джудит взяла меня под руку и повела на террасу.
— В чем дело? — неожиданно спросила она.
— Какое дело? Ты о чем? — изумленно проговорил я.
— Ты такой странный сегодня. За обедом на всех таращился, почему?
Вот досада. Оказывается, поддавшись своим мыслям, я потерял контроль над собой.
— Разве? Просто вспомнил былое и впал в задумчивость. Созерцал призраки прошлого.
— Ах да, конечно, ведь ты приезжал сюда в молодости, так ведь? Кажется, здесь убили старую леди?
— Отравили стрихнином[149].
— Какая она была? Славная? Или, неприятная?
Я задумался.
— Она была великодушная, — задумчиво сказал я. — И щедрая. Занималась благотворительностью.
— A-а, щедрая в этом смысле…
В голосе дочери звучало пренебрежение. Потом она задала странный вопрос:
— Скажи, люди здесь были счастливы?
Увы, они не были счастливы здесь. Это я знал доподлинно.
— Нет, — сказал я.
— Почему?
— Чувствовали себя узниками. Понимаешь, все деньги принадлежали миссис Инглторп, она их тратила на благотворительность. А ее пасынки не могли жить так, как им хотелось.
Джудит порывисто вздохнула. Я почувствовал, как напряглась ее рука.
— Как это дурно, как безнравственно. Злоупотреблять своей властью. Нельзя этого допускать. Немощные, больные старики не должны мешать молодым и сильным. Связывать их, отравлять им жизнь, пожирать их силы, их энергию, которые необходимы для дела. Чудовищный эгоизм.
— Что касается эгоизма, старики отнюдь не самые большие эгоисты, — сухо заметил я.
— Ах, папа, знаю, ты считаешь эгоистами молодых. Да, наверное, ты прав, но наш эгоизм честный. Мы всего лишь хотим делать то, что считаем нужным. Мы не заставляем других плясать под нашу дудку, и мы не превращаем людей в рабов.
— Вы просто растаптываете их, если они оказываются у вас на пути.
Джудит сжала мне руку, затем сказала:
— Не огорчайся! На самом деле я никого не растаптываю, а ты никогда никому из нас не навязывал своей воли. И мы тебе за это благодарны.
— Я, может, и навязал бы, — честно признался я. — Но тоя мама всегда была сторонницей того, чтобы каждый сам совершал свои ошибки.
Джудит снова порывисто сжала мне руку. И сказала:
— Знаю. Ты бы хлопотал вокруг нас, как наседка. Терпеть не могу такое. Я бы просто этого не вынесла. Согласись, сколько деятельных, полных сил людей приносят себе в жертву никчемным и немощным.
— Случается, — согласился я. — Но стоит ли принимать это так близко к сердцу… Не проще ли не думать об этом.
— Разве это возможно?
Она говорила с такой горячностью, что я поразился. Было слишком темно, и я не мог разглядеть ее лица.
— Все так непросто… — продолжала она. — Материальные интересы, ответственность, боязнь ранить близкого человека, — тут много всякого, но многие люди бессовестно играют на этих чувствах… Пиявки, настоящие пиявки!
— Джудит, дорогая! — воскликнул я, потрясенный страстностью ее тона.
По-моему, она поняла, что хватила через край, засмеялась, выдернула свою руку из моей.