– Девчонки, ― Коля обращался к сестренкам как к одному человеку, ― я ж так и не попробовал наши вареники!
– Не волнуйтесь, дядя Коля, ― в два голоса отозвались те. ― Отыщутся. У нас все на всех делят.
– Как на свадьбе, ― шепнула Маша на ухо подруге.
– Я городская, ― призналась Варя, ― впервые за таким застольем.
Она повернулась к сидевшей рядом Алене:
– Прошлым летом Лешка нам с Ольгой примерно такой же ужин устроил в Москве. Я-то все по коммуналкам живу, да и готовить не умею, а он наготовил всяких вкусностей… Ой, ничего, что я его вспоминаю?
– Это хорошо, что вспоминаешь, ― тяжко вздохнула мать. ― Так и не дождалась я его внуков. Хоть память осталась… Девчонки говорят, что он где-то рядом… А я им верю…
Варя неожиданно обняла Алену за плечи и прижалась к плечу щекой.
– Он был славным и очень добрым. Умница, каких поискать… А как готовил… Пальчики оближешь.
– Это он в Серёню. Тот такой же был…
Они помолчали, улыбаясь чьим-то приветствиям и шуткам. Оказалось, что вся Благодатка собралась за общим столом. Тетки, дядьки, племяши, свекры и кумовья или переселившиеся в этот поселок после свадьбы из соседних деревень «новенькие», почти все они состояли в каком-то родстве или долгие годы жили бок о бок, да таковыми и стали.
Собирались вместе по праздникам, на проводы, а то и поминки. Делились всем: и добром, и радостью, и горем. Так было легче. Так веками жили русские люди, пока ветры революции не нагрянули и в эти глухие края. Обещанная Советами «земля крестьянам» обернулась почти полным их истреблением. Раскулачивали крепкие хозяйства, забирали мельницы, сгоняли скот, обвиняя «кулаков» в эксплуатации крестьянства. Растаскивали нажитое тяжким трудом, не оставляя зерна на прокорм семьям. Это очень скоро «аукнулось» восстанием и голодом. Восстания подавили в крови, высылая оставшихся в дальние края, голод и Гражданская забирали остальных. Насильственная коллективизация, опять война, бездарная борьба за целину, глупейшая эпопея с кукурузой… Ежегодные закупки зерна в Канаде, очереди за белым хлебом. Сколько же терпит русская земля! Враги не принесли столько бед, сколь приходится до сих пор терпеть от пришлых, все время лезущих во власть, чтобы грабить ее неиссякаемые богатства.
– Варь, ты мне обещаешь, что дочки вернутся через неделю?
– Да. Если бы сомневалась, не просила вас, Алена… Это нужно не мне. Это их судьба.
– А ты знаешь их судьбу?
Варя сразу не ответила, но, поколебавшись, сказала:
– Знаю.
– Вот и я поговорила с бабой Паней, она так же говорит… Не знаю ваших хитростей, не дано мне. Только дочки последнее, что от семьи осталось…
– Все будет хорошо. Ваша баба Паня сильная, все видит, ― неожиданно призналась Серая мышка. – Настоящая ведунья… Имя крепкое, по-гречески Прасковья, это канун субботы. Переход от повседневности к святому.
– А ты сама-то что ж все одна да одна. Пора бы и о детишках подумать.
– Знали бы вы, как часто я слышу об этом последние десять лет, ― грустно призналась московская худышка. ― Я и к маме в Геленджик приезжаю раз в пять лет… Такая вот уродилась… А Лешка ваш очень хороший был. Таких теперь и не найти…
Гости засиделись до глубокой ночи. Никто не хотел расходиться. Пели старые песни, которые любили их родители и родители родителей… «Стеньку Разина», «Черного ворона», «Бродягу», «Не для меня», «Хаз-Булат удалой», «Тонкая рябина»… Потом забористые: «Валенки», «Ой, мороз, мороз», «Ах, вы сени, мои сени», «Калинка»… Варя слушала с восторгом, прижавшись к Алене, словно все они были одной большой семьей, и это было так замечательно, так душевно, что почти никто не притронулся к хмельному. Душа пела и без этой дури.
Расходились с сожалением, обнимались и говорили что-то такое родное, простое, что не запоминалось, а западало куда-то вглубь, согревая и оттаивая все горести и беды. Наверное, в том и сила русского духа, который объединяет не только живых.
― Вы посмотрите на нее, ― знакомый голос прозвучал в сознании Вари где-то очень далеко. ― Боже милостивый, ты что, влюбилась? Так светятся грешники, побывавшие в объятьях своих возлюбленных. Забывают обо всем на свете. Даже поставить хоть какую-то защиту.
– Простите…
– Дорогуша, не вижу причин для такого сладкого сна… Мужчины рядом с тобой опять нет. Разве что, тот красавчик на сеновале, но ему снится совсем другая. Я бы сказала ― цыганка. А ты-то чего такая счастливая? Это ж не дом, а женский монастырь какой-то.
– Мэри…
– Наконец-то мы проснулись, а то я грешным делом подумала, что ты опять пробовала виски, как тогда в Шотли-Гейт.
– Нет. Просто слушала русские песни. Ты не представляешь, как берет за душу!
– Странно это в тебе сочетается. Ты же одна из наших. Бродячая душа.
– Я самоучка.
– Боже, милостивый! Ты мне напоминаешь молодые души, которых мои молодцы брали на абордаж. Они шли учиться у каких-то проходимцев на «моряков», наивно полагая, что, посидев в париках за партой год-два, можно стать морским волком. Это в крови, дорогуша! Или ты рождаешься джентльменом удачи, или госпожа удача на тебя не обращает внимания. Не случайно Елизавета раздавала капитанские патенты своего адмиралтейства пиратам, призывая служить в королевском флоте. Нельзя стать тем, кем ты не родился.
– Поэтому легенда гласит, что Грайнэ побрилась наголо, доказывая это.
– Три тысячи чертей! Иногда мне нравится, как ты говоришь… Легенда гласит… Хочешь сказать, что о пиратке Грейс О’Мэлли в вашем времени гласят легенды?
– О тебе тоже! ― Варя подложила подушку под спину и села в кровати. ― О тебе написаны книги, сняты фильмы, ходят легенды.
– Фильмы? ― пиратка присела на край кровати, поближе к Варе. ― Ну-ка, расскажи мне об этом.
Девушка задумалась на минутку, пытаясь найти аналогии в прошлом.
– У вас в детстве показывали тени на стене? Ну, когда в темной комнате загораживали руками свечку… Шевелили пальцами, что-нибудь изображая… Тень зверушки, птицы или человечка?
– Ты говоришь о shadowgraph?
Варя кивнула, и фантом пиратки тут же оживился, подсев еще ближе, чтобы можно было взять худышку за руку.
– Дорогуша, я не помню, когда вспоминала с кем-нибудь свои детские годы. Да и вспоминала ли вообще?! Когда ты нашла медальон моей мамочки, я плакала, стоя на коленях рядом с… ее платьем. Тогда в Шотли-Гейт я тоже вспоминала детство. Ты мне стала как сестра и в том, и в этом мире… Понимаешь? Что-то происходит с моей душой, и я не понимаю что.
– Наверное, я скоро передам тебе твое колечко.
– Думаешь, так все и происходит?
– Мэри, я еще не совершала переход. Если найдешь Грэйс, спроси у нее.
– Искала! Нет ее нигде. Скорее всего, душа лысой Грайнэ перешла в плотный план, а как отыскать того цыганенка, о котором ты рассказывала, я понятия не имею. Ауры его не знаю.
– В прошлом году она появилась совершенно неожиданно. ― Варя накрыла своей ладошкой фантом руки леди Киллигрю. ― Мы виделись в Лестере, там же была студентка, которой стала де Бельвиль. Правда, я не знаю, встречались они или нет.
– Ладно… Когда мы едем в Трапани?
– Мы?
– Боже милостивый! ― пиратка взметнулась под потолок. ― Ты еще не поняла, что мы в одной команде?! Когда я заговорила с тем старичком в большом доме на западном побережье острова, он шуганул меня чем-то тяжелым… Шустрый попался дедуля. Я тоже чем-то замахнулась, смотрю, а он прикрылся тигром, как ты и говорила… В домашних тапочках! Это выглядело так забавно, что я рассмеялась… Три тысячи чертей!
Фантом пирата со шпагой на перевязи и широкой шляпе, которая вот-вот готова была слететь оттого, что он покатывался от смеха, перегибаясь пополам.
– Я его спрашиваю: это пароль? Представляешь… А он облизнулся, сел в свою коляску, закинул ногу… прости… лапу на лапу и так ехидненько отвечает: «А что?»
Хорошо фантом хохотал в ментале. Жители спали, а вот собаки уже стали завывать в разных концах Благодатки. Только Мэри не могла остановиться.
– Я не могу! Он еще начал тапочкой похлопывать себя по стопе… Покрутит туда-сюда, хлопнет…
Неожиданно за спиной Вари раздался такой хохот, что фантом мигом выхватил шпагу. Два девичьих голоска взахлеб смеялись, обгоняя друг друга. Быстро сообразив, в чем дело, девушка цыкнула на них. Те притихли, но остановиться не могли. Как в кипящем казанке, пар то и дело вырывался наружу.
– Кто это? ― фантом в два прыжка оказался рядом с хохотушками. Обе мигом притихли. ― Сдается мне, они и есть те две сестренки… И это хранители Черной книги?! Слушайте, а покрепче у вас тут никого не найдется?
В ответ с двух сторон в ментале на фантома что-то полетело, но шпага, описав замысловатую траекторию, отбила атаку.
– Хм, совсем неплохо! ― пиратка лихо загнала клинок в ножны и с достоинством произнесла: ― Позвольте представиться. Леди Киллигрю, урожденная Мэри Вулверстоун из Саффолка, дочь Филиппа Вулверстоуна и Джейн Престон, вдовы Генри Книветта. ― Она сорвала свою шикарную шляпу и чиркнула ею в изящном поклоне по носку выдвинутого вперед сапога.
– Это Елена и Галина из рода Журавлевых, ― ответила за перепуганных сестричек худышка.
– Варя, они мне определенно нравятся. Просто напоминают меня в детстве… Поставь защиту, а то мы пошумели немножко… Бегу. До встречи, леди!
Фантом обаятельно улыбнулся и растаял.
ГЛАВА X. ПОЛЬША, ВРОЦЛАВ
Середина лета в Силезии выдалась солнечной. Судя по сводкам погоды, в России не переставая шли дожди, в Германии, Чехии и Австрии стояла жара, а в Испании и Португалии бушевали пожары. Прогнозы тоже не баловали, значит, с урожаем у соседей на востоке и западе будут проблемы. Одна Польша останется в выигрыше.
Комендант Восточной крепости Ордена «Сынов Света» вспомнил свое детство в селе Бробилевице. У них был огромный яблоневый сад, и маленький Кшиштоф просто рос там.
Воспитанное отцом и дедом отношение к яблоням, приметы и приемы ухода за деревьями остались навсегда. Вот только надежда отца и деда на продолжение дела их жизни не совпала с интересами наследника. Ему не хотелось в замызганной одежде целые дни проводить в саду в надежде на то, что осенью они смогут заработать на продаже яблок.