— Всадник, отставить спешку! — зазвучал в наушниках голос Димы. — Сиди, где сидишь, и жди команды. Как понял, приём?
— Всадник — Второму. — недовольно отозвался Леднёв, уже предвкушавший, как ступит на Энцелад. — Вас понял, «Второй», жду.
— Вот и хорошо. — На этот раз Дима обошёлся без позывных. — Лёш, как полагаешь — лёд лучше прямо сейчас напилить, или сперва расставим датчики?
Пополнение запасов льда было нашей главной задачей в этой вылазке. На станции ещё оставался некоторый запас драгоценных брусков, но Леонов, получив в своё распоряжение пару новеньких буксировщиков, распорядился загрузить бункера по максимуму — люди на «Лагранже» устали от режима экономии воды, да и охладители не стоило слишком долго держать на голодном «ледяном» пайке. Но и астрофизик не был праздным пассажиром — он собирался установить округ загадочного пятна-колодца («Дыры», как мы, не сговариваясь, стали его называть) универсальные блоки датчиков. Шесть таких устройств были навьючены грузовые решётки второго «омара», и ждали своего часа.
Казавшийся с орбиты совсем белым, вблизи лёд смотрелся иначе. Неровный, ноздреватый, местами он был покрыт тёмной неопрятной коркой, напоминающий старый, скверно уложенный асфальт — видимо, из-за метеоритной пыли, которой в системе Сатурна полным-полно. Что-то мне это напоминало — ну, конечно, Павловские «Мягкие зеркала», фантаста Сергея Павлова! Дело там тоже происходит в системе Сатурна, только не на Энцеладе, а на другом спутнике, Япете. Он тоже покрыт толстенным слоем льда, который в книге именуется… кажется, «ледорит»? Или нет, ледорит — это смерзшаяся смесь льда, затвердевших газов и пыли, из которой и состоит этот слой, именуемый, в свою очередь, «ледорадо». Необычные эти термины изобрёл автор романа — он вообще увлекался подобным словотворчеством, которое, как по мне, и составляло одну из главных приманок романа. Кстати, словечки получились удачные, яркие, запоминающиеся; надо бы подкинуть их планетологам «Лагранжа», подумал я — вряд ли те успели прочесть павловскую дилогию, тем более, что вторая её часть ещё даже не вышла из печати…
Обычно водители «омаров» садятся в свои буксировщики без скафандров — герметичная обитаемая капсула, снабжённая полноценной системой обеспечения позволяет обходиться гермокостюмом типа «Скворец». Но сегодня нам с Димой возможно понадобиться выйти на поверхность — поэтому мы облачились в «Кондоры–Б2». Эта модель специально разработана для «омаров», но всё равно громоздкий скафандр доставляет запечатанному в тесную капсулу пилоту немало неудобств. Например — нет привычной тангенты ларингофона на шее, приходится пользоваться пультом ближней связи на правом подлокотнике ложемента.
— Первый — Второму. — сказал я, отжав клавишу. — Как по мне, то заготовку льда лучше отложить на потом. Прикинь, сколько мы топлива сожжём, таская его туда-сюда-обратно сотню без малого кэмэ? Опять же — ты, помнится, говорил, что маневрировать с полной загрузкой брусками довольно сложно — а кто знает, какие кренделя придётся там выписывать?
Пауза длилась секунды три.
— Второй — Первому. Насчёт кренделей — это Леднёв тебя уговаривал в Дыру нырнуть?
Я немедленно представил себе ироническую ухмылку моего бывшего вожатого — такая появлялась, когда кто-то из мальчишек нашего отряда пытался доказать, что ему крайне, вот прямо жизненно необходимоотсутствовать в спальне во время тихого часа.
— Так передай, пусть даже и не мечтает! Как он, кстати, не сбежал еще?
— На месте. — я покосился вправо, где за прозрачным колпаком маялся пристёгнутый к грузовой решётке астрофизик. Физиономия за забралом «Кондора» была невесёлой — переговаривались мы на общей частоте, и он прекрасно всё слышал.
— Вот и хорошо. — снова зашуршало в наушниках. — А насчёт льда — может, сейчас напилим, заскладируем тут, а заберём уже на обратном пути?
— Заскладируем, говоришь? — я критически обозрел металлические сетки, видимо, для этого и предназначавшиеся? Да ну их, возня — сначала складывать, потом на омары перегружать.… давай лучше всё потом и сделаем?
Пауза длилась секунд пять — Дима обдумывал это предложение, явственно подсказанное самой банальной ленью.
— 'Второй — Первому. — Согласен, лёд может подождать, сначала слетаем к Дыре, расставим аппаратуру. Так, Лёша, я стартую первым, ты за мной. Высота сто метров, выше не подниматься. Готов?
— Как юный пионер!
— Тогда — поехали!
Всё же это гагаринское словечко — «поехали!» — пользуется у работников Внеземелья, от «портеров»-буксировщиков до пилотов больших кораблей особой любовью. Правда, по нынешним временам оно не сопровождалось эффектными огненными шоу, подобно стартам первых «Востоков» и «Атласов» — при стартах с Земли давно уже пользовались батутами и гидравлическими толкателями; те же, кто отходит от орбитальных станций, ограничиваются тонкими белёсыми струйками из маневровых дюз. Остатки былого великолепия можно увидеть, разве что, во время взлёта с Луны корабля вроде нашего «Тихо Браге». Они поднимаются со спутника нашей планеты на колонне огня (куда скромнее, конечно, тех, что забрасывали на орбиту ракеты-носителя Королёва и Фон Вернера фон Брауна), вздымая густые тучи «лунной пыли». Эти тучи потом не рассеиваются по многу часов — частички реголита, из которой они состоят, заряжены статическим электричеством и подолгу не оседают на поверхность.
Нечто подобное происходило и сейчас, только, как говорится, «труба пониже, да дым пожиже». Эффект, производимый дюзами буксировщиков более походил на праздничный файер, чем на стартовый факел, пусть и малого, но всё же космического транспортного средства. Пылевые же вообще выбросы ограничились легким серебристым облачком — вода, в которую превратился лёд, растаявший под действием выхлопа, в вакууме мгновенно замерзала и оседала на поверхность планетоида инеем.
До Дыры по прямой лететь было ровно сорок два километра — около четверти часа полёта, считая взлёт и посадку. Конечно, можно сразу сесть где-нибудь поближе — но в том месте Дима с напарником уже много раз брали лёд; там были установлены приводные маяки, до сих пор исправно передававшие приводной сигнал, а при вриближении буксировщиков включавшие яркие фонари-мигалки. Кроме того, на месте выработки образовался своего рода небольшой карьер, оборудованный для удобства «шахтёров» тросами и металлическими сетками — работать там было гораздо удобнее и, главное, безопаснее, чем на нетронутой поверхности.образовался небольшой карьер, где работать было куда удобнее, чем на нетронутой поверхности…
К финишу нашего недолгого перелёта мы подходили на высоте восемьдесят метров. Контур Дыры выползал из-за близкого горизонта постепенно, и почти сразу я понял, что с орбиты я недооценил её реальные размеры. Дыра была огромна — не меньше трёхсот метров в поперечнике; её края, очень ровно очерченные, уходили вглубь гладкими, словно отполированными вогнутыми стенами. Ну да, конечно — если Леднёв прав, и этот колодец действительно образован энергетическим выбросом скрывающегося в толще льда (ледорадо, привыкаем пользоваться новыми терминами!) «звёздного обруча» — то они примерно такими и должны быть…
Атмосфера на Энцеладе отсутствует от слова совсем — тени здесь лежат особенно чётко и резко — граница между светом и тьмой не размыта, как на земле, а словно прочерчена чёрной тушью по белому листу бумаги. Из-за этого и мрак в глубине Дыры казался непроницаемым для взгляда, как я не вытягивал шею, стараясь туда заглянуть. Меня, разумеется, интересовал тот лилово-зеркальный блеск, который я успел заметить с орбиты — если верить Леднёву, это не что иное, как действующее на дне колодца «тахионное зеркало». Астрофизик целиком и полностью разделял моё нетерпение; он даже потребовал зависнуть над Дырой, чтобы получше разглядеть, что в ней творится, но Дима решительно эти поползновения пресёк. «Садимся в пятидесяти метрах от края, — скомандовал он, — а там осмотримся и решим, что делать дальше…»
Я уже приспособился работать с гарпунными якорями, и «прилунился» синхронно с Димой. Он опустился метрах в десяти от меня, и из-под прозрачного колпака своего «омара» выполненный манёвр, продемонстрировал мне оттопыренный вверх большой палец.
— Второй, я Первый. Выхожу, встречай…
Ну что, пора? Я опустил забрало гермошлема — справа и слева, под подбородком заперемигивались красные огоньки. Они стали жёлтыми, потом зелёными — контроль герметичности пройден, системы жизнеобеспечения «кондора» в порядке, аккумуляторы заряжены до упора. Я нашарил сбоку от ложемента рычаг разгерметизации и рванул его на себя. «Омар» вздрогнул, прозрачный колпак капсулы откинулся вверх и назад, заполняющий её воздух мгновенно рассеялся в окружающем пространстве.
Так, теперь следующая процедура… Переносная лебёдка со страховочным фалом упрятана под кресло, и чтобы извлечь её оттуда, пришлось согнуться, преодолевая натяжение ремней, пристегнуть лёгкую дюралевую раму к поясу скафандра, а карабин на кончике стального троса — к скобе на наружной поверхности капсулы… готово! Я отстегнул привязные ремни — теперь достаточно несильного толчка, чтобы вылететь из ложемента и воспарить над буксировщиком.
Леднёв, всё ещё пристёгнутый к грузовой решётке, наблюдал за моими действиями с нескрываемым нетерпением. Вообще-то его можно понять. Дима не раз спускался на Энцелад, я немало погулял по Луне и на своих двоих, и на «лунном багги», и даже поохотился там на инопланетных электрических тварей; астрофизик же, единственный из нас троих, ни разу ещё не бывал на поверхности другого небесного тела — а тут вся эта раздражающая возня! Ничего, потерпит, злорадно подумал я: в конце концов, это он, Валерка вынудил нас подписаться на вылазку к Дыре, вот пусть теперь висит на багажнике «омара» и не терпит…
Я осторожно, рассчитывая каждое движение, выбрался наружу. Ужасно хотелось добраться до Димкиного буксировщика одним прыжком — но я, разумеется, не стал этого делать. Прикинул расстояние, изготовился, несильно оттолкнулся — и поплыл над самой ледяной поверхностью со скоростью, вряд ли быстрее обычного прогулочного шага. Три метра… пять… семь… есть контакт! Дима уже ждал меня снаружи; он принял из моих рук тросик, пропустил её через раму буксировщика и защёлкнул карабин. Теперь наши «омары» были связаны накрепко, и мне осталось только пристегнуть к соединяющей их стальной «пуповине» страховочный фал, и вызвать Леднёва.