— Использует то, что есть, насколько я понимаю. Вибрации стен, бронестекла, эхо наших собственных голосов и шагов… Вся физика звука идёт у него в дело. А в целом… обычный династический призрак, — ухмыльнулся Кир. — Насильственная смерть, помноженная на силу духа. Видеодрамы смотрите?
— Не гоните пургу… лейтенант.
— Слушаюсь, адмирал. Съер. Есть не гнать пургу. В основу эффекта заложены принципы электромагнетизма. Душа взвешена, измерено её напряжение на входе и на выходе, исследованы условия, при которых она входит в резонанс с объектом. Исследованы — стало быть, могут быть созданы искусственно. Причём учёные утверждают, будто бы нет никакой необходимости поддерживать их непрерывно. Чему я охотно верю. Избавиться от дедушки можно разве что взорвав старое крыло. На что я по здравом размышлении не пойду — я ж не варвар. Держим взаперти, чтоб не буянил.
— Император Улле был чудовищем, — без улыбки сказал Эстергази. — Непредсказуем и неуправляем. На моих глазах он наградил друга нашего детства юбилейной медалью, а назавтра в подвале расстрельная команда развеяла его в пепел. Ладить с ним можно было лишь полностью признавая примат его личности, вплоть до указаний, с какой стороны разбивать яйцо. Я не шучу. В нордическую систему ценностей он не верил ни на йоту: его занимали только производные от неё разграничительные линии, как средство упорядочить жизнь. Скажем так, браком Харальда он был разгневан, во всеуслышанье называя его ублюдочным союзом. Приходилось держать в тайне даже беременность Адретт. Ничто не мешало имперским взломщикам войти в любой дом, а там — несчастный случай… Кому жаловаться? Иной раз мне казалось, он тянет с действием только потому, что ему нравится держать нас на волоске. А сейчас он швыряется мебелью?
— Полноценный полтергейст, — ухмыльнулся Кир. — С отвратительным характером. Впрочем, я бы сказал, продолжительное одиночество ему на пользу. Мне, например, он даже рад.
— Сына он любил, — вздохнул Эстергази. — Хотя, простите, сам по себе ваш отец ничего не значил. Тень в тени трона. Возможно, единственная форма безболезненного сосуществования с Улле. Хотя, конечно, мы не знаем, насколько безболезненным для кронпринца было это сосуществование. Я прошу Врат Валгаллы для Рубена, — без перехода сказал он. — В теле его истребителя. Тецима, насколько мне известно, практически цела. Что может быть совершеннее боевой машины?
— Че-го?
— Проект вырос на основе феномена Императора Улле. Я только что убедился в полном сохранении личности субъекта, в адекватности его реакций, в продолжении его… мыслительного процесса, то есть существования по самой объективной мерке. В последний раз вы говорили о крысах и шимпанзе. Как насчёт человека?
— Проект законсервирован, — сказал Кирилл, имея слегка ошеломлённый вид, и адмирал Эстергази изготовился двинуть войска в образовавшуюся брешь. — Мы не можем сейчас расходовать бюджет и мощности… Это чертовски…
— Семья готова финансировать спуск Тецимы с орбиты и её отправку обратно. Мы также готовы, — помедлив, произнёс старый адмирал, — спонсировать проект… в этой части… и далее, буде он покажет успешность.
— Упоминая Семью, вы имеете в виду?…
— Себя. Адретт пала добычей секты… из малозначительных, как муха в мёд влипнув в оттенки скорбей. «Пройдя долиной смертной тени…», и всё в этаком же духе на разные лады. Ублюдки какие-то прилизанные, в галстуках, одинаковые с лица, корзины белых роз…
— Розы — это… — Император покраснел.
— А! Извините, сир. Харальд нашёл если не утешение, то занятие в государственной службе. А я заключу контракт хоть с чёртом! Мы потеряли сына и внука, вы, осмелюсь предположить — верного друга. Имею дерзость предложить Империи… инструмент.
— Я хочу отказать вам. Я не могу поверить, вы в самом деле предлагаете проделать это… с Рубом?
— Я имею доступ к реальным сводкам, сир. Промедлив, вы имеете реальный шанс… вовсе потерять возможность предпринять к обороне… неординарные шаги… не говоря уже об испытании оружия подобного рода. Я помню, как он улыбался. Прищуривался. Завязывал галстук. Я хочу слышать его голос. По крайней мере он будет летать.
— О, да. Руб обладал даром вызывать любовь. Вы не понимаете, — судя по голосу Кириллу хотелось кричать. — Мы делали это с человеком! Они пробуждаются в полной памяти, с привычками, с потребностями тела, которого нет…
— Я бы предпочёл ампутацию смерти, если бы такой выбор стоял, — пробормотал Олаф. — Что это, как не ампутация, доведённая до абсурда.
— Неуправляемый психоз — вот что мы получили. И практически неуничтожимый… Не думаю, чтобы вы хотели услышать, как мы от него избавлялись. Вполне безобидный предмет. А вы предлагаете боевую машину! У меня не было ничего… никого, лучше Руба. Памятью его прошу — не настаивайте. Про это не написано книг. Никто ему не поможет.
— Не прячьтесь за память Руба, сир. Лучше дайте ему возможность… быть. А мне — обратиться к нему по имени. Готов об заклад биться, вкруг вашего «примера» не стояла любящая родня.
— Собственно, — хмуро признался Кирилл, — это был преступник, приговорённый к казни.
— Ну так! У Рубена прекрасные психологические характеристики, конструктивный склад…
— Милорд, уверяю вас, будет намного… эээ… менее болезненно вернуться в реальность и признать свершившееся достойным сожаления фактом.
— К чертям эту реальность, если есть выбор.
— Лучше прикиньте, каково будет принимать приказ об отправке Руба в гидравлический пресс. Вы выдержите это во второй раз?
— Вы смогли бы отдать такой приказ… сир?
— Разумеется. Вы сами нагрузили меня этими генами, — оскалился Кирилл. — Я не могу допустить существования неподконтрольной силы.
— Хорошо. — Адмирал выпрямил спину, насколько мог. — Ответственность за последствия я беру на себя.
* * *
У жабы тоже есть блюз.
Столы, составленные вплотную друг к дружке, горы инфочипов в прозрачных пластиковых лотках и бюрократический ритуал такой сложности, что поначалу Натали вовсе головы не поднимала. Место ей досталось неудобное: посредине стены, уютные углы были заняты старожилками. Над головой вечно гудел и бил холодной струёй кондиционер. Она замерзала, вынужденная кутаться в шаль поверх делового костюма. Товарки же задыхались от духоты: кондиционер в подземном помещении оборонного завода был вещью жизненно необходимой. Горели люминесцентные лампы, превращая сотрудниц в раскрашенные манекены. Тот же бункер, по существу, лицемерно маскирующийся бурлящей полнотой жизни.
В том, что она устроилась сюда через восьмые руки, не было ничего удивительного. Все сидевшие в этой комнате состояли в тех или иных отношениях с ответственными менеджерами, да и сама прогулка генерального — румяного шестидесятилетнего бодрячка — по офису неизменно сопровождалась шлепками, щипками и восторженными взвизгиваниями. Вновь пришлось столкнуться с известным предрассудком, что якобы понятие «стюардесса» адекватно переводится как «первоклассный секс на халяву». Не то что бы у неё были реальные основания опасаться посягательств на личность и достоинство, всё же это был офис компании, а не тёмный закоулок фабричного квартала, но в памяти ещё стоял блеск эполет, а в остальном достаточно было держать «опасность» в поле зрения и не поворачиваться к ней уязвимым местом. То бишь спиной.
Поначалу её сочли «очередной» пассией и встретили настороженно. Замолкали в её присутствии непринуждённые разговоры, а две-три, чуя в ней новую силу на подъёме и рассчитывая на расположение, поспешили в укромном уголке поделиться чрезвычайно важной информацией по расположению центров силы коллектива и связей меж ними. Заодно дополнив её моральными портретами сослуживиц и тайнами их пороков. К некоторому замешательству Натали обнаружила, что не в состоянии установить однозначное соответствие между множествами их лиц и имён. Как будто место, реально занимаемое ею в пространстве, было от них в сотнях световых лет.
Навык стюардессы, впрочем, вполне справлялся с неуклюжими домогательствами чиновничков, ответственных за участки. Деловой костюм невзрачного цвета с юбкой значительно ниже колена на фоне витрины декольте, топиков в крупную розу с платиновыми купидончиками в качестве язычков «молний», мини-шортиков из флекс-кожи в сочетании с сапогами на шпильке и разноцветных искусственных шубок выглядел как вызов, как доспехи рыцаря, как скафандр высокой защиты, в котором она несла свою службу в агрессивной среде. Для самой Натали он был чем-то вроде хитинового скелета, не позволявшего ей растечься безвольной субстанцией, утратившей способность к поддержанию формы. Девушки меж собой решили, что она ведёт рискованную, но расчётливую и тщательно выверенную партию. Менеджеры немедленно приняли этот вызов на свой счёт.
Потом обнаружилось, что она — обычный «синий чулок».
Считалось, что зарывшись в землю, Зиглинда сможет ещё долго огрызаться против захватчиков. По одному из видеоканалов ежедневно транслировали курс лекций по тактике партизанской войны. Сотрудница, у которой был сын-подросток, утверждала, что мальчишек от него не оторвать.
С этим спорил худой и нервный инженер, сверявший в бухгалтерии какие-то цифры и вызванный к разговору чашкой кофе. Размахивая руками, он кричал, что Чужих на планету пускать нельзя, что даже вынужденные уйти, они покинут её, только залив плазмой с орбиты. Кричал он так громко, что вскоре Натали уже переводила его участок ответственности на другое имя.
Среда давила. А ведь вначале Натали скрашивала ожидание поезда, воображая, как объявят победу — настрой СМИ был неизменно оптимистичен — и транспорты с орбиты пойдут вниз. И можно будет помчаться туда и уж как-нибудь протолкаться. В само здание космопорта, конечно, не попасть, наверняка там пригласительные билеты для членов семей, и можно представить, каких масштабов достигнет массовое восторженное безумие. Но всё-таки… Разве она сможет остаться в стороне? Он и не вспомнит. Можно себе представить, сколько у него было… таких. Или нет? Или — да?