— И как мы разберём, где чей стабилизатор?
Девушка невольно рассмеялась.
— Близость, эээ… доведённая до абсурда, — добавил Назгул. — Едва ли я о такой мечтал.
— Это у тебя страх продолжительных контактов, — поддела его Натали.
— Продолжительных? Милая, металлопласт кажется тебе вечным? Ты знаешь, каков срок военной машины? Не глупи. Моя вечность… с твоим спящим сознанием на руках. Моя психика этого не выдержит.
— Пульман, Назгул, разрешите вам помешать, — вклинился в разговор Лидер. — Мы на месте. Сбрасывайте.
Мины, несомые Назгулом, должны были стать опорной точкой «сот». «Почему так?» — спросили звеньевые. «Потому что у него мозги лучше, — отрезал Гросс. — Гигабайтов больше».
Сложность постановки мин в том, что отстреленный с пилонов груз, обладающий массой и инерцией носителя, обязан зависнуть неподвижно в определённой точке пространства. Импульс пневматического толкателя проходит через центр тяжести «связки»: иначе нельзя, иначе обоих закрутит. Тециме, в принципе, ничего страшного — выровняться короткими вспышками маневровых — плёвое дело, но вспышек быть не должно. Вспышки демаскируют. Только они, собственно, и видны детекторам, когда в их поле попадает маленькая, зеркально-чёрная, инфракрасно невидимая «птичка». Если же «птичка» летит по инерции, шансов заметить её практически нет.
Сотрясение корпуса и ощутимый удар сзади, нанесённый третьим Ньютоновым законом, сообщили ей, что мины пошли.
— Уф, — сказал Назгул, — две свои массы на себе. Зато и скорость увеличилась втрое.
Теперь отойти от точки постановки настолько, чтобы, казалось, и духу в этом районе их никогда не было, и — на базу. В душ и отдыхать. Рутинный полёт, рутинная работа.
— Что за… чёрт? Назгул — Лидеру, Гросси, оглянись! Да в задницу локаторы, тебе и глаз хватит.
Натали тоже стремительно обернулась. Позади уходящих Шельм вспыхнуло созвездие красных огней. Похожих на созвездие, на россыпь раскалённых углей или глаза демонов, пустившихся в погоню.
Минное поле активизировалось, не успели Тецимы и на две минуты отойти. Не повезло.
— Разворот, — просипел из динамика Лидер. — Всем — молчать, и чтоб ни единый двигун не полыхнул…
Крупная цель, очевидно, надвигалась на них из темноты. Крейсер, не меньше. На меньшую не реагируют детекторы мин. Очень мало одной эскадрильи на целый крейсер. Это даже Натали ясно.
— Почему мы не уходим? — спросила шёпотом.
— Гросс даёт минам шанс, — также приглушённо ответил в наушниках Назгул. — А там посмотрим, сколько работы они нам оставят. Занимай место в партере.
Был у Натали никчёмный период в жизни, когда её хватало лишь на рыдания да на то, чтобы не свернуть с тропки на обманчивый огонёк лёгкой жизни. Был — и кончился, и обнаружилось, что у неё достаточно терпения, воли и ума, чтобы доверять мужчинам, которые знают, что делать.
Представление удалось на славу, редко кому удавалось видеть своими глазами, как работают мины. Обычно те, кто их оставлял, не имели никакого касательства к их дальнейшей судьбе. Несколько ослепительных цветов распустились в вакууме, и цель открыла беспорядочный ответный огонь. Назгул только хмыкнул, наблюдая трассы плазмы, направленные туда, где Шельм не было и в помине. Потом на короткий миг в туше крейсера распахнулись ангарные ворота, ярко освещённые изнутри, и оттуда посыпались истребители уродов. Погрузочными кассетами они не пользовались, и Натали почувствовала молчаливое внимание Назгула к этому моменту. Два плотных строя.
— Наше время пришло, — сказал Назгул.
И в этот же момент Гросс вдохновенно завопил:
— Лидер — всем. Делаем «клевер», Синие и Серые — берут первых, Красные и Назгул — остальных. Крейсер предоставим минам. Пошли!
Клин Шельм, как раскалённый, прошил вражескую шеренгу, два первых названных звена разделились и впились первому вражескому строю во фланги, а Назгул и Красные прошли их инверсионным следом чуть дальше, на вторых, не позволяя тем поддержать первых.
С противником, превосходящим по численности, сражаться не впервой, а у Шельм было преимущество нападения с нескольких сторон.
Кратковременная вспышка огненного безумия, в котором Натали была только зрителем. Отнюдь не безучастным, потому что ни возбуждение, ни страх не умерли в ней и жестокой болью отозвались на крик мальчишки-отличника Уинда: «Первый, меня подбили!» — и на нечленораздельный рёв Гросса, оставшегося с открытой спиной. В то же время она ни одной секунды не мечтала оказаться где-либо ещё.
Вспышка, гул корпуса в ответ на выброс сгустка плазмы — непрерывный, потому что Назгул лил её сплошным потоком. Поражённая цель освещалась, как будто каждая частичка корпуса сделалась источником собственного света, потом оказывалось, что это уже не цель, а только искрящееся облако, сохраняющее её форму, и сквозь это облако они проносились с Назгулом, как сквозь бесплотную тень. В сущности, оно ведь и было бесплотной тенью. Одним только паром.
Шельмам удалось расколоть строй противника, но сделав это, они утратили и преимущество. Тех всё-таки было больше. В «карусели», где каждый бьётся сам-один, численность врага становится решающим фактором. Хуже нет биться, когда зелёные и красные точки на твоём радаре вперемешку и так плотно, что плазменный сгусток накрывает и того, и другого.
Назгулу, впрочем, вполне удавались прицельные снайперские выстрелы.
— Я вызвал подкрепление, — сказал Гросс. — Они разберутся с крейсером, а мы отходим. Все — назад.
Потом… потом ничего не было. Очнувшись в темноте и пустоте, в неудобно вздутом скафандре, Натали припомнила сотрясший корпус удар. А может, про удар ей рассказала сильная ломота в спине и шее. Была ли она прежде, вспомнить не удалось. Эфир молчал.
* * *
Мы не встретим свирель у порога зари,
И волынщику врат рассвета сыграет не нам…
Молчание эфира напугало её сильнее всего. Всегда, сколько помнила Натали, кто-то шутил и переругивался на волне эскадрильи, в бою же вообще стоял сплошной ор и мат, причём, как шум нормально работающего мотора — незамечаемый, и вдруг весь этот дикий крик исчез. Протянула руку ощупать блистер — и не нашла блистера. Только острые осколки кругом. На приборной панели не светилось ни лампочки. Справа на ней выплавлена дыра. Красиво.
Одна. Потерялась.
— Рубен, ты жив?
Молчание. Бестактная идиотка.
— Ты здесь? Рубен! — взвизгнула она, в единый миг утратив самое главное — контроль над собой.
— Зд… есссь, — шелестящий голос в шлемофоне был далёким, а главное — совершенно чужим.
— Что с нами случилось? — Ещё и рта не закрыв, Натали сообразила, что вопрос неуместен и надо бы задать другой, на предмет «что делать».
— Сам дурак, — раздражённо ответил он. — Влетел под дружеский огонь. Увлёкся, забыл, что реакция у «нормальных» не от скорости перемещения электрона в цепи зависит. Я б вывернулся, правду сказать, но перегрузка была бы несовместима с жизнью. Прости.
— Дружеский огонь? — Натали была ошеломлена. — Кто?
— Да какая разница? Кто-то из Синих. Сейчас это консервной обёртки не стоит. Слушай и запоминай…
— Что у тебя с голосом?
— А… больно мне, — просто признался Назгул. — Я последние силы трачу, ворочая зёрнышки под мембраной.
— Эээ… может?…
— Нет, сейчас это важнее всего. Слушай и запоминай. От этого твоя жизнь зависит.
— А твоя?
— Не перебивай. Твой скаф с перепугу перешёл в автономный режим, воздуха в нём на шесть часов, не больше. Подключи его обратно к системе регенерации, она цела. Ты пилот и у тебя есть машина. Правильно рассчитав силы и направление, и рационально управляя, ты доберёшься до «Фреки». Приготовься провести в кабине несколько суток. Еды и воды у тебя нет. Скажи себе, что ты в них не нуждаешься.
— Что у нас сломалось?
— Бортовой компьютер разбит. Поэтому молчит рация и не работает радар. И пеленг я не могу взять. Потому-то нас и потеряли. Молчим и летим по инерции, Все системы, где не задействовано электричество, должны быть в норме… Нет, стоооой!
Натали поспешно убрала руку с управления ходовыми.
— Только не это! — Назгул в наушниках перевёл дыхание. — Тут у нас… словом, особенно плохо. Долго объяснять, да и незачем. Даже и не касайся их. Все импульсы — только маневровыми. Координат я тебе сейчас, сама понимаешь, рассчитать не могу. Однако у нас есть естественный ориентир. Догадалась?
— Зиглинда?
— Умница. «Фреки» ходит по стационарной орбите. В перпендикулярной плоскости вращается «Гери». Внутри до черта спутников, где нам могут оказать помощь. В сущности, нас устроит даже простой беспилотный маяк. С него можно снять аккумулятор и установить связь.
Натали никогда в жизни не поймала бы сама нужную волну, не говоря уж о том, что и аккумулятор не узнала бы, глядя на него в упор, но тем не менее беспокойство её улетучивалось. Она даже вспомнила, что Зиглинда была по правому борту, когда Шельмы шли на «посев».
— И самое главное, — сказал Назгул. По тону его Натали догадалась, что главное — оно же будет и последним в списке инструкций на сегодня. — Твоё отчаяние — твоя смерть. Какую бы ошибку ты ни сделала, она поправима. Кроме этой. Шанс есть всегда. Заметить и вытащить тебя могут, даже если ты потеряешь сознание. Вооружённые Силы давно уже отказались от практики фаст-барбитала в бортовой аптечке, цианида в зубе и ритуального кортика на предплечье. Обещай мне.
— Обещаю. Что насчёт плена, Рубен?
— Мы не знаем, насколько это плохо, — подумав, отозвался Назгул. — Стало быть, раньше времени и сокрушаться не будем. На крайняк, я — уникальная модель, и без тебя не летаю. Не думай об этом.
Было холодно. Обычно уж на что-что, а на холод-то пилоты не жалуются. Но системы обогрева кабины — электрические, а стало быть — их всё равно что нет. Правда, скафандр защищает от кельвиновых температур, но, как оказалось — не от нервного озноба. Легко сказать: не впадай в отчаяние! Оно, отчаяние, плещется вокруг, захлёстывая кабину, и воды его черны. Все часы слились в единый час, все действия — в монотонные покачивания ручкой. Рубен велел ей двигаться галсами, отсчитывая время прямолинейного полёта с помощью пульса. И замолчал, словно в кому впал. Иногда жел