Могвид подпрыгнул, поскольку под колесо фургона опять попал камень или корни. Теперь пленник перекатился к другому борту, где скорчился лорд Тайрус. Принц не подавал признаков жизни, лежал безвольно, как дохлый угорь, голова его качалась в такт с тряской фургона, а изо рта и носа слабо сочилась кровь. Могвид не мог понять – дышит лорд или нет. Да и какое это имело значение? Что они получили, несмотря на отчаянное сопротивление и мастерское владение оружием? Три женщины дро погибли на месте, а они едва живы. Глупые людишки… Во время схватки Могвид прятался. Как только битва окончилась, он подполз к одной из мертвых воительниц и намазал лоб и щеки ее кровью, после растянулся рядом, изображая беспамятство.
Припомнив свою хитрость, Могвид помимо воли вернулся к страшной картине нападения. Там ржали от боли лошади и перекрикивались на своем грубом наречии д’варфы. Притворяясь раненым, он наблюдал сквозь щелочки век, как лорд Тайрус, прикрытый живым щитом из телохранительниц дро, размахивал старинным мечом, клинок которого сливался в сплошное размазанное пятно. Он вел танец смерти, и всякий, кто осмеливался приблизиться, погибал.
Чуть ближе к середине лагеря горец, оскалившись, атаковал д’варфов с топором в руках. Даже сейчас при этом воспоминании озноб пробегал по спине Могвида. Казалось, будто Крал в большей степени хищный зверь, нежели человек. Д’варфы вокруг великана падали один за другим.
На какой-то миг Могвид почти поверил, что им удастся отбиться, но даже самый сильный медведь отступает перед волчьей стаей.
Крал рухнул на землю, придавленный шестью коренастыми д’варфами. Но лорд Тайрус продолжал кровавый танец. Падение Крала не испугало его, а сделало еще более неукротимым. Он не получил ни царапины, хотя его телохранительницы пали в неравном бою. Стальной клинок принца, как и его взгляд, светились надеждой на победу.
И тогда раскат грома расколол небо, и Тайруса накрыла громадная тень. Хотя поляну освещал один-единственный походный костер, Могвиду не составило труда различить нападавшего во всех подробностях.
Он был таким черным, что выделялся даже во мраке. Когтистые лапы поддерживали могучее кошачье тело, два распростертых крыла делали его похожим на ночной кошмар.
Тайрус узнал чудовище.
– Гриффин!
От ужаса Могвид уткнулся лицом в дерн. Когда они спешили на север, к Камню Тора, встречавшиеся на их пути беженцы рассказывали о существе настолько ужасном, что люди умирали от одного его вида. Могвид решил не рисковать и крепко зажмурился. Последнее, что он видел, – лорд Тайрус падает навзничь, и серебряная монета выскальзывает из его пальцев.
А потом над поляной прокатился рык настолько громкий, что, похоже, разум не мог выдержать такого. И спасло Могвида только то, что он лишился чувств почти сразу же, как только заслышал крик гриффина. Когда же он пришел в себя, лагерь был тих и пуст, как забытая могила. Быстрый взгляд показал – чудовище исчезло, и лишь окровавленный лорд Тайрус распростерся в середине пятна выжженной земли.
Уцелевшие д’варфы неторопливо приблизились и начали собирать оставшихся в живых. Могвиду не составило труда сделать вид, что он ранен, ведь его руки и ноги от ужаса совершенно обессилели, словно утратили кости. Но брошенный в фургон, будто мешок с отрубями, он сохранял способность трезво мыслить и видел, что их везут на север – туда же, куда стремился их отряд.
Яркая листва, мелькавшая ранее в щелях стенки фургона, сменилась темной хвоей черных сосен. Значит, они добрались почти до севера Западных Пределов. Могвид прикинул, что до Северной стены осталось не больше дня пути.
Колесо опять угодило в глубокую выбоину, отбросив Могвида назад. Пленник охнул и внезапно увидел пару ярких глаз, пристально глядящих на него из мрака. Они отражали слабый свет из маленького окошка и, казалось, пылали.
Четвертый и последний участник похода, переживший нападение. Как и Могвид, она не сопротивлялась, не боролась с врагами. В рассеянном солнечном свете ее волосы рассыпались медовым водопадом, окружая хрупкую фигуру.
– Ни’лан? – осторожно позвал Могвид.
Ответа он не ждал. С тех пор как женщина-нифай вышла навстречу их отряду на границе Западных Пределов, миновал почти месяц, и за все это время она не произнесла ни слова. Не отвечала на вопросы, не вступала в разговоры. Ни’лан бесцельно скользила вокруг лагеря, используя незаметные лесные тропинки, и глядела на окружающих отсутствующим затуманенным взглядом. Ее оставили в покое, но частенько у походного костра обсуждали ее поведение и гадали, с какой целью она присоединилась к отряду.
Могвид, Фардейл и Крал своими глазами видели ее гибель в предгорьях Зубастого хребта от укуса паукообразного чудовища. Часто они задавались вопросом, кем была их теперешняя неприметная спутница – воскресшим товарищем или необъяснимой уловкой лесной магии? Могла ли Ни’лан восстать из мертвых? Нет, это невозможно…
– Не бойся, Могвид, это я…
От этих простых, внятно произнесенных слов Могвид охнул и отпрянул. Будто бы призрак ни с того ни с сего заговорил.
– К-как можно… – бормотал он. – Я же видел… Та тварь, похожая на паука, убила тебя!
– Ты заблуждаешься, Могвид, – прервала его лепет Ни’лан. – Во мне не больше человеческого, чем в тебе. Я – нифай, создание корней и земли. Это тело – смесь праха и воды, в которую вдохнуло жизнь древо коа’кона, хранящее мой дух. Побег можно растоптать, но, пока жив корень, я не умру.
– Н-но почему тогда… – Могвид изо всех сил пытался осознать ее слова. – Почему тогда ты возрождалась так долго?
– Все не так просто. Я нуждалась в поддержке могучего древнего леса. Древесная песня Западных Пределов была необходима для восстановления сил. После гибели тела прежней Ни’лан Элена бросила в мою могилу семя древнего дуба. – Могвид кивнул, припоминая черный желудь, который он отдал ведьме. – Я переместила свой дух в это крошечное семя, скрываясь в нем, пока не набрала достаточно сил для возрождения. В образе призрака я передала желудь твоему брату, рассчитывая, что вы в конце концов вернетесь на родину, в наши обширные, заросшие лесами края. Только здесь стихийная магия корней и земли достаточно сильна, чтобы вытащить меня из семени и вновь наделить вещественной формой.
– А почему ты раньше молчала? Почему не объяснила нам?
– Я не могла полностью переместить старый дух в новое тело. После целой зимы, проведенной в бесплотном состоянии, трудно отделить себя от песни дерев. Требовалось предельное напряжение сил, чтобы вырваться из плена бесконечной музыки леса. Но когда явилось чудовище и набросилось на этого человека, – она указала на лорда Тайруса, – пение деревьев смолкло на многие лиги вокруг. И тогда мой дух окончательно переместился в тело, завершив восстановление.
– Не слишком-то удачно. – Могвид опять ударился о стенку фургона при очередной встряске. – Ты восстановилась как раз вовремя, чтобы быть замученной и убитой нашими захватчиками.
– Все может быть. Но я отослала просьбу о помощи. Я видела смутный образ иного места – море, над ним паруса. И элв’ина Мерика… Он все еще хранит мою лютню, оберегая сердце моего родного дерева. Пока цела лютня, есть надежда.
– Для тебя, может, и есть. А если я умру, то уже не воскресну.
Но Ни’лан, казалось, не слышала его и продолжала, задумчиво глядя в угол:
– Деревья нашептали мне о крылатом чудовище, напавшем на наш лагерь. Оно живет в каменных вратах поблизости от Северной стены. И я слышала упоминания о его злобном близнеце, черном чудовище, обитающем далеко на юге, рядом с Южной стеной. Деревья плачут и стонут от одного его присутствия. – Взгляд Ни’лан обратился к Могвиду. – Эти врата необходимо разру-шить.
– Зачем? – устало ответил оборотень.
– Я… Я не знаю наверняка. – Ни’лан смотрела вдаль. – Но они угрожают самой земле. В их власти навести порчу на весь мир.
– Что же мы можем поделать? – задрожал Могвид.
– У нас есть лишь одна надежда, – отрешенно проговорила нифай.
– Что же именно?
– Гримы из Темной Чащи.
Могвид от неожиданности сел.
– Кровожадные призраки? Темные духи затронутого порчей леса? Ты что, с ума сошла? Как можно надеяться на помощь подобных тварей?
– Я надеюсь их убедить.
– Каким образом? Они служат Темному Властелину!
– Нет. – Ни’лан покачала головой. – Они – дикие создания, чья жажда убийств совпадает с интересами Черного Сердца. Но никто не управляет гримами.
– А ты, значит, рассчитываешь перетянуть их на нашу сторону?
Она надолго замолчала, а когда заговорила, то в ее словах звучала скрытая боль.
– Они меня послушают.
– Почему это? – продолжал настаивать Могвид.
– Потому что земля – жестокая хозяйка, – загадочно ответила нифай, отворачиваясь и замыкаясь в себе, как и раньше.
В полдень Мисилл стояла около трех холмиков свеженасыпанной земли, опираясь на заступ, которым вырыла три могилы. Разгромленный лагерь становился все более опасным местом. Стервятники кружили в вышине, призывая своих собратьев присоединиться к роскошному пиру. Скоро соберутся и наземные хищники. Но Мисилл не могла оставить сестер по мечу на съедение падальщикам. Ведь их связывала клятва.
Солнце начинало клониться к западу. У них еще оставалось время, чтобы к сумеркам оказаться отсюда как можно дальше. Отбросив лопату, Мисилл преклонила колено у могил. Запах свежевскопанной земли перебивал зловоние крови и выпущенных кишок от конских трупов, лежащих неподалеку. Воительница склонила голову.
– Я скорблю, сестры мои. Покойтесь с миром. Пойдите и отыщите своего владыку – короля Райя. Передайте ему, что я отомщу за смерть его сына.
Слезы потекли из ее глаз. Вот уже дважды она нарушила присягу. И когда не услышала призыв замка Мрил, атакованного жестоким врагом, и теперь, не сумев защитить последнего принца Стены от гибели.
Мисилл вытащила из кармашка позаимствованной одежды серебряную монетку. Изображение снежного барса, казалось, сияло ярче, чем утром. Она крепко сжала монету в кулаке.