Поздоровавшись, Ни’лан отступила на шаг.
– Так ты все время оставался в Темной Чаще?
Родрико погладил усы. Тень набежала на его лицо, когда он перевел взгляд с лютни на затронутый порчей лес.
– Да, девочка.
– Но как? Почему? – Ни’лан пыталась понять, что же произошло с тех пор, как она вышла в путь с лютней.
Мисилл поравнялась с ней, все еще держа мечи наготове. Нифай заметила, что Крал и Тайрус тоже не убрали оружие.
– Действительно, как тебе удалось выжить в Темной Чаще и не поддаться порче? – спросила воительница.
– Мир вам, путники. – Старик посмотрел на их клинки. – Вложите мечи в ножны и заходите в жилище. Если вы хотите знать мою историю, то я поведаю ее вам, но не раньше, чем мы отряхнем снег и расположимся у теплого очага.
Ни’лан осторожно отвела в сторону лезвие меча Мисилл.
– Родрико можно доверять. Это он вырезал мою лютню. Он и множество поколений его предков дружили с нифай и были ближе к нам, чем любой другой человек.
Поколебавшись, Мисилл кивнула и сунула клинки в скрещенные за спиной ножны. Жестом она предложила друзьям последовать ее примеру. Лорд Тайрус убрал свой мриланский меч, а Крал неторопливо сунул топор за пояс. Мерик оставался безоружным, скрестив руки на груди, а Могвид прятался за его спиной.
– Заходите внутрь, – ободрил их Родрико. – Поднимайтесь по лестнице в верхнюю комнату.
Ни’лан шла первой, благоговейно вступая в сердцевину ее родного дерева. Чувства в ее груди смешались при виде крутой спиральной лестницы, ведущей наверх. Аромат древесной живицы и камфоры, врываясь в ноздри, запел в сердце, будто струны лютни. Всколыхнулись старые воспоминания, радость и горе смешались воедино. Пыль дорог, истоптанных за пятнадцать лет, осыпалась с нифай. Она притронулась ладонью к древесине, пытаясь дотянуться до сердца дерева, но ничего не почувствовала. Только пустоту. Ноги ее подкосились, а пальцы левой руки сжали гриф лютни. Душа дерева теперь жила в инструменте.
Шагая вверх по лестнице, Ни’лан внезапно осознала: нифай никогда не устраивали жилища внутри своих деревьев.
Они делали помосты с навесами на ветвях. Лишь родственное дереву создание могло соединиться с ним, но путем смешения душ, а не через грубое проникновение.
Она оглянулась, разыскивая взглядом Родрико. Впервые нифай проникала в свое дерево подобным образом. Старик кивнул ей, подбадривая.
Лестница привела их в просторную комнату, занимавшую всю ширину ствола. Посредине возвышался опорный столб, а вокруг стояли комоды, кресла, столы, вырезанные из твердой древесины и украшенные затейливыми узорами.
Но Ни’лан не замечала мебели. Ее внимание приковала центральная колонна – подлинная сердцевина дерева. Медленно она обошла вокруг, пока не увидела углубление. Приложила к нему лютню. Очертания в точности совпали.
– Ее истинный дом, – подошел к ней Родрико.
Ни’лан обернулась.
– Я гляжу, ты обустроил свой дом здесь, в моем дереве. – В ее голосе звучали обвиняющие нотки.
– Будто какой-то червь, желающий спрятаться, – грустно вздохнул старик, – и точащий дыру в яблоке, добираясь до сердцевины.
– Мне жаль… – Ни’лан коснулась его руки. – Я не то имела в виду…
– Нет, девочка. Это противоестественно. Я слишком долго жил среди нифай, чтобы не разделять твои чувства. – Он опустил глаза. – Но после того как ты ушла, дерево позвало меня.
– Что?
– Хотя дух его перебрался в лютню, – покачал головой мастер, – в корнях оставалось немного магии. Достаточно, чтобы подпитать остаток древесной души. В тот день, когда ты отправилась в путешествие, я пришел сюда, чтобы забрать инструмент, и дерево заговорило со мной. Ну не то чтобы заговорило, я просто почувствовал его в сердце и в разуме. Такого со мной еще не случалось.
– Не понимаю.
– Присядь у огня, я все объясню, – вздохнул Родрико.
Опираясь на клюку, он прошел к выложенному камнями камину у одной из стен.
Друзья Ни’лан уже собрались там. Фардейл растянулся едва ли не вплотную к пламени. Остальные опасливо переминались с ноги на ногу, будто не замечая кресел.
– Присаживайтесь, – пригласил их старик. – Кто-то же должен воспользоваться этими креслами, которые я делал долгими зимними вечерами. Расслабьтесь. Я согрел на огне бузинное вино. А выше есть комнаты с кроватями.
Все неторопливо разместились на креслах, передавая из рук в руки вино, которое согревало их до самых костей.
Родрико сходил в маленькую кладовку и вернулся с головкой сыра и миской каштанов, собираясь пожарить их на огне.
– Я обещал вам историю, – проговорил он, помешивая шипящие и потрескивающие каштаны на противне.
– Как ты выжил там, где никто выжить не может? – кивнула Мисилл.
Старик со слабым стоном опустился в свое кресло.
– История, которую мне предстоит вам поведать, довольно долгая. Поэтому позвольте, я начну с того, с чего должны начинаться подобные истории, – с завязки. То есть с Цесилии.
– С Цесилии? – удивилась Ни’лан, не ожидавшая услышать имя старейшей нифай их леса.
– А кто это? – Мисилл отхлебнула вина из кружки.
– Цесилия – хранительница Труа Глен, – начал Родрико. – Самая старшая из сестер-нифай. Она была связана с наидревнейшим деревом рощи и, когда порча накинулась на него, испытала страшные мучения. Кошмарные сны, бред… Это тянулось не меньше трех месяцев. Но когда, как я предполагал, кончина ее была близка, ей явилось видение – Лок’ай’хера, возрождающаяся к жизни из озера алого огня. Огня, порожденного магией. Тогда она призвала меня, поручив вырезать из сердцевины этого дерева лютню, чтобы Ни’лан могла отправиться в путешествие по землям Аласеи в поисках магии, способной исцелить наш обреченный лес.
Ни’лан смотрела на языки пламени.
– Да, таково было пророчество Цесилии, из-за которого я пустилась в странствия. – Она повернулась к Родрико. – Но ты-то почему не бежал? Ведь ты исполнил свой долг.
– Да, я собирался, но, как мне кажется, я уже упоминал, что дерево позвало меня, уговорив выполнить еще одно, последнее задание.
– А гримы?
– Они не пытались приблизиться. Дерево Ни’лан напоминает им о прошлой, безвозвратно утраченной жизни. Оно стоит прямое и гордое, тогда как остальные наклонились, скрючились и умирают. Зрелище, непереносимое для призраков. Поэтому они избегают этой поляны.
Могвид опустился на колени, проверяя – не готовы ли каштаны.
– А откуда все это? – кивнул он на убранство дома. – Тебе ведь приходится выбираться отсюда, чтобы добыть припасы – каштаны, вино…
– Дважды за зиму, – кивнул Родрико, – я ходил в горные деревушки за снедью. Так было до недавнего времени.
– И даже на лесных тропках призраки не нападали на тебя? – Могвид присел на корточки и с подозрением глянул на старика.
– Я все время нахожусь под покровительством дерева.
– Как это? – пискнул дотошный оборотень.
Родрико поднял деревянную клюку, зажатую между его колен, и стукнул ею об пол.
– После того как я вырезал из сердцевины дерева лютню для Ни’лан, я отрубил одну ветвь и сделал из нее посох.
Он показал всем венчающий его палку один-единственный зеленый побег.
– Листья! – Нифай наклонилась ближе. Крошечный венчик из зеленых листков рос из мертвой деревяшки. Хотя каждый из них не превышал по размеру ноготь, сомнений быть не могло – это коа’кона. – Но как?
– Немного магии и немного души сохраняют их свежесть.
Ни’лан придвинулась еще ближе, заглядывая лесному обитателю в глаза.
– Они питаются твоей душой?
– Ну, одной лишь магии оказалось недостаточно. – Старик ссутулился и отложил посох.
Неудивительно, что Родрико так постарел с тех пор, как Ни’лан видела его последний раз.
– Но зачем? – спросила она. – Неужели это так важно?
– Надежда. – Старик выдержал ее пристальный взгляд.
– Надежда для кого?
– Мой род служил обитателям Труа Глен тысячелетиями. – Он слегка откинулся назад и опустил веки. – Это и наш дом тоже. Если есть способ возродить Рощу, я готов отдать для этого всю свою кровь до последней капли.
– Но я так и не поняла – о чем просило тебя мое дерево?
– Мне легче показать. – Родрико открыл глаза и поднялся на ноги. – Пойдем. Ответ на все вопросы лежит выше.
Ни’лан встала, содрогаясь от болезненного предчувствия.
Старый резчик по дереву повел ее из зала с очагом вверх по узкой изогнутой лестнице. Спутники нифай молча следовали за ней.
– Не нравится мне все это… – прошептал Могвид.
На верхнем уровне они увидели несколько маленьких комнат, но Родрико повел их к самой дальней, запертой двери. Опустив ладонь на железный засов, он оглянулся на Ни’лан. Глаза его наполняла боль. И что-то еще…
Ее тревога всколыхнулась с новой силой.
– Прошу прощения, – сказал мастер, открывая дверь. – Ты должна войти первой.
За первой открылась еще одна круглая комната, напоминавшая ту, где располагался очаг. Опорный столб также поднимался от пола до потолка. И в нем тоже была вырезана выемка. Ниша, размером не больше тыквы.
Из нее струился мягкий, неяркий свет.
Ни’лан узнала это слабое, пурпурное свечение. Оно напоминало оттенком распустившиеся цветы коа’коны. Не сопровождаемая никем, она подошла и заглянула внутрь. В уютном закутке что-то лежало.
– В первую зиму, – пояснил Родрико, – у дерева хватало магии, сохранившейся в главном корне, а также остатков духа, чтобы с ветвей не опадали листья и… даже цветы.
Нифай оглянулась – резчик неподвижно застыл в дверном проеме, опираясь на посох. Она ясно помнила свое родное дерево таким, каким оно было пятнадцать лет назад, как если бы прошел всего лишь месяц. Оно казалось нетронутым.
С чувством, граничащим со страхом, она вернулась к вырезанной укромной нише и тому, что хранилось там.
– Дерево, по всей видимости, знало, что это его последние цветы, – продолжал Родрико негромко. – С предсмертным вздохом оно испустило зов. В самый последний раз.
Ни’лан едва расслышала его слова и тот вопрос, что задала старику Мисилл.