Ужасный призрак высосал жизнь из резчика по дереву меньше чем за мгновение. С жалобным криком старик иссох, а затем бездыханным упал на снег – скрюченная пустая оболочка человека. Ветвь в его руках обратилась в прах.
– Позор! В нем оставили так мало жизненной силы, – визгливо заявила демонесса. – Он только раззадорил меня.
– Сколько поколений семья Родрико служила нам… – Ноги Ни’лан подкосились. – Что ты наделала?
– Не жди ответа. – Крал подхватил ее под локоть. – Она перебежала к Черному Сердцу, переродилась, покорная его воле.
– Переродилась? – Горький смех раскатился по лесу. – Оглядись вокруг, горец. Сама земля искорежила мою рощу. Горе, утрата… это немыслимо. Когда умирающее дерево Ни’лан позвало меня, боль возросла стократно. Я не могла вынести соприкосновения его чистой души с моей зараженной.
Жалобный вопль взвился к небесам.
Спутники Ни’лан попадали на колени, не в силах слышать этот отчаянный крик. И только нифай удержалась на ногах.
Пронзительный стон Цесилии медленно замер.
– Черный Корень нашел меня, слабую и беспомощную. Я позволила ему сделать со мной все, что он хотел. Да и какое это имело значение? Позже я была рада, что не сопротивлялась. Прикосновение Черного Корня избавило меня от проклятия земли. Его огонь вернул мне разум и указал истинного врага.
– И кто же этот враг? – спросила Ни’лан.
– Земля, моя крошка! – Призрак вперил в нее тяжелый взгляд. – Жестокая, суровая, неумолимая земля. Черный Корень обещал помочь мне отомстить. И я использовала все свое умение, чтобы собрать гримов воедино, проломить Северную стену, охранять перевалы. Ничто не должно помешать его замыслам.
Ни’лан замерла неподвижно, но Мисилл, все еще стоя на коленях в снегу, спросила:
– И что же это за замыслы?
– Он заставит землю рыдать, как рыдают мои сестры. – Глаза Цесилии горели безумием. – Пусть ее перекорежит так, как перекорежило мой родной лес.
– А ребенок? – Мисилл медленно встала. – Какая роль уготовлена ему?
От этого вопроса демонесса, казалось, растерялась. Ее взгляд впился в младенца, покоящегося на руках воительницы.
– Он… Он мой…
– Темный Властелин не догадывается о твоем ребенке? – медленно произнесла Мисилл. – Ведь правда? Ты утаила его от своего хозяина.
– Он… – Цесилия задрожала и повторила: – Он мой.
– Последняя частица твоей чистоты, – настаивала Мисилл.
Контуры призрака начали размываться.
Желая убедиться, что нашла в противнике слабину, Ни’лан вышла вперед. Бережно тронула пальцами струны лютни. Раздавшаяся музыка была столь тихой, что человеческое ухо не слышало ее. Нифай сложила древнюю песню – рождение и смерть, жизненный цикл. Но приведенный в смятение призрак, казалось, не замечал ее.
– Позволь нам забрать ребенка отсюда, – очень убедительно продолжала Мисилл. – Мы унесем его туда, где порча никогда до него не доберется.
Призрак подернулся рябью, становясь больше похожим на туман, чем на женщину.
– Нет такого места. Только когда Черный Корень разрушит землю, мальчик станет здоровым и сильным.
– Так позволь нам оберегать его до этого дня, – понимающе кивнула Мисилл.
– Безопаснее всего ему будет со мной. Никто не сможет причинить ему вреда.
– Ты уверена? Сама-то ты избегла порчи? Или твои сестры? В Темной Чаще ребенку грозит множество опасностей. Единственная надежда на спасение – немедленно бежать отсюда, как когда-то бежала Ни’лан.
Черное облако клубилось в нерешительности.
Ни’лан продолжала ткать песню вокруг демонессы, мягко взывая к материнской любви этого изуродованного порчей существа, обращаясь к той малой толике здравого смысла, которая осталась у него внутри.
– Я не могу… – стонал призрак. – Я не могу расстаться с ним.
– Ты бы предпочла, чтобы младенец вырос под завывание гримов? – настаивала воительница. – Или лучше ему слышать чистую древесную песню лютни Ни’лан? Что, по-твоему, позволит вырасти ему здоровым? Ты помогла появиться на свет чему-то новому, удивительному, чему-то незапятнанному. Так позволь же нам помочь и защитить его.
Тем временем нифай дополняла слова Мисилл своей музыкой. Она соткала изображение осеннего листопада, покрывающего ковром почву, чтобы питать следующее поколение, готовя землю к росту новых побегов. Жизнь жертвует собой ради жизни. Мертвое помогает живому – это самоотверженность любви и рождения.
И тут будто что-то сломалось в призраке. Темное облако взвилось в воздух, зависая над озером.
– Заберите ребенка! – закричала Цесилия. – Унесите моего мальчика отсюда!
Ее крик взвился к небесам, проламывая стену призраков. Когда демонесса, Темный Страж, рванулась к лесу, ее сестры, гримы, последовали за ней, получив достаточный повод для бегства.
Ни’лан вернулась и встала на колени над телом Родрико. Нежно погладила его щеку, пожелала безопасного путешествия в мир иной и тихо поблагодарила за все, что он совершил. Именно его жертва вызволила новую жизнь из мертвого леса.
Краем глаза наблюдая, как распадается на клочки окружавший их темный туман, Мисилл подошла к нифай.
– Цесилия безумна, ей нельзя доверять. Лишь твоя мелодия сумела разбередить в ней остатки благородства.
Ни’лан приподняла брови, поскольку не ожидала, что воительница услышит ее музыку.
– У меня слух оборотня, – пояснила Мисилл. – Я слышала твою песню, подчиняющую волю Цесилии. Но нельзя рассчитывать, что очарование продлится долго. Особенно когда она сообразит, куда мы направляемся. Призрак догонит нас в мгновение ока.
– Тогда давайте уйдем отсюда прежде, чем она вернется!
Ни’лан перекинула ремень лютни через плечо. Освободив руки, она приняла младенца у Мисилл. Заглянула в его крошечное лицо, а потом посмотрела на свое мертвое дерево. По ее щекам потекли слезы.
– Ты хочешь попрощаться с домом?
– Этот лес больше не мой дом. – Нифай отвернулась и пошла не оглядываясь, прижав малыша к груди. – Лок’ай’хера мертва. Все, что я могу любить, я уношу с собой.
Глава 16
Ноги Могвида болели, легкие горели, прокачивая ледяной, разреженный воздух. Он смотрел вперед на узкую горную тропу, которая уводила их все выше и выше. На протяжении шести дней, с тех пор как их отряд вышел из Темной Чащи, они все время поднимались вверх, за исключением редких передышек, когда тропа выводила в пологие горные долины. Лига за лигой, они карабкались на гранитные утесы самых северных гор Аласеи.
По крайней мере, они избавились от гримов, оставив чудовищ на их проклятой родине. Здесь сосны и тисы тянулись к небу прямыми, будто стрелы, стволами, а их ровные ветви обвисли под тяжестью снега.
Вид окрестных лесов радовал путников до тех пор, пока они не наткнулись на первую горную деревушку. Она была сожжена. Закопченные дымоходы торчали посреди обугленных и развалившихся срубов, а на главной площади лежали отрубленные головы жителей, сложенные в аккуратную пирамиду. Работа д’варфов, вне всякого сомнения. Теперь умерла последняя надежда на пополнение припасов. Единственное, что они нашли полезного, так это старый, исхудавший – кожа да кости – пони, стоявший на опушке леса.
Обнаружив сожженную деревню, Крал заставил отряд сойти с широкой ледяной тропы, сочтя ее слишком опасной.
– Теперь, когда стена проломлена, – сказал горец, – бьюсь об заклад, что д’варфы уничтожили все поселения вдоль дороги, чтобы обезопасить главный проход к Цитадели. Разведчики и наблюдатели начнут сновать по тропе туда-сюда. Гораздо труднее будет разыскать нас в горах.
Вот потому-то они оставили легкую и широкую дорогу и пошли по вьющейся среди утесов тропинке. Во главе отряда ехала на тощем пони Ни’лан, держа на руках младенца. Пожалуй, измученная лошадка и могла выдержать только ее вес. Но Могвид недовольно хмурился, поглядывая на нифай. Почему она? Ведь он ненамного тяжелее. Да и пони оказался бы им гораздо полезнее в освежеванном и завяленном виде. Если они не встретят деревень по пути, припасы закончатся, не успеешь и оглянуться.
Наконец, когда солнце спряталось за покрытые льдом и снегом пики горного хребта, Мисилл подняла руку и скомандовала остановиться.
– Разобьем лагерь на берегу! – Она указала пальцем в сторону горного ручья, который прыгал по скалам, разделяясь на череду мелких водопадов.
– Благодарение Доброй Матушке, – пробормотал Могвид.
Его икры и бедра сводило судорогой. Он сошел с тонкой оленьей тропки и вместе с остальными направился к пологому берегу.
Устроились на отдых очень быстро. За время долгого пути каждый досконально выучил свои обязанности. Крал выкопал ямку для костра и сгреб со всей поляны сухую хвою, поверх которой расстелили одеяла. Мерик и Тайрус набрали хвороста и валежника, а Ни’лан принесла воды. Могвид выудил из сумок утварь для приготовления пищи и немного еды из оскудевших запасов. Наткнувшись на кусочек засохшего сыра, он немедленно сунул его в рот, а к костру понес несколько полосок сушеной баранины.
При виде Мисилл он быстро проглотил украденное лакомство, но женщина смотрела не на него, а на лес.
– Ты давно видел своего брата?
– Последний раз – прошлой ночью, – нахмурился Могвид.
– Наверное, Фардейл охотится в стороне от тропы. Хотелось бы верить, что он в безопасности.
– Одному в лесу ему безопаснее, чем с нами. – Могвид выпрямился с котелком в руке. – Там он – всего лишь еще один дикий зверь.
– Я переживаю не из-за опасностей, подстерегающих в лесу. – Мисилл внимательно глянула на оборотня. – Я боюсь за его собственную волю. Волчья часть сущности скоро завладеет им целиком.
– У нас впереди еще месяц, а потом наступит перерождение.
Воительница запрокинула голову – полная луна висела в сумеречном небе.
– Надеюсь, что ты не ошибаешься… – сказала она и ушла.
Мурашки побежали по спине Могвида, когда он обшаривал взглядом окружавший их лес. Куда подевался Фардейл? Раньше его брат-близнец никогда не уходил на целый день. А вчера вечером, прежде чем отправиться на охоту, Фардейл передал ему несколько размытых картинок, полностью лишенных какого бы то ни было смысла. Даже глаза его горели не так ярко, как прежде. Пожалуй, Мисилл права. Волчья часть души постепенно завладевает Фардейлом.