Обернувшись, Ни’лан увидела, что Тайрус добыл оружие горца и возвращается к ним.
– Его несут, – сказала нифай. – Но не понимаю, чем он нам поможет?
Мисилл свободной рукой вытащила из ножен кинжал, вложила его рукоять в ладонь Ни’лан и сжала ей пальцы, изо всех сил пытаясь объяснить свой замысел. Ее глаза наполнились печалью и разочарованием, но из перерезанного горла не вырвалось ни звука.
Но Ни’лан прочла по губам, что же она хотела сказать.
«Оборотень…»
Брови нифай поползли вверх, она уставилась на кинжал, вложенный ей в руку, а потом внезапная догадка заставила ее глаза расшириться от ужаса.
– О, Добрая Матушка… Нет!
Мерик услыхал крик Ни’лан.
– У Мисилл опасные раны? – окликнул он ее, продолжая повелевать воздушными вихрями и сбивая с ног любого, кто приближался.
– Смертельные, – ответила нифай. – Она умирает.
Элв’ин в гневе взмахнул мечом. Его оплошность! Он ослабил бдительность и пропустил смертоносную стрелу.
– Ей можно чем-то помочь?
Ни’лан не отвечала.
Тогда Мерик осторожно оглянулся – нифай держала в руке кинжал Мисилл, склонившись над си’лурой.
Фардейл зарычал, привлекая его внимание. Лорд Тайрус возвращался, убивая каждого, кто оказывался на его пути. Его глаза горели яростным огнем. Сейчас пират взял верх над принцем.
Чтобы помочь ему, Мерик сделал все, на что был способен, сбивая ветром стрелы, нацеленные в мриланского лорда. Одолев последнего д’варфа, Тайрус подбежал к ним.
Придержав ветер, Мерик позволил человеку войти в круг, а потом возобновил защиту.
– Что тут происходит? – сразу спросил лорд.
Мерик хотел было ответить, но Тайрус и сам уже увидел Мисилл и подбежал к ней, бросив топор Крала.
– Мисилл! – Он схватил ее за руку.
Отступая, элв’ин уплотнил воздушную защиту. Но его магические силы истощались. В конце концов он ослабеет и отпустит вихрь. Д’варфы, должно быть, почувствовали это и не приближались, кружа вокруг них, как волки около раненого оленя.
– Добрая Матушка! – крикнул лорд. – Что ты творишь?
Мерик видел, как Тайрус локтем оттолкнул Ни’лан, и разглядел, что же делала нифай при помощи кинжала. От потрясения вихри вокруг него закружились с новой силой.
Воительница лежала на спине обнаженная по пояс. Ее грудь еще вздымалась, а кровь пузырилась на губах и в ноздрях. Но от груди к пупку шел длинный разрез, и кожа свободно отделялась от плоти. К своему ужасу, элв’ин понял, что, пока он поддерживал воздушную защиту, Ни’лан сдирала с женщины-оборотня кожу.
Сбитая с ног Ни’лан все еще сжимала в кулаке окровавленный клинок.
– Она просила об этом, – пробормотала нифай. По ее щекам текли слезы. – Мы не сможем победить своими силами.
Мисилл посмотрела на нифай и кивнула, слишком слабая, чтобы говорить.
– Я не понимаю, – покачал головой Тайрус. – Что здесь творится?
– Она хочет, чтобы мы освободили Крала с помощью ее кожи. – Ни’лан указала на горца.
Теперь Мерик понял их замысел, и ужас его только вырос. Он слышал, как король д’варфов намекнул, что Крал – Темный Страж. Душу горца исказили при помощи черной магии, и он мог принимать форму любого живого существа, чью шкуру обматывали вокруг обуха его топора. Мисилл хотела, чтобы Крал получил ее кожу, кожу си’луры, а вместе с ней и ее способности оборотня.
– Он ведь Темный Страж, – попытался возразить Тайрус.
– Но ненавидит д’варфов сильнее любого из нас, – заметил Мерик, обдумывая идею Мисилл. – Освободим его, и он все сметет со своего пути.
– И нас тоже, – не сдавался лорд.
Воительница жестом попросила мриланца наклониться. Он приблизил ухо к ее губам, а потом выпрямился, бледнее, чем был только что.
– Что она тебе сказала? – проблеял Могвид, сжимавший один из мечей Мисилл.
– Напомнила о пророчестве, – негромко ответил принц. – Она та, кто должна пролить кровь для спасения Западных Пределов.
– Объясни, – потребовал Мерик.
– Об этом я когда-то рассказал ей в Порт-Роуле. Меня погнало туда пророчество моего отца. Я должен был собрать вместе трех оборотней и женщину, которая одновременно дро и не дро.
– Мисилл… – пробормотал элв’ин.
Тайрус взял воительницу за руку.
– Мой отец предрек, что ее кровь станет ключом к спасению наших земель. Она хочет видеть, что пророчество осуществилось.
Все притихли.
Принц протянул раскрытую ладонь Ни’лан. Она сразу поняла, что он хочет, и вложила ему в пальцы рукоять кинжала.
Тайрус склонился над Мисилл.
– Ради пророчества моего отца…
Воительница облегченно вздохнула. Наконец-то ее поняли.
Кровь клокотала в горле, но Мисилл закрыла глаза и постаралась приготовиться и принять грядущую боль. Она не продлится долго. В последние мгновения жизни воительница молилась о прощении. Слишком многих она убила во имя спасения Аласеи. Лица сотен существ, владевших магией стихий, – некоторые принимали смерть, а кто-то сопротивлялся – промелькнули перед ее мысленным взором: дети, женщины, старики. Как много… Слезы текли по щекам воительницы, но не из-за телесной боли, а от душевного страдания.
– Мисилл…
Кто-то прошептал ее имя. Она слишком устала, чтобы открывать глаза, но и без того узнала голос. Лорд Тайрус.
– Ты правда готова?
Она кивнула, отрешаясь от боли.
– Мисилл…
«Начинай же…» – подумала воительница, с трудом поднимая веки.
Лицо Тайруса нависало над ней. Лорд смотрел ей в глаза. Она с удивлением заметила слезы на его ресницах. А ведь он был суровым воином, пиратом, повинным в гибели тысяч людей.
Его слеза капнула на щеку Мисилл.
– Я освобождаю тебя от обетов. Ты служила моему роду честно и долго.
Слова принца чуть-чуть утешили ее, и воительница, улыбнувшись, вновь закрыла глаза.
В ее живот ворвалась острая боль, когда Тайрус вонзил кинжал. Она задохнулась от муки, но внезапно ощутила губы принца на своих. Он крепко поцеловал ее, отбирая часть боли. Время на краткий миг замерло. Боль и кровь остались где-то там, вдали… Мисилл разрыдалась.
– Я люблю тебя, – прошептал он, не отнимая губ.
И в последний свой час она знала, что принц говорил правду. Пустота ее сердца заполнилась теплом и любовью. И затем, на гребне волны сладкой и острой боли, воительница покинула этот мир.
Ни’лан видела, как Тайрус выпустил Мисилл из объятий. Когда они поцеловались, облик женщины-д’варфа исчез, и перед ними появилась знакомая стройная дро. Принц с горестным криком поднялся, держа в руках большой лоскут только что содранной кожи.
Тайрус взял брошенный топор Крала и, присев на пол, бережно уложил его себе на колени. С опущенной головой он обмотал кожу вокруг обуха.
– Прости меня… – прошептал он, ни к кому не обращаясь.
Нифай отступила, давая ему возможность побыть одному.
– Кажется, у нас получается, – сказал Мерик, глядя в другой конец тронного зала.
Даже сквозь ревущие воздушные вихри Ни’лан увидела, что жертва Мисилл не была напрасной.
Крал, нагой, закованный в цепи, ссутулился перед троном, не замечая ничего вокруг, безучастный к звенящим в ушах воплям. Маленький кусочек его разума осознавал, что д’варфы сейчас собирают в кулак силы для решительной атаки на его друзей. Но остальной части было на это наплевать. Последняя надежда на освобождение родного дома от захватчиков и осквернителей погибла.
И вдруг несмело, сквозь пелену отчаяния, пробилась волна силы, словно искра, упавшая на сухой трут. Крал узнал это ощущение. С рычанием он выпрямился, выискивая глазом свой топор.
Да!
Он почувствовал источник силы – новую кожу, способную превратить его в зверя. Горец коснулся темной магии и немедленно догадался, что питало огонь. Си’лура… Оборотень… В другом конце зала он увидел своих спутников, сбившихся в плотную кучку, Тайрус, сжимая топор, смотрел на Крала, и глаза принца блестели от слез.
– Мисилл, – пробормотал горец себе под нос, понимая, что же произошло.
Он рванул кандалы, сковывающие его запястья и лодыжки. И плоть оказалась сильнее железа. Цепи со звоном упали.
Король-д’варф, стоявший перед гранитным посеребренным троном, поднял голову. При виде освободившегося Крала его глаза выпучились от изумления.
– Теперь я верну свой трон, – надменно произнес горец.
Он мысленно выбрал облик снежного барса, и тут же кожа зачесалась от вырастающего меха, появились когти, многочисленные раны затянулись, а мускулы свились в тугое и сильное тело лесного кота. Крал превратился в леопарда, чтобы почтить честь умершей Мисилл – она была одной из дро, и снежная кошка являлась их гербом. Очень символично будет, если снежный барс положит конец злу, проникшему в этот край.
Не успели королевские стражники и глазом моргнуть, Крал уже прыгнул на старика д’варфа и оторвал поднятую для защиты руку. Король заревел от боли и ужаса, опрокидываясь спиной на Ледяной Трон.
– Нет! Ведь мы служим одному Властелину!
Губы Крала приподнялись, обнажая длинные клыки.
– Нет! – кричал д’варф.
Горец вновь прыгнул с рычанием, которое эхом раскатилось по всему залу, и приземлился на карлике, глубоко вонзив в него когти. Король дернулся. Крал чувствовал запах его страха, слышал, как трепещут оба сердца желанной добычи.
– Умоляю…
Довершая победу, горец вырвал горло короля. Алые капли оросили Ледяной Трон, сладостно омочили язык. Рот жертвы открывался и закрывался, словно от удушья, а потом жизнь погасла в его глазах.
Довольный Крал отбросил труп, запрыгнул на трон и уселся, облизывая окровавленную морду. Оглядев зал, издал победный рев, утверждая права на родовой замок.
Стражники застыли, а после, сломленные гибелью короля, кинулись наутек. Но не все. Ближайшие телохранители старого д’варфа, горя жаждой мести, бросились вперед.
Крал встретил их атаку, в один миг расстроив ряды нападавших. Он вовсю использовал магию оборотней, перетекая из одного тела в другое, уворачиваясь от мечей и топоров. Позади него оставались лишь мертвые изувеченные тела. Проносясь по залу из конца в конец, горец не только убивал осмелившихся поднять на него оружие, но и настигал д’варфов, ищущих спасения в бегстве, валил их с ног, вырывал еще теплые сердца и глотал их.