Генерал призвал нашего ругающегося гауптмана к порядку, и некоторое время распекал его за неуважение старшим по званию, на что получил дерзкий ответ, что если генерал отдает такие идиотские приказы, то ему лично следовало бы возглавить вторжение в потустороннюю Россию. В ответ генерал начал было грозить нашему дорогому гауптману дисциплинарными взысканиями за нарушение субординации, но как раз в этот момент с одной стороны из облака санитары начали вытаскивать на носилках тяжелораненых, а с другой стороны в сопровождении двух восьмиколесных бронетранспортеров к облаку подъехала персональная «тройка»* Быстроходного Гейнца.
Примечание авторов: * так называемый командирский танк внешне почти неотличим от линейного T-III, но его башня была приварена к корпусу, а пушка представляла собой макет из дерева и металла. Кроме того, отсутствовал курсовой пулемёт. По бортам были прорезаны дополнительные смотровые щели и бойницы для стрельбы из личного оружия. По периметру крыши моторного отделения монтировалась рамочная антенна, а на правом борту корпуса — штыревая, длиной 1,4 или 2 м. Вооружение состояло из одного пулемёта, установленного в башне танка, внутри кабины были оборудованы рабочие места для командира, офицера связи и двух радистов (помимо них, в экипаж, разумеется, входил и механик-водитель). Здесь имелся складной столик для работы с картами. Наблюдение велось через пять смотровых щелей и стереотрубу, устанавливаемую в командирской башенке.
Сухощавый, поджарый и загорелый Гудериан выбрался из командирского люка, прогрохотал сапогами по броне и легко спрыгнул на землю. Это зрелище, несомненно, радовало глаз больше, чем жирная генеральская туша, с трудом выбирающаяся из недр легкового автомобиля. При его появлении Модель прекратил распекать нашего гауптмана и обернулся к своему непосредственному начальству.
— Вальтер, — жизнерадостно воскликнул улыбающийся Гудериан, — почему вы ругаете этого достойного офицера?
— Этот офицер, — ответил генерал, несколько стушевавшийся в присутствии нашего обожаемого быстроходного Гейнца, — только что проявил вопиющее нарушение субординации и неуважение к начальству…
— Да, возможно, — ответил Гудериан, — все мы люди, и все мы боевые офицеры. Так что за это не судят военно-полевым судом, не расстреливают и не посылают в штрафные роты — а именно это вы только что обещали этому человеку. Иногда мне тоже хочется покрыть крепкими словами старину Федора фон Бока или того же Кейтеля, которые в своих планах способны накрутить такого, что не привидится на трезвую голову. И вы тоже всего лишь командир дивизии, а не Господь Бог. Непогрешим один лишь фюрер, а все остальные могут ошибаться.
Отчитав, таким образом, нашего командира дивизии, Быстроходный Гейнц перевел взгляд на нашего гауптмана.
— Кстати, молодой человек, — произнес он, — пожалуйста, представьтесь. У меня хорошая память на лица и мне кажется, что мы с вами уже встречались, и не один раз.
— Гауптман Пауль Зоммер, командир разведывательного батальона 3-й танковой дивизии, — отрекомендовался наш командир. — Господин генерал, осмелюсь напомнить, что мы с вами встречались три раза. Один раз в октябре 39-го под Брестом, один раз во Франции западнее Парижа, и еще один раз уже в России, восточнее Минска.
— Все, вспомнил! — воскликнул Быстроходный Гейнц. — Действительно, вы очень достойный офицер, странно, что до сих пор все еще гауптман. А теперь, пожалуйста, объясните, в чем причина вашего конфликта с командиром дивизии.
Гауптман принялся излагать свою версию событий, и по мере продолжения его рассказа Гудериан все больше и больше хмурился. И было от чего. Мало того, что мы разворошили в мире будущего осиное гнездо, так еще, если верить рассказу командира, там Германия проиграла свою войну против мирового большевизма и американской плутократии, после чего тамошние русские возненавидели нас как злейших врагов.
— Так все эти раненые оттуда, Вальтер? — спросил он глухим голосом, указав рукой на санитаров, что тащили к дороге носилки с теми, кто не мог идти самостоятельно, а также на их ходячих (местами просто ковыляющих) камрадов, которые получили менее опасные ранения, но все равно потеряли свою боеспособность.
Если посчитать вместе с убитыми, которых по нормативам должно быть вдвое меньше, чем раненых, то после одного артиллерийского налета 394-й полк разом лишился десятой части своего личного состава и почти всей артиллерии и минометов. Если это только начало конфликта, когда вражеское командование выставляет против нас то, что оказалось поблизости, то чего же ждать потом? Рейдов многотысячетонных сухопутных линкоров, затянутых метровой броней или огня огромных орудий калибром тысячу миллиметров и выше?
Очевидно, что генерал Гудериан подумал о том же, потому что, внимательно посмотрев на Моделя, сказал ему низким угрожающим голосом:
— Вальтер, вы что, идиот? Кто вообще дал вам право начинать войну хоть с кем-нибудь, а особенно со страной то ту сторону времени, об истинных возможностях которой вы ничего не могли знать? Как вам вообще пришло в голову безо всякой разведки отправлять туда целый полк пехоты, а потом и мотоциклетный батальон. Одно дело тихая вылазка, которую предпринял гауптман Зоммер для прояснения обстановки, и совсем другое — организованное вами фактическое вторжение на сопредельную территорию. И не надо говорить мне о том, что там тоже русские. Прежде чем начинать хоть какую-то военную операцию, необходима разведка, разведка и еще раз разведка, а вы, как Наполеон, ввязались в бой, считая, что дальше будет видно. Причем ввязались не только за себя и свою дивизию (это было бы полбеды), а за всю нашу Великую Германию. Скажите, Вальтер — вы что, гений, подобно Наполеону? Нет! Вы не гений, а идиот, которого пьяная акушерка сразу после рождения уронила головой на каменный пол. Ладно просто идиот — это было полбеды — так вы еще агрессивный идиот с самомнением и полномочиями, дерьмо за которым придется разгребать кому-то другому. Вы понимаете, что только что втравили Германию в еще одну войну с противником, о котором на данный момент в деталях не известно вообще ничего, но который знает нас как облупленных, вдоль и поперек? Русские по ту сторону облака один раз уже выиграли у нас эту войну, разгромив нашу армию и вынудив ее к безоговорочной капитуляции на развалинах разбитого вдребезги Берлина.
На мгновение замолчав, красный от гнева Гудериан перевел взгляд в сторону нашего командира.
— Скажите, гауптман, — спросил он, — была ли хоть какая-то возможность решить все как-то иначе, не ввязываясь в совершенно ненужную нам войну с забарьерными русскими?
— Нет, мой генерал, — честно ответил гауптман Зоммер, — по большому счету никакой возможности избежать войны с наследниками Советов у нас с самого начала не было. Была возможность некоторое время оттягивать прямое столкновение, а потом и начало активных боевых действий. И это выигранное время следовало бы потратить на разведку и подготовку оборонительных позиций на нашей стороне. На большее рассчитывать нельзя. Слишком сильно тамошние русские сердиты на Германию за этот поход на Восток. Победа над нашей армией стала у них национальной идеей. И еще — не надейтесь встретить на той стороне традиционные для России малоподвижные, неуклюжие и плохо вооруженные пехотные дивизии. Вся их армия состоит из подвижных как ртуть, прекрасно вооруженных моторизованных войск, и теперь над нашей судьбой властен только сам Господь Бог. Только он способен закрыть то, что сам же и открыл…
— Таким образом, кивнул Гудериан, — из ваших слов, гауптман, можно сделать вывод, что, необдуманно послав на ту сторону войска, генерал Модель лишил нашу армию возможности получить необходимую ей стратегическую информацию, а также запаса времени для подготовки оборонительных рубежей, необходимых в войне с сильным и умным врагом. Я вас правильно понял?
— Да, мой генерал, — кивнул наш командир, — совершенно верно. Насколько я понял тех русских, то мы могли бы выиграть от трех дней до недели. Общественные дебаты, дискуссии в парламенте, патриотическая пропаганда в газетах и контрпропаганда наших потенциальных союзников — все это могло занять достаточно много времени. И только потом их армия начала бы действовать — но тоже с ленцой, потому что если нет нашего вторжения, то нет и неконтролируемой вспышки ярости, которые их военные испытывают при виде вражеских солдат, топчущих родную землю. А сейчас нас начнут убивать со всем тем изощренным искусством, которое человечество развило в себе за семьдесят лет технического развития, потому что генерал Модель приказал нашим солдатам вести себя в той России так же как и на этой, большевистской, стороне. Из-за этого наши мотоциклисты без всякой тактической надобности расстреляли из пулеметов колонну школьников, которых тамошние русские выводили из потенциальной зоны боевых действий. В настоящий момент политическим строем в той России является так называемая суверенная демократия; и, как всякая демократия она будет безжалостна к дикарям, причинившим вред их гражданам. А дикари, мой генерал — это, разумеется, мы с вами…
После последних слов гауптмана Быстроходный Гейнц грязно выругался, а обычно самоуверенный, щеголеватый и подтянутый Модель как-то разом осунулся и постарел. Я постарался сделать вид, будто меня здесь просто нет, проклиная себя за то, что вовремя не отошел в сторону, ибо такой человек, как наш командир дивизии, запросто мог отомстить тому, кто стал свидетелем его унижения. Но, к несчастью, все разговоры велись возле бронетранспортеров моего взвода, а следовательно, их свидетелями становился не только я сам, но и мои солдаты, что одинаково делало нас всех кандидатами на выполнение особо опасного задания, после которого мы все окажемся героически павшими за Фатерлянд. Но и это было еще не все.
Едва командующий нашей танковой группой закончил отводить душу и приготовился отдавать какой-то приказ, как из облака вновь потянулись вереницы санитаров, на самодельных носилках тащивших новых раненых; и было их так много, что я подумал, что полк уничтожен как минимум наполовину. Среди раненых был и сам чудом оставшийся в живых командир 394-го стрелкового полка оберстлейтенант Венцель — он находился в очень тяжелом состоянии. То, что раньше казалось легким походом в мирную и расслабившуюся страну, не имеющую большой армии и не желающую ни с кем воевать, теперь обернулось путешествием в глубины ада.