Я чувствую себя таким могучим и одновременно так боюсь, что не знаю, как с этим справиться. На клочке бумаги С.Я. написала команду, которая превратит Зигфрида фон Психоаналитика, Беспощадного Преследователя, в котенка. Мне не нужно смотреть на листок. Я помню слова наизусть. Тем не менее я читаю их медленно, тщательно выговаривая слова.
– Обрати внимание, Зигфрид, это приказ, перекрывающий все остальные. Категория альфа Маргарет Трумен Дениэль Меркурий Венера Марс Земля шесть шесть ноль шесть. Тебе приказано принять пассивный образ действий.
Я смотрю на него, но ничего не происходит.
– Зигфрид? Я сказал все правильно? Ты принял команду?
– Конечно, Боб.
Голос у него такой же, как раньше, и это меня потрясает. Не знаю, чего я ожидал. Может, мне казалось, что голографическая отцовская фигура исчезнет и на катодной трубке дисплея вдруг возникнут слова: «ПРИНЯТО. ОТНЫНЕ Я ВАШ РАБ».
Я обнаруживаю, что весь дрожу. Я не анализирую этого ощущения, оно почти сексуальное. Я говорю:
– Ну, Зигфрид, старое жестяное ведро с болтами. Значит ли это, что ты в моей власти?
Отцовская фигура терпеливо отвечает:
– Это означает, что вы можете приказывать мне, Боб. О, конечно, мои функции ограничены.
– Что это значит? – нахмурившись, спрашиваю я.
– Вы не можете изменить мою базовую программу. Для этого нужна другая команда.
– Хорошо, – зловеще произношу я. – Ха! Вот тебе мой первый приказ: покажи мне другую команду.
– Не могу, Боб.
– Ты должен. Верно?
– Я не отказываюсь исполнять ваш приказ, Боб. Просто я этой команды не знаю.
– Вздор! – истошно заорал я. – Как же ты будешь ее исполнять, если не знаешь?
– Я просто выполню ее, Боб. Или… – он говорит почти по-отцовски, по-прежнему терпеливо, – если отвечать более полно, каждая часть команды активирует последовательность инструкций, а когда все инструкции выполнены, освобождается еще одна область команды. В технических терминах это выглядит так: каждая часть команды является ключом к определенной двери; что находится за каждой из дверей, я не знаю, но как только вы ее откроете при помощи пароля, я выполню любой ваш приказ, если, конечно, это будет в моих силах.
– Дерьмо! – продолжаю я возмущаться. Некоторое время я перевариваю его слова. – Так что же я могу приказать, Зигфрид?
– Вы можете запросить для просмотра накопленную информацию. Можете потребовать, чтобы я действовал в любом модусе в пределах моих возможностей.
– Любом модусе? – Я смотрю на часы и с раздражением замечаю, что у этой игры скоро наступит конец. У меня осталось только десять минут. – Ты хочешь сказать, что я, например, могу заставить тебя говорить со мной по-французски?
– Oui, Robert, d’accord. Que voulez-vous? Да, Робби, можете.
– Или по-русски, с… минутку, если можно, голосом басс-профундо из оперы Большого театра.
– Da, gospodin, – отвечает Зигфрид, и голос его звучит, словно доносится из пещеры.
– И ты расскажешь мне все, что я захочу?
– Da, gospodin.
– По-английски, черт побери.
– Да.
– А что ты можешь сказать относительно других твоих клиентов?
– Да.
Звучит забавно.
– А кто эти твои остальные клиенты, дорогой Зигфрид? Читай список. – Я чувствую, как мое возбуждение отражается в голосе.
– Понедельник, девять ноль-ноль, – послушно начинает он. – Ян Ильевский. Десять ноль-ноль, Марио Латерани. Одиннадцать ноль-ноль, Жюли Лаудон Мартин. Двенадцать…
– Она, – останавливаю его я. – Расскажи мне о ней.
– Жюли Лаудон Мартин направлена из общего отделения Королевского округа. Она там лечилась в течение шести месяцев, у нее вырабатывалось отвращение к алкоголю. В истории болезни две попытки самоубийства, последовавшие вслед за депрессией, которая наступила в результате выкидыша пятьдесят три года назад. У меня лечится в течение…
– Минутку, – перебиваю я, мысленно прибавляя пятьдесят три года к возможному возрасту, когда она могла забеременеть. – Я не уверен, что меня интересует Жюли. Можешь показать, как она выглядит?
– Я могу продемонстрировать голограмму, Боб.
– Давай.
Мгновенная вспышка, смутное световое пятно, и я вижу крошечную черную женщину на матраце – моем матраце – в углу комнаты. Она говорит медленно и незаинтересованно, ни к кому не обращаясь. Я не слышу, что она говорит, но мне и неинтересно.
– Продолжай, – приказываю я. – Называй очередного пациента по имени и сразу показывай, как он выглядит.
– Двенадцать ноль-ноль, Лорн Шефилд – глубокий старик с пораженными артритом пальцами, превратившимися в птичьи когти, держится за голову. Тринадцать ноль-ноль, Франс Астрит – юная девушка, даже не достигшая половой зрелости. Четырнадцать ноль-ноль…
Я прослушал весь понедельник и часть вторника. Я не знал, что он так много работает. Хотя можно было предположить, ведь он машина и по-настоящему не устает.
Один или два пациента показались мне интересными, но знакомых не было ни одного, и все они выглядели не лучше Иветты, Донны, С.Я. и десятка других.
– Можешь остановиться, – разрешаю я и с минуту думаю. Все оказалось не так забавно, как я надеялся. Да и время мое фактически закончилось.
– В следующий раз мы поиграем в эту игру еще разочек, – говорю я. – А сейчас поговорим обо мне.
– Что вы хотели бы увидеть, Боб?
– То, что ты обычно скрываешь от меня. Диагноз. Прогноз. Общие замечания относительно моего случая. Кем ты на самом деле меня считаешь?
– Пациент Робинетт Стетли Броудхед, – немедленно начинает он, – проявляет некоторые симптомы депрессии, хорошо компенсируемые активным жизненным стилем. Причина его обращения к психотерапевтической помощи в депрессии и дезориентации. Проявляет чувство вины и частичную амнезию на сознательном уровне относительно нескольких эпизодов, символически обозначенных в его снах. Сексуальное тяготение относительно низко. Отношения с женщинами в целом неудовлетворительны, хотя его сексуальная ориентация в целом гетеросексуальна – на восемнадцать процентов…
– К дьяволу твои идиотские выводы… – начинаю я, рассерженный этим сексуальным тяготением и неудовлетворительными отношениями. Но мне не хочется с ним спорить, к тому же он напоминает мне:
– Должен сообщить вам, Боб, что ваше время почти кончилось. Теперь вам следует пройти в восстановительную комнату.
– Вздор! От чего мне восстанавливаться? – Но в принципе он говорит дело. – Хорошо, возвращайся к норме. Команда отменена – так я должен сказать? Отменена команда?
– Да, Робби.
– Ты опять! – взрываюсь я. – Прими наконец решение, как ты будешь меня называть!
Безболезненное лечение зубов.
Оборудование для любых целей.
Рекомендации. 87–579.
Некурящие в вашем экипаже недовольны?
Я эксклюзивный агент «Подавителя дыма» на
Вратах. Наши сигареты доставляют удовольствие
и избавляют ваших товарищей от дыма.
Для демонстрации звоните: 87–196.
– Я обращаюсь к вам соответственно состоянию вашего рассудка, вернее, соответственно тому состоянию, которое хочу у вас вызвать, Робби.
– А теперь ты хочешь, чтобы я почувствовал себя ребенком? Ну ладно, не важно. Слушай, – говорю я, вставая, – ты помнишь весь наш разговор, когда я приказал тебе показывать голограммы?
– Конечно, помню, Робби. – Мое время закончилось двадцать секунд назад, но к моему величайшему удивлению Зигфрид добавляет: – Вы довольны, Робби?
– Чем?
– К собственному удовольствию, вы доказали, что я всего лишь машина? Что вы в любое время можете контролировать меня.
Я замолкаю и некоторое время тупо смотрю на экран.
– Значит, вот чем я занимался? – спрашиваю я удивленно. – Ну, хорошо. Ты машина, Зигфрид. Я могу тебя контролировать.
– Но ведь это мы и так знали! – вслед мне произносит Зигфрид. – То, чего вы по-настоящему боитесь, то, что хотите контролировать, находится в вас самих.
20
Когда проводишь так много времени рядом с другим человеком, что знаешь каждый его жест, каждый запах, который он способен источать, каждую царапину на теле, то либо начинаешь смертельно ненавидеть его, либо погружаешься в него так глубоко, что уже и не понимаешь, как от этого освободиться. У Клары и у меня было и то и другое. Наше маленькое любовное увлечение обернулось отношениями сиамских близнецов. И в этом не было никакой романтики. Между нами вообще не было пространства для романтики. И все же я знал каждый дюйм Клары, каждую пору, каждую ее мысль. Я знал ее лучше, чем свою мать, и через тот же самый путь от чрева наружу. Я был окружен Кларой.
И подобно инь и ян, она была так же неразрывно связана со мной. Каждый из нас определял вселенную другого, и бывали времена, когда я – уверен, что и она – отчаянно хотел вырваться и глотнуть свежего воздуха.
В день возвращения, грязные и измотанные, мы автоматически направились к Кларе. Там была ванная, много места, квартира ждала нас, и мы вдвоем упали в постель, как давно женатые после недели длительного и очень трудного путешествия. Но мы не были давно женатыми. И я не обладал никакими правами на нее.
На следующее утро состоялся наш первый завтрак после полета. Это были привезенные с Земли канадский бекон и яйца, невероятно дорогие, свежие ананасы, овсянка с настоящими сливками и капуччино. Клара постаралась напомнить мне о своем главенствующем положении, упрямо заплатив из своего кредита. А я малодушно проявил павловский рефлекс, чего она и добивалась.
– Тебе не нужно этого делать. Я знаю, что у тебя больше денег, – сказал я.
– И ты бы хотел знать, насколько больше, – произнесла она, очаровательно улыбаясь.
Я знал это и без нее. Мне проговорился Шики. На ее счету было семьсот тысяч долларов с мелочью. Вполне достаточно, чтобы вернуться на Венеру и прожить остаток жизни в относительной безопасности, если бы она захотела. Хотя я плохо себе представляю, как люди могут жить на Венере. Может, поэтому она и оставалась на Вратах, хотя ей это было необязательно.
– Ты должен наконец родиться, – сказал я, заканчивая свою мысль вслух. – Нельзя вечно оставаться в чреве.
Она удивилась моей болтовне с самим собой, но готова была продолжать мою тему.
– Боб, дорогой, – проговорила она, вылавливая в моем кармане сигарету и позволяя мне зажечь ее, – ты в самом деле должен позволить умереть наконец твоей бедной маме. Мне трудно все время напоминать себе, что я должна тебя отвергать, чтобы ты через меня выполнил свой долг перед матерью.
Я догадался, что начинается игра в вопросы и ответы, но, с другой стороны, понял, что это не совсем так. Подлинной повесткой дня было не общение, а желание крови.
– Клара, – как можно приветливее ответил я, – ты знаешь, что я тебя люблю. Меня беспокоит, что ты достигла сорока лет, так и не установив долговременных отношений ни с одним мужчиной.
– Дорогой, – хихикнув, произнесла она, – я как раз хотела поговорить с тобой об этом. Твой нос. – Она скорчила брезгливую гримасу. – Ночью, как я ни устала, мне показалось, что меня сейчас вырвет, пока ты не отвернулся. Если бы ты пошел в больницу, там могли бы перевязать…
Ну, даже я ощущал этот запах. Не знаю, почему так бывает со стандартными хирургическими повязками, но перенести это очень трудно. Я пообещал сходить в больницу и затем, чтобы наказать ее, не доел стодолларовую порцию ананаса. А она, чтобы отомстить мне, стала раздраженно передвигать в ящике шкафа мои вещи, освобождая место для содержимого своего рюкзака. Поэтому мне, естественно, пришлось сказать:
– Не делай этого, дорогая. Как я тебя ни люблю, мне кажется, что лучше я ненадолго вернусь в свою комнату.
Клара потрепала меня по руке.
– Мне будет очень одиноко, – сказала она, гася сигарету. – Я привыкла просыпаться рядом с тобой. С другой стороны…
– Заберу свои вещи, возвращаясь из больницы, – пообещал я.
Разговор мне не нравился, и я не хотел, чтобы он продолжался. Это такая разновидность ближнего боя мужчина – женщина, которую я обычно стараюсь приписать предменструальному состоянию. Мне нравится эта теория, но, к несчастью, в данном случае я знал, что к Кларе это не относится, и, разумеется, остается нерешенным вопрос, насколько это относится ко мне.
В больнице меня заставили ждать больше часа, а потом мне было чудовищно больно. Кровь из меня текла, как из зарезанной свиньи: вся рубашка и брюки были залиты, и когда из моего носа вытягивали бесконечные ярды хлопковой марли, которые туда затолкал Мохамад Тайе, чтобы я не умер от потери крови, создавалось полное впечатление, будто вытаскивают окровавленные куски мяса. Я кричал. Старая японка, которая занималась мной, не проявила терпения.
– О, замолчи, – попросила она. – Ты кричишь, точно как тот сумасшедший старатель, который убил себя. Он кричал целый час.
Я взмахом руки попросил ее отойти и другой рукой попытался остановить кровь. Во мне зазвучали колокола тревоги.
– Что? Как его имя?
Она оттолкнула мою руку и снова вцепилась в нос.
– Не знаю… сейчас, погоди. Ты ведь с того же неудачливого рейса?
– Это я и пытаюсь узнать. Это Сэм Кахане?
Неожиданно она стала более человечной.
– Прости, милый, – мягко извинилась она. – Да, кажется, его звали так. Ему должны были сделать укол, чтобы он успокоился, но он вырвал шприц у врача и… ну, он заколол себя до смерти.
Да, тяжелый выдался день.
Наконец она сделала мне обезболивающий укол.
– Я наложу легкую повязку, – сказала она. – Завтра сможешь снять ее сам. Только поосторожнее, а если снова начнется кровотечение, давай быстрее сюда.
Закончив, она меня отпустила. После посещения больницы я похож был на жертву террористического акта и побрел к Кларе, чтобы переодеться. Но день продолжал преподносить все новые и новые сюрпризы, и отнюдь не радостные.
– Проклятый Близнец, – напустилась Клара на меня. – В следующий раз я полечу с Тельцом, как Мечников.
– Что случилось, Клара?
– Нам дали премию. Двенадцать с половиной тысяч! Боже, я своей прислуге плачу больше.
– Откуда ты знаешь? – Я уже разделил 12 500 на пять и в ту же долю секунды подумал, а не разделят ли в сложившихся обстоятельствах эту сумму на четверых.
– Позвонили десять минут назад. Боже! Худший из всех возможных рейсов, и я получаю меньше, чем стоит одна зеленая фишка в казино. – Тут она посмотрела на мою рубашку и чуть смягчилась. – Ну, это не твоя вина, Боб, но все равно не надо связываться с Близнецами. Мне следовало это знать. Поищу тебе чего-нибудь почище.
Я позволил Кларе сделать это, но не остался у нее. Я забрал свои вещи, дошел до шахты, в регистрационном офисе попросил назад свою комнату и позвонил от них. Клара, упомянув Мечникова, напомнила мне, что я кое-что хотел сделать.
Мечников поворчал, но наконец согласился встретиться со мной в аудитории для занятий. Я, конечно, пришел раньше его. Он заглянул, остановился в дверях, осмотрелся и спросил:
– Где, как-ее-имя?
– Клара Мойнлин. Она в своей комнате. – Это была почти правда. Образцовый ответ.
– Гм. – Он провел указательным пальцем по бачкам, почти сросшимся под подбородком, и произнес: – Ну тогда давай. – И пошел передо мной, говоря через плечо: – Вообще-то она бы поняла больше, чем ты.
– Конечно, Дэйн.
– Гм. – Он остановился у холмика на полу – это был вход в один из учебных кораблей. Затем Мечников пожал плечами, открыл люк и начал спускаться.
«Все-таки он необычайно открыт и щедр», – подумал я, спускаясь вслед за ним. Мечников уже скорчился перед панелью селектора целей, набирая номер. В руке у него был портативный считчик информации, связанный с главным комьютером Корпорации. Я знал, что он набирает уже известный номер, и поэтому не удивился, когда он немедленно получил цвет.
Мечников коснулся тонкой настройки и, глядя на меня через плечо, ждал, пока вся доска не окрасилась тревожным розовым цветом.
– Хорошо, – проговорил Мечников. – Хороший набор. Теперь посмотри на нижнюю часть спектра.
Это был меньший набор радужных оттенков вдоль правого края панели, от красного до фиолетового. Фиолетовые линии находились в самом низу, и цвета переходили друг в друга постепенно. Только изредка видны были линии ярких цветов или черные. Все это очень точно походило на то, что астрономы называют Фраунгоферовы линии.
Единственный способ определить, из чего состоит планета или звезда, – поглядеть в спектроскоп. Но здесь было не так. Фраунгоферовы линии показывают, какие элементы имеются в источнике излучения или в том, что находится между источником излучения и вами. Эти же показывали бог знает что. Бог и, может быть, Дэйн Мечников.
Он улыбался и был поразительно разговорчив.
– Вот эта полоса из трех синих линий, – сказал он. – Видишь? Похоже, они указывают на опасность полета. По крайней мере компьютер рассчитал, что если есть шесть и больше таких линий, корабль никогда не возвращается.
Теперь он полностью овладел моим вниманием.
– Боже! – проговорил я, думая о том, как много хороших людей погибли, потому что не знали этого. – Почему об этом не говорят на курсах?
– Броудхед, не будь тупицей, – спокойно, будто о чем-то будничном, сказал он. – Это все совершенно новые данные. И по большей части предположительные. Далее. Координация между опасностью и количеством линий не очень четкая. Если ты думаешь, что появление новой линии означает новую степень опасности, ты ошибаешься. Можно подумать, что пять линий означают тяжелые потери, а если таких линий совсем нет, то нет и потерь. Но это неверно. Наименее опасными кажутся спектры с одной и двумя линиями. Три тоже неплохо, но тут отмечены потери. При отсутствии линий почти столько же потерь, как при трех.
На какое-то время я даже подумал, что ученые Корпорации заслужили свою оплату.
– Тогда почему бы не отправлять корабли только туда, где линии свидетельствуют о безопасности?
– Мы, в сущности, не уверены, что они безопаснее, – терпеливо ответил Мечников. Тон его звучал гораздо безапелляционнее, чем слова. – К тому же в бронированном корабле легче справиться с опасностями, чем в легком. И вообще, прекрати задавать глупые вопросы, Броудхед.
– Прости. – Мне было неудобно сидеть за ним и, скорчившись, смотреть через его плечо. Было так тесно, что когда он повернулся, его бачки мазнули меня по лицу. Но мне не хотелось менять позицию.
– А теперь взгляни на желтые. – Мечников указал на пять ярких полос. – Эти линии как будто коррелируют с успешностью полета. Бог знает, что они обозначают – это ведь обозначения хичи, – но в терминах финансового вознаграждения экипажей существует очень неплохая корреляция между количеством желтых линий и денежным вознаграждением экипажа.
– Ух ты!
Мечников продолжал, как будто ничего не слышал:
– Естественно, хичи рассчитывали свои приборы не для того, чтобы измерять твои или мои доходы. Приборы показывают что-то еще, но кто знает что? Возможно, плотность населения в данной конкретной области или степень технологического развития. Может, это путеводитель туриста, и говорится в нем только, что в этом местечке есть четырехзвездочный ресторан. Но вот что очевидно. Пять желтых полос соответствуют размеру вознаграждения, в пятьдесят раз большему – в среднем, чем две линии, и в десять раз большему, чем при остальных показателях.
Он снова повернулся, так что его лицо оказалось всего в десяти сантиметрах от моего. Глаза его смотрели прямо в мои.
– Хочешь посмотреть другие наборы? – спросил он тоном, который требовал, чтобы я ответил нет. Я так и поступил. – Хорошо, – удовлетворенно проговорил Мечников и замолк.
Я встал и попятился, чтобы освободить немного места.
– Один вопрос, Дэйн. У тебя, очевидно, есть причина рассказывать мне это, прежде чем оно станет общеизвестно. Интересно, какая?
– Ты прав, – немного подумав, ответил он. – Я хочу, как-ее-имя? Взять ее в экипаж, если полечу на трехместом или пятиместном.
– Клара Мойнлин.
– Все равно. Она хорошо держится, не занимает много места, знает… она лучше знает, как вести себя с людьми, чем я. У меня иногда бывают трудности в межличностных отношениях, – объяснил Мечников. – Конечно, когда полечу в трех- или пятиместном. Если же будет подходящий одноместный, я возьму его. Но если не найдется ни одного одноместного с хорошими показателями, я хочу лететь с тем, кто умеет себя вести, не вцепится мне в волосы, умеет управлять кораблем и все такое. Ты тоже можешь лететь, если хочешь.
Когда я вернулся в свою комнату, Шики оказался там чуть ли не раньше, чем я начал распаковываться. Он был мне рад.
– Жаль, что ваш полет оказался бесплодным. – У него был бесконечный запас мягкости и доброты. – Жаль вашего друга Кахане. – После этих слов он принес мне чай и, как и в первый раз, сел на мой шкаф.
Катастрофический полет почти ушел из моего сознания, которое было полно сладкими мыслями о последствиях разговора с Мечниковым. Я не мог не говорить об этом и пересказал Шики все, что сообщил мне Дэйн.
Он слушал, как ребенок слушает волшебную сказку, при этом его черные глаза сверкали.
– Как интересно, – с неподдельным восторгом проговорил он. – Я слышал разговоры о новых данных, которые скоро сообщат всем. Подумать только, если можно будет вылетать, не боясь смерти или… – Он замолк, взмахивая своими крыльями.
– Это еще не совсем точно, Шики, – сказал я.
– Конечно, нет. Но положение улучшилось, верно? – Шики помолчал, глядя, как я делаю глоток почти безвкусного японского чая. – Боб, – облизнув пересохшие губы, сказал он, – если вы пойдете в такой полет и вам понадобится человек… Конечно, в шлюпке от меня мало толку. Но на орбите я не хуже любого другого.
– Я знаю, Шики. – Я изо всех сил старался говорить как можно тактичнее. – А как Корпорация?
– Мне разрешат вылет, если не будет других желающих.
– Понятно. – Я не сказал, что не хочу участвовать в полете, на который нет желающих. Шики это знал. Он был одним из подлинных ветеранов Врат. По слухам, он получил большую премию, достаточную для Полной медицины и всего прочего. Но либо потерял ее, либо отдал кому-то, а сам остался калекой. Мне было известно, что Шики догадывался, о чем я думаю, но сам я совсем не понимал Шикетея Бакина.
Он подвинулся с моего пути, когда я убирал вещи, и мы долго сплетничали об общих знакомых. Корабль Шери пока не вернулся, но беспокоиться было рано – без катастрофических последствий они могли пробыть в полете еще несколько недель.
Конголезская пара, жившая как раз за перекрестком в коридоре, вернулась с большим количеством молитвенных вееров из ранее не известного муравейника хичи, на планете вокруг звезды F-2, в самом конце спирального рукава Ориона. Они разделили миллион на три части и увезли свою долю назад в Мунгбере. Форхенды…
Как раз когда мы о них начали говорить, показалась Луиза Форхенд.
– Я услышала голоса, – сказала она, вытягивая шею, чтобы поцеловать меня. – Жаль, что у вас оказался такой тяжелый рейс.
– Во всякой игре есть проигравшие.
– Ну, добро пожаловать домой. У меня получилось не лучше. Нам попалась тусклая маленькая звезда, и мы не нашли никаких планет. Понять не могу, зачем хичи проложили туда курс. – Она улыбнулась и погладила меня по шее. – Приходите ко мне на вечеринку по случаю возвращения. Или вы с Кларой?..
– Спасибо, – поблагодарил я, и она больше не поднимала вопроса о Кларе. Несомненно, слухи о наших с Кларой взаимоотношениях уже распространились, сигнальные барабаны Врат работают днем и ночью.
Через несколько минут Луиза ушла.
– Хорошая женщина, – сказал я Шики, глядя ей вслед. – Хорошая семья. Она как будто чем-то встревожена.
– Боюсь, что да, Робинетт. Ее дочь Лу просрочила время. В этой семье много горя. – Я удивленно взглянул на него, и он пояснил: – Нет, не Вилла и не отец. Они все еще в полете, но время у них не вышло. Был еще сын.
– Я знаю. Генри, кажется, так его звали. Они называли его Хэт.
– Он умер перед их прилетом сюда. А теперь Лу. – Он склонил голову, потом подлетел ко мне и забрал пустую фляжку. – Мне нужно возвращаться на работу, Боб.
– Как ивы?
– Я больше там не работаю, – печально ответил Шики. – Эмма не считает меня хорошим работником.
– Да? Чем же ты занимаешься?
– Делаю Врата эстетически привлекательными, – ответил Шики. – Вероятно, меня можно назвать мусорщиком.
Я не знал, что ответить. Врата были забиты мусором, из-за слишком низкого тяготения любой обрывок бумаги, любой выброшенный кусочек пластмассы плавал где-то внутри астероида. При этом пол подметать было нельзя. Первый же взмах метлы поднимал весь мусор в воздух.
Я видел, как мусорщики гоняются за клочками бумаги и сигаретным пеплом с ручными пылесосами, и даже подумывал, что сам стану одним из них. Но мне очень не понравилось, что этим занимается Шики.
Он без труда понял, о чем я думаю.
– Все в порядке, Боб. Мне нравится эта работа. Но… пожалуйста, если понадобится член экипажа, вспомните обо мне.
Я получил свою премию и заплатил за проживание за три недели вперед. Кроме того, я купил кое-что необходимое: новую одежду и музыкальные ленты, чтобы изгнать из ушей Моцарта и Палестрину. После покупки у меня осталось около двухсот долларов.
Двести долларов – это почти ничего. Двадцать порций выпивки в «Голубом Аду», или одна самая дешевая фишка за столом блэкджека, или полдесятка приличных обедов в столовой для старателей.
Итак, у меня было три пути. Я мог получить другую работу и остаться здесь на неопределенное время до следующего срыва. Или вылететь через три недели. Или сдаться и отправиться домой. Ни одна из этих перспектив меня не привлекала. Но если экономить, то мне долго – целых двадцать дней – можно было не принимать никаких решений.
Я решил бросить курить и не покупать ничего из пищи. Таким образом, я в день мог тратить всего по девять долларов, так что моя поденная оплата и весь мой капитал должны были кончиться одновременно.
Я позвонил Кларе. Она отвечала осторожно, но дружелюбно, поэтому я тоже говорил осторожно и дружелюбно. Я ничего ей не сказал о вечеринке у Луизы, и она не выказала желания увидеть меня вечером, поэтому все осталось по-прежнему, то есть ничего определенного. Меня это вполне устраивало. Я не нуждался в Кларе.
На вечеринке я встретил новую девушку – Дорин Маккензи. Вообще-то она не была девушкой. Дорин выглядела по крайней мере лет на десять старше меня и пять раз была в полетах. В ней меня возбуждало то, что однажды ей повезло. Она увезла назад в Атланту полтора миллиона долларов и довольно быстро потратила их, стараясь создать себе карьеру певицы. Деньги пошли на автора текста, менеджера, рекламный отдел, записи и так далее. Когда же она поняла, что ничего не получается, Дорин вернулась на Врата, чтобы снова попытать счастья. Кроме того, она была очень, очень хорошенькая.
Но после двух дней общения с Дорин я снова позвонил Кларе. Она сказала, чтобы я пришел, и прозвучало это как-то тревожно. Я оказался у нее через десять минут, а еще через пять мы были в постели. Конечно, Дорин была мила, к тому же она отличный пилот, но в чем-то ей далеко было до Клары Мойнлин.
Мы валялись в гамаке, потные, усталые и опустошенные. Клара зевнула, потянула меня за волосы, откинулась и посмотрела на меня.
– Дерьмо, – сонно проговорила она, – наверно, это называется любовь.
– Но именно она заставляет мир вращаться. Нет, не она. Ты, – галантно ответил я, и Клара с сожалением покачала головой.
– Иногда я тебя не выношу, – томно проговорила она. – У Стрельца никогда не получается с Близнецами. У меня огненный знак, а Близнецы – они всегда все путают.
– Перестала бы ты говорить об этом вздоре, – попросил я Клару, но она не обиделась.
– Пойдем поедим.
Я соскользнул с гамака и встал. Мне нужно было, чтобы я мог говорить и при этом Клара не касалась меня.
– Дорогая Клара, – не глядя на нее, торжественно начал я, – я не могу тебе позволить кормить меня, потому что рано или поздно тебя это начнет раздражать. А если ты поведешь себя не так, как я ожидаю, буду раздражаться я. У меня просто нет денег. Если ты хочешь поесть не в общей столовой, ступай одна. И я больше никогда не буду брать у тебя сигареты, выпивку или фишки в казино. Так что если желаешь поесть, иди ешь. Увидимся позже. Может, пойдем погуляем.
Она вздохнула.
– Близнецы никогда не умеют распоряжаться деньгами, – с сожалением проговорила она, – но в постели они хороши.
Мы оделись и пошли в общую столовую, где нужно стоять в очереди с подносом и есть стоя. Пищу там подавали не такую уж и плохую, если не задумываться, на чем она выросла. И цена вполне устраивала таких, как я. Еда здесь фактически ничего не стоила. Некоторые утверждают, что если питаться только в столовой, то все потребности организма полностью удовлетворяются. Но для этого нужно было съедать все. Одноклеточный протеин и растительный протеин не удовлетворяют потребностей организма отдельно друг от друга, так что недостаточно съесть только соевое желе или бактериальный пудинг. Нужно было проглотить и то и другое.
Есть и еще одна причина, по которой не все ходят обедать в столовую. Эта кормежка вызывает образование большого количества метана, и все побывавшие на Вратах знают, что такое «вонь Врат».
После трапезы мы отправились на нижние уровни. По дороге мы много не говорили. Вероятно, оба думали, куда же мы идем.
– Хочешь погулять? – спросила Клара.
Я взял ее за руку, и мы отправились наобум. Иногда такие прогулки забавны. Некоторыми заросшими ивами туннелями никто больше не интересовался, а за ними находились пустые пыльные ходы, где никто не позаботился посадить деревья. Обычно там светло от древних стен хичи – голубой металл продолжал тускло светиться. Случалось, правда, не в последнее время, а лет шесть-семь назад, в таких туннелях находили артефакты хичи. Так что, шатаясь по туннелям, мы никогда не знали, наткнемся в них на находку, которая принесет премию, или нет.
Но я не испытывал энтузиазма, хотя какой уж тут энтузиазм, когда у меня просто не было выбора.
– А почему бы и нет? – сказал я несколько минут спустя, увидев, где мы находимся. – Пошли в музей.
– Хорошо, – ответила она, неожиданно заинтересовавшись моим предложением. – Знаешь, там оборудовали новую экспозицию. Мечников рассказывал мне о ней. Ее открыли, когда мы были в полете.
Мы изменили направление, спустились на два уровня и отправились к музею.
У самого входа в музей появилось новое помещение, почти сферическое, около десяти метров в диаметре, и нам пришлось прицепить крылья, как у Шики, чтобы попасть внутрь. Крылья висели на стойке у входа. Ни я, ни Клара никогда раньше ими не пользовались, но это оказалось совсем нетрудно. На Вратах вы так мало весите, что легче было бы летать, чем ходить, если бы только нашлось достаточно места для птичьих полетов.
Мы через порог влетели в сферу и оказались в самом центре вселенной. Стены помещения были заняты шестиугольными панелями, на каждую из какого-то скрытого источника проецировалась сцена – вероятно, это было цифровое изображение на жидких кристаллах.
– Как красиво! – воскликнула Клара.
Вокруг нас расстилалось нечто вроде глобограммы всего, что было найдено кораблями старателей. Звезды, туманности, планеты, спутники. Каждая панель показывала независимую картину, так что нас окружала панорама из ста двадцати восьми отдельных сцен. Затем изображения поменялись, и так продолжалось все время. В какой-то момент вся сфера оказалась занятой мозаичным изображением галактики М-31, видимой бог знает с какой точки.
– Вот это да! – сказал я возбужденно. – Это действительно здорово! – И очень похоже на правду. Как будто побывал во всех рейсах сразу, без этой тяжелой нудной работы, без неудобств и постоянного страха.
Кроме нас в музее никого не было, и я вначале не мог понять почему. Можно было предположить, что тут выстроится очередь желающих увидеть то, ради чего на протяжении многих лет гибли старатели. Тут с одной стороны появились изображения всех артефактов хичи, когда-либо найденных на различных планетах: молитвенные веера всех расцветок, машины, оборудование кораблей, некоторые туннели. Увидев один из них, Клара воскликнула, что у себя дома на Венере она бывала там, но я не мог понять, как она их узнала. Потом снова пошли фотографии, сделанные из космоса. Некоторые показались мне ужасно знакомыми. Я легко узнал Плеяды, которые быстро исчезли и сменились видом Врат-2, снятым откуда-то со стороны. На боках астероида видны были отражения двух ярких звезд. Я увидел что-то знакомое, может быть, туманность Конская Голова, потом облако газа и пыли в виде пирожка – то ли кольцевая туманность в Лире, то ли туманность, открытая одним из кораблей несколько орбит назад и названная Французским Печеньем. Эта туманность была видна в небе планеты, на которой обнаружены туннели хичи, однако добраться до них не удалось, поскольку они находятся на дне замерзшего моря.
Мы висели там с полчаса, пока не поняли, что сцены начинают повторяться. Тогда мы вернулись к порогу, повесили крылья и сели в широком месте туннеля недалеко от музея, чтобы покурить.
Мимо нас прошли две женщины из постоянного штата Корпорации. Они несли свернутые прицепные крылья.
– Привет, Клара, – поздоровалась одна из них. – Были внутри?
– Очень красиво, – кивнув, ответила она.
– Любуйтесь, пока можно, – сказала другая женщина. – На следующей неделе это обойдется вам в сотню долларов. Завтра мы установим экраны для чтения лекций, и состоится торжественное открытие перед следующим потоком туристов.
– Зрелище того стоит, – согласилась Клара и взглянула на меня.
Я вдруг осознал, что, несмотря на свое обещание, курю ее сигарету. Я не мог себе позволить покупать сигареты по пять долларов за пачку, и все же я принял решение купить хотя бы одну пачку и давать Кларе курить не меньше, чем беру у нее сам.
– Хочешь еще погулять? – спросила она.
– Давай немного попозже, – ответил я, размышляя над тем, сколько мужчин и женщин погибло в экспедициях, чтобы я смог увидеть эти снимки. Я понял, что рано или поздно снова должен буду сыграть в смертоносную лотерею на кораблях хичи или окончательно сдаться. Мне было интересно, вносит ли в эту лотерею какие-то изменения информация Мечникова. Теперь все говорили об этом, а на следующий день ожидалось сообщение Корпорации.
– Кстати, я вспомнил, – проговорил я. – Ты виделась с Мечниковым?
– А я все жду, когда ты меня об этом спросишь, – ответила она. – Конечно. Он позвонил и рассказал, что показывал тебе эти цветные линии. Поэтому я отправилась к нему и прослушала ту же лекцию. И что ты думаешь, Боб?
Я погасил сигарету.
– Я думаю, теперь все на Вратах будут драться за хорошие рейсы. Вот что я думаю.
– Но, может, Дэйн поможет нам подобрать что-нибудь приличное? Он работал в команде Корпорации.
– Уверен, он знает, какие рейсы хорошие. – Я потянулся и откинулся назад. Покачиваясь в слабом тяготении, я напряженно думал. – Он не такой уж и хороший парень, Клара. Не исключено, что он расскажет нам, когда подвернется что-то подходящее. Но Мечников небескорыстный, за это он захочет что-то получить.
– Он мне уже сказал, – улыбнулась Клара.
– О чем?
– Ну, он мне как-то позвонил. Попросил свидания.
– О дьявол, Клара! – Я почувствовал сильное раздражение. Не из-за Клары, и даже Дэйн здесь играл очень маленькую роль. Я снова задумался о деньгах. Мне стало противно из-за того, что если через неделю я снова пожелаю посмотреть на музейные экспонаты, мне это обойдется в половину моих наличных. Из-за темного смутного будущего, до которого было подать рукой. Из-за того, что очень скоро мне придется принять решение и отважиться на то, чего я смертельно боюсь. – Я не стал бы доверять этому сукину сыну…
– Спокойнее, Боб. Он не такой уж плохой парень, – сказала она, зажигая еще одну сигарету и оставляя пачку, чтобы я мог до нее дотянуться. – Сексуально он может быть даже интересен. Правда, у него это должно выходить грубо, как у всякого Тельца. Он многое требует, но и многое может дать.
– О чем ты говоришь?
Она искренне удивилась.
– Я думала, ты знаешь, что он бисексуал.
– Он никогда этого не показывал… – проговорил я и смолк, вспомнив, как Мечников любит придвигаться совсем близко и как мне было с ним неприятно.
– Может, ты ему не подходишь. – Клара широко улыбнулась. Но улыбка у нее получилась недобрая. Несколько китайцев вышли из музея, с интересом взглянули на нас и вежливо отвели взгляд.
– Пошли отсюда, Клара.
Мы отправились в «Голубой Ад», и, конечно, я настоял, что сам заплачу за свою выпивку. Сорок восемь долларов вылетели в трубу за один час. И мне совсем не было весело. Тогда мы вернулись к ней и снова легли в постель. И это тоже не принесло мне облегчения. Когда мы закончили заниматься любовью, ссора продолжилась. А время уходило.
Есть люди, которые никогда не достигают определенного пункта в своем эмоциональном развитии. Они не могут долгое время вести легкую нормальную жизнь с сексуальным партнером. Что-то внутри у них не выносит счастья. Чем лучше, тем больше им хочется уничтожить это счастье.
Блуждая с Кларой по Вратам, я начал подозревать, что отношусь к таким людям. Я знал, что Клара тоже из их числа. Она никогда не выдерживала отношений с мужчиной больше нескольких месяцев – Клара сама мне об этом сказала. А я уже был близко к рекордному времени с ней. И из-за этого она сильно нервничала.
Иногда Клара бывала более взрослой и ответственной, чем я стану когда-нибудь. Как она попала на Врата, например. Клара не выиграла в лотерею. Она экономила много лет. Она работала водителем аэротакси с лицензией гида и инженерным образованием. Жила как рыбий фермер, а зарабатывала столько, что могла бы снимать трехкомнатную квартиру в подземельях Венеры, проводить каникулы на Земле и получать Полную медицину. Клара больше меня знала о выращивании пищи на гидрокарбоновых субстратах, несмотря на все проведенные мною в Вайоминге годы. Клара вкладывала деньги в пищевую фабрику на Венере, а она в своей жизни никогда не потратила ни цента на то, чего не понимала. Когда мы вылетели вместе, она была старшим членом экипажа. Это ее желал взять Мечников в свой экипаж, если он вообще кого-то хотел, но, разумеется, не меня. К тому же она была моим инструктором!
И все-таки между нами двумя именно она была такой неумелой и неумолимой, каким я когда-либо бывал с Сильвией или с Диной, Джейнис, Лиз, Эстер и другими девушками, с которыми у меня случались двухнедельные романы. Клара говорила, что это из-за несовместимости, потому что она Стрелец, а я Близнецы. Мол, Стрельцы – пророки, Стрельцы любят свободу. А мы, бедные Близнецы, всегда все путаем и ужасно нерешительны.
– Неудивительно, – сказала она мне однажды утром, завтракая в своей комнате, где я выпил только пару глотков кофе, – что ты не можешь решиться снова вылететь. Это не просто физическая трудность, дорогой Робинетт. Часть твоей двойственной натуры стремится к торжеству. А другая часть желает поражения. Интересно, какой из них ты позволишь победить.
Я ответил двусмысленно.
– Милая, – сказал я, – подумай о себе.
Она рассмеялась, и мы прожили этот день, больше не поучая друг друга и не надоедая нотациями. Но Клара повела в счете.
Корпорация опубликовала ожидавшееся объявление, и начались оживленные обсуждения, планирование, обмен предположениями и интерпретациями. Это было время возбужденного ожидания. Компьютеры Корпорации выдали двадцать установок с низким фактором опасностей и высокой вероятностью прибыли. В течение недели были набраны экипажи, и все эти рейсы состоялись. Но я не был ни на одном из этих кораблей, и Клара тоже. Мы старались не говорить с ней об этом.
Как ни удивительно, но и Дэйна Мечникова ни на одном из этих кораблей не было. Он что-то знал или говорил, что знает, но ничего не отвечал, когда я его об этом спрашивал. Мечников только презрительно смотрел и пофыркивал. Даже Шики чуть было не вылетел в экспедицию. Он потерял место в последний час, а вместо него отправился парень-финн, который так ни с кем и не смог поговорить. На пятиместном корабле летели четверо шведов, и они согласились взять с собой финна.
Луиза Форхенд тоже не улетела, она ожидала возвращения кого-нибудь из членов своей семьи.
Теперь в столовой можно было поесть без очереди, и вдоль всего туннеля было множество пустых комнат. И вот однажды ночью Клара сказала мне:
– Боб, я собираюсь обратиться к психоаналитику.
Я даже подпрыгнул. Для меня это сюрприз. Хуже того, предательство. Клара знала о моем психотическом эпизоде и о том, что я думаю о психотерапевтах.
Я отбросил первые десять фраз, которые мог бы ей сказать: тактичное – «Я рад, это очень вовремя», лицемерное – «Я рад, расскажешь, как это тебе помогло», стратегическое – «Я рад, может, я и сам это сделаю, если смогу заплатить». И воздержался от единственного правдивого ответа: «Я считаю, что этим шагом ты меня осуждаешь за то, что я заставляю тебя склонять голову». Я вообще ничего не ответил, и немного погодя она продолжила:
– Мне нужна помощь, Боб. У меня все смешалось.
Это меня тронуло, и я потянулся к ее руке. Рука Клары вяло лежала в моей, она ее не сжимала и не пыталась отобрать.
– Мой профессор психологии обычно говорил, что это первая ступень, – печально сообщила Клара. – Нет, вторая. Первая – это когда ты понимаешь, что у тебя есть проблема. Ну, я уже некоторое время знаю об этом. Вторая ступень – принятие решения: хочешь ли ты что-нибудь сделать относительно этой проблемы или оставишь все как есть. Я решила что-нибудь сделать.
– Куда же ты обратишься? – наигранно небрежно спросил я.
– Не знаю. Мне кажется, психотерапевтические группы немного дают. Главный компьютер Корпорации соединен с психоаналитической машиной. Это было бы дешевле всего.
– Дешевое – это дешевое, – сказал я. – В молодости я провел два года с психоаналитическими машинами, после того… после того, как у меня все смешалось.
– Но с тех пор ты уже двадцать лет держишься, – разумно возразила она. – Я остановлюсь на этом. Пока по крайней мере.
Я дружески похлопал ее по руке.
– Любой твой шаг – правильный, – мягко сказал я. – Мне кажется, что мы с тобой будем лучше ладить, если ты избавишься от старого вздора о правах рождения. У нас у всех это есть, но я предпочел бы, чтобы ты сердилась на меня, а не на суррогат твоего отца или кого-нибудь еще.
Она повернулась и пристально посмотрела на меня. Даже в бледном свете металлических стен хичи я увидел удивленное выражение на ее лице.
– О чем это ты говоришь?
– О твоих проблемах, Клара. Я знаю, требуется немало смелости, чтобы признаться, что тебе нужна помощь.
– Ну, Боб, – проговорила она, – храбрость действительно нужна, но мне кажется, ты не понимаешь, в чем проблема. Ладить с тобой для меня не проблема. Возможно, ты сам – проблема. Не знаю. Меня беспокоят увертки. Неспособность принять решение. Я все время откладываю вылет. И, не обижайся, беру в качестве компаньона для вылета – Близнеца, то есть тебя.
– Ненавижу этот твой астрологический бред.
– У тебя действительно смешанная личность, Боб. И я, кажется, пользуюсь этим. И мне это не нравится.
К тому времени мы совершенно проснулись, и казалось, у нас имеются две возможности продолжения разговора. Мы могли начать: «но-ты-сказал-что-меня-любишь» и «я-не-могу-перенести-эту-сцену», и либо закончили бы сексом, либо открытым разрывом. Но могли и отвлечься на что-нибудь другое. Мысли Клары, очевидно, развивались в том же направлении, потому что она выскользнула из гамака и начала одеваться.
– Пошли в казино, – весело предложила она. – Я чувствую, что сегодня мне повезет.
Не было ни кораблей, ни туристов. Да и старателей было совсем немного. Почти все отправились в полет за прошлые недели. Половина столиков в казино не действовала, на них надели зеленые чехлы. Клара нашла место за столом для блэкджека, купила стопку стодолларовых фишек, и крупье разрешил мне бесплатно посидеть рядом с ней.
– Говорю тебе, сегодня у меня счастливая ночь, – сказала она, когда через десять минут выиграла больше двух тысяч долларов.
– Ты хорошо играешь, – подбодрил я ее, но мне совсем не было весело. Я встал и немного побродил вокруг. Дэйн Мечников осторожно скармливал автомату пятидолларовые монеты, но, кажется, не был настроен разговаривать со мной.
Никто не играл в баккара. Я сказал Кларе, что пойду выпью кофе в «Голубой Ад». Там он стоил пять долларов чашка, но когда мало посетителей, могли повторить бесплатно.
Клара искоса улыбнулась мне, но не оторвала взгляда от карт.
В «Голубом Аду» Луиза Форхенд пила коктейль – ракетное горючее с водой. На самом деле это, конечно, не ракетное горючее, а просто старомодное белое виски, которое гонят из всего, что растет в гидропонических танках.
Луиза посмотрела на меня с приветливой улыбкой, и я сел рядом с ней. Мне пришло в голову, что ей должно быть очень одиноко. Она была… ну, не знаю, как выразиться поточнее, но она была самым безопасным, нетребовательным человеком на Вратах. Все от меня чего-то хотели или отказывались принять что-то. Луиза – совсем другое дело. Она была лет на десять старше меня, но выглядела прекрасно. Как и я, Луиза носила только стандартную одежду Корпорации – комбинезон одного из трех неярких цветов. Но свой комбинезон она переделала, превратив его в костюм с облегающими шортами и свободной курткой.
Я обнаружил, что она наблюдает, как я осматриваю ее, и почувствовал некоторое замешательство.
– Ты хорошо выглядишь, – позволил я себе сделать комплимент.
– Спасибо, Боб. Все казенное. – Она улыбнулась. – Я никогда не могла позволить себе что-нибудь другое.
– Тебе ничего не нужно, у тебя все есть, – искренне сказал я, и она сменила тему.
– Корабль прибывает, – сообщила она. – Говорят, вылетел очень давно.
Я знал, что это для нее значит, и понял, почему она сидит в «Голубом Аду», а не спит в такой поздний час. Знал, что она беспокоится о дочери, но Луиза не позволяла себе показывать это. У нее было очень здравое отношение к полетам. Она боялась, конечно, но вполне разумно и сдержанно. Это не останавливало ее, чем я и восхищался.
Она все еще ждала возвращения кого-нибудь из членов своей семьи, чтобы снова записаться в полет. Форхенды так договорились: когда кто-нибудь возвращается, его обязательно ждет кто-то из членов семьи.
Луиза немного рассказала мне о своей семье. Они жили, если это можно назвать жизнью, на обслуживании туристов в Веретене Венеры. Там можно заработать, но очень сильная конкуренция. Я узнал, что одно время Форхенды выступали в ночном клубе: пение, танцы, комичные сценки. По венерианским стандартам, они жили неплохо. Но на немногих туристов слеталось столько хищных птиц, пытаясь отщипнуть свой кусочек мяса, что всем просто невозможно было прокормиться. Сесс и сын, тот, что умер, пытались работать гидами, но старая воздушная лодка, которую они купили, вскоре разбилась. Пришлось восстанавливать ее, и на это ушли почти все деньги. Понятно, что много так заработать было нельзя. Девушки испробовали все виды работы. Я вполне уверен, что по крайней мере Луиза какое-то время была проституткой, но и на этом много не заработаешь, по тем же самым причинам.
Семья Форхендов почти выбилась из сил, когда им наконец удалось добраться до Врат.
Вначале они обосновались на Земле, но тут им пришлось так плохо, что Венера показалась раем. У них было больше смелости и готовности все поставить на кон, чем у большинства моих знакомых вместе взятых.
– Как вы заплатили за все эти перелеты? – поинтересовался я.
– Ну, – начала Луиза, заканчивая свою выпивку и поглядев на часы, – на Венеру мы летели самым дешевым способом. Двести двадцать иммигрантов спали плечом к плечу, выстраивались в длинную очередь для двух минут туалета, ели сухие пайки и пили восстановленную воду. Ужасно, когда за это приходится платить сорок тысяч долларов. К счастью, дети тогда еще не родились, кроме Хэта, а он был так мал, что летел за четверть стоимости.
– Хэт твой сын? Что…
– Он умер.
Я подождал рассказа, как это произошло, но Луиза сменила тему:
– Уже должны быть сведения о прибывающем корабле.
– Они появятся на экране, – сказал я.
Она кивнула и несколько мгновений выглядела встревоженной. Корпорация всегда делает обычные сообщения о контакте с возвращающимися кораблями. Если контакта нет… что ж, мертвые старатели в контакт не вступают. Поэтому, чтобы отвлечь ее от тревожных мыслей, я рассказал ей о решении Клары обратиться к психоаналитику. Луиза выслушала меня и положила свою руку на мою.
– Не сердись, Боб. А ты когда-нибудь думал об обращении к психоаналитику?
– У меня нет для этого денег.
– Даже на групповую терапию? Есть группа начинающих, на уровне «Дарлинг». Есть и другие – в рекламе, на экранах.
Но ее внимание было обращено куда-то в сторону. С нашего места было видно, как один из крупье у входа в казино оживленно разговаривает с военным с китайского крейсера. Луиза смотрела туда.
– Там что-то происходит, – проговорил я и хотел было предложить ей пойти посмотреть, но Луиза уже встала и направилась туда.
Игра прекратилась. Все собрались у стола для блэкджека. Я заметил, что Дэйн Мечников сидит рядом с Кларой на моем месте. Перед ним возвышалась стопка двадцатипятидолларовых фишек. А в середине на стуле крупье сидел Шики Бакин и что-то рассказывал.
– Нет, – говорил он, когда я подошел. – Имен я не знаю. Но это пятиместный.
– Все живы? – спросил кто-то.
– Насколько мне известно. Привет, Боб, Луиза. – Он вежливо кивнул нам обоим. – Вы слышали?
– Нет еще, – ответила Луиза, бессознательно беря меня за руку. – Корабль только прибывает. Но ведь имена неизвестны?
Дэйн Мечников повернулся и пристально посмотрел на нее.
Доктор Азменион: Естественно, можно получить данные о новой и особенно Сверхновой. Это многого стоит. Когда происходит взрыв, я хочу сказать. Поздние наблюдения мало что дают. И всегда ищите наше Солнце, и если сможете опознать его, делайте все возможные снимки, во всех частотах, весь район – скажем, на пять градусов в обе стороны, с максимальным увеличением.
В: Зачем это, Дэнни?
Доктор Азменион: Ну, может, вы окажетесь далеко от Солнца в районе возле звезды Тихо или Крабовидной туманности, которая осталась после взрыва Сверхновой в 1054 году в созвездии Тельца. И может, вам удастся сделать снимок звезды до того, как она взорвалась. Ну, это даст много, не знаю, может, пятьдесят или сто тысяч.
Англиканская церковь Врат
Преподобный Тео Дурлей, священник
по воскресеньям в 10.30 общая проповедь.
Вечерние службы по соглашению
Эрик Маньер, который прекратил службу в качестве церковного старосты 1 декабря, оставил несмываемую печать на церкви Всех Святых, и мы у него в неоплатном долгу. Он родился в Элстри, Хартфорд, 51 год назад. Окончил Лондонский университет и потом готовился к адвокатуре. Работал несколько лет в Перте на газовых месторождениях. Мы опечалены его отлетом, но в то же время радуемся, что исполняется его заветное желание. Эрик Маньер возвращается в свой родной Хартфордшир, где посвятит свои пенсионные годы служению обществу и изучению церковных хоралов. В ближайшее воскресенье будет избран новый староста, если будет кворум не менее чем из девяти прихожан.
Корабль А3–7. Рейс 022В55. Экипаж
Ш. Ридни, Э. Тзин, М. Синдлер.
Время до цели 18 суток 0 часов. Место назначения примерно в окрестностях Кси Пегаса А.
Резюме. Мы вынырнули в непосредственной близости от небольшой планеты, примерно в 9 астрономических единицах от центральной звезды. Планета покрыта льдом, но мы засекли излучение хичи в одном месте в районе экватора. Ридни и Мэри Синди высадились и с некоторыми трудностями – местность оказалась гористой – вычислили место с повышенной температурой. После осмотра мы обнаружили металлический купол. Внутри купола находилось некоторое количество артефактов хичи, включая две пустые шлюпки, домашнее оборудование неизвестного назначения и нагревательную проволоку. Большую часть небольших предметов нам удалось перенести на корабль. Выключить нагревательную проволоку не удалось, но мы уменьшили ее температуру и держали в шлюпке на всем пути назад. Но все же Мэри и Тзин оказались серьезно обезвоженными и находились в момент прибытия в коме.
Оценка Корпорации. Нагревательная проволока проанализирована и повторена. Премия 3 миллиона, помимо последующих процентов от использования. Другие артефакты еще не проанализированы. Премия 25 000 за килограмм массы, общая сумма 675 тысяч долларов и проценты от возможной эксплуатации.
– Имена, – проворчал он. – Кому какое дело до этих имен? Важно то, что это не мы. А награда огромная. – Мечников поднялся, и было заметно, как он расстроился. Он даже забыл забрать со стола свои фишки. – Я иду туда, – объявил Мечников. – Хочу посмотреть, как выглядит везение, которое случается всего раз в жизни.
Площадка для приземления была окружена военными, но в оцеплении находился и Френси Эрейра. Вокруг собралось не менее ста человек, и их удерживали только Эрейра и несколько девушек с американского и китайского крейсеров. Впрочем, и они были заняты совсем другим делом.
Мечников наклонился над краем шахты и всмотрелся вниз. Одна из девушек отогнала его, и Мечников обиженно отошел. Затем мы увидели, как он разговаривает с другим старателем с пятью браслетами. Тем временем до нас донеслись обрывки разговоров.
– …почти мертвые. У них кончилась вода.
– Ха! Всего лишь истощение. Все будет в порядке…
– …премия в десять миллионов и затем проценты!
Клара взяла Луизу за локоть и потащила вперед. Я пошел за ними.
– Знает ли кто-нибудь, чей это корабль? – спросила она, и кто-то сзади живо откликнулся:
– А что они нашли?
– Артефакты. Новые, это все, что я знаю.
– Но ведь корабль пятиместный? – спросила Клара.
Эрейра кивнул, потом посмотрел вниз шахты.
– Хорошо, – сказал он, – а теперь отступите, друзья. Кого-то несут.
Мы больше сделали вид, что отступили, и подвинулись на какой-нибудь сантиметр. Но это было и не важно. Процессия уже поднималась на наш уровень. Вначале появилась какая-то важная шишка из Корпорации, имени я не помню, затем китайский охранник, потом кто-то в пижаме Терминальной больницы. Этот цеплялся за кабель, чтобы не упасть. Лицо его было мне знакомо, но имени я не знал. Я видел его на одной из прощальных вечеринок, а может, и на нескольких. Это был пожилой чернокожий человек, который два или три раза безуспешно летал в экспедиции. Глаза у него были широко раскрыты, плечи развернуты, но выглядел он бесконечно усталым.
Чернокожий неудачник удивленно взглянул на толпу у шахты и потом исчез из виду.
Я посмотрел в сторону и увидел, что Луиза тихо плачет, глаза ее были закрыты. Клара обнимала ее. В толпе я умудрился поближе подобраться к Кларе и вопросительно посмотрел на нее.
– Пятиместный, – негромко произнесла она. – А ее дочь в трехместном.
Я знал, что Луиза слышит это, поэтому потрепал ее по руке.
– Мне жаль, Луиза. – Тут расчистилось пространство у края ствола, и я посмотрел вниз. Я мельком заметил, как выглядит то, что стоит десять или двадцать миллионов. Множество шестиугольных ящиков из металла хичи, каждый не более полуметра в длину и чуть меньше в высоту. Тут Френси Эрейра начал меня уговаривать:
– Давай, Боб, отойди.
Я отошел, и в это время поднялся еще один старатель в больничной пижаме. Это была женщина. Она прошла мимо, не видя меня, глаза у нее были закрыты. Но я ее разглядел. Это была Шери.