Он улыбался и был поразительно разговорчив.
— Вот эта полоса из трех синих линий, — сказал он. — Видишь? Похоже, они указывают на опасность полета. По крайней мере компьютер рассчитал, что если есть шесть и больше таких линий, корабль никогда не возвращается.
Теперь он полностью овладел моим вниманием.
— Боже! — проговорил я, думая о том, как много хороших людей погибли, потому что не знали этого. — Почему об этом не говорят на курсах?
— Броудхед, не будь тупицей, — спокойно, будто о чем-то будничном, сказал он. — Это все совершенно новые данные. И по большей части предположительные. Далее. Координация между опасностью и количеством линий не очень четкая. Если ты думаешь, что появление новой линии означает новую степень опасности, ты ошибаешься. Можно подумать, что пять линий означают тяжелые потери, а если таких линий совсем нет, то нет и потерь. Но это неверно. Наименее опасными кажутся спектры с одной и двумя линиями. Три тоже неплохо, но тут отмечены потери. При отсутствии линий почти столько же потерь, как при трех.
На какое-то время я даже подумал, что ученые Корпорации заслужили свою оплату.
— Тогда почему бы не отправлять корабли только туда, где линии свидетельствуют о безопасности?
— Мы, в сущности, не уверены, что они безопаснее, — терпеливо ответил Мечников. Тон его звучал гораздо безапелляционнее, чем слова. — К тому же в бронированном корабле легче справиться с опасностями, чем в легком. И вообще, прекрати задавать глупые вопросы, Броудхед.
— Прости. — Мне было неудобно сидеть за ним и, скорчившись, смотреть через его плечо. Было так тесно, что когда он повернулся, его бачки мазнули меня по лицу. Но мне не хотелось менять позицию.
— А теперь взгляни на желтые. — Мечников указал на пять ярких полос. — Эти линии как будто коррелируют с успешностью полета. Бог знает, что они обозначают — это ведь обозначения хичи, — но в терминах финансового вознаграждения экипажей существует очень неплохая корреляция между количеством желтых линий и денежным вознаграждением экипажа.
— Ух ты!
Мечников продолжал, как будто ничего не слышал:
— Естественно, хичи рассчитывали свои приборы не для того, чтобы измерять твои или мои доходы. Приборы показывают что-то еще, но кто знает что? Возможно, плотность населения в данной конкретной области или степень технологического развития. Может, это путеводитель туриста, и говорится в нем только, что в этом местечке есть четырехзвездочный ресторан. Но вот что очевидно. Пять желтых полос соответствуют размеру вознаграждения, в пятьдесят раз большему — в среднем, чем две линии, и в десять раз большему, чем при остальных показателях.
Он снова повернулся, так что его лицо оказалось всего в десяти сантиметрах от моего. Глаза его смотрели прямо в мои.
— Хочешь посмотреть другие наборы? — спросил он тоном, который требовал, чтобы я ответил нет. Я так и поступил. — Хорошо, — удовлетворенно проговорил Мечников и замолк.
Я встал и попятился, чтобы освободить немного места.
— Один вопрос, Дэйн. У тебя, очевидно, есть причина рассказывать мне это, прежде чем оно станет общеизвестно. Интересно, какая?
— Ты прав, — немного подумав, ответил он. — Я хочу, как-ее-имя? Взять ее в экипаж, если полечу на трехместом или пятиместном.
— Клара Мойнлин.
— Все равно. Она хорошо держится, не занимает много места, знает… она лучше знает, как вести себя с людьми, чем я. У меня иногда бывают трудности в межличностных отношениях, — объяснил Мечников. — Конечно, когда полечу в трех- или пятиместном. Если же будет подходящий одноместный, я возьму его. Но если не найдется ни одного одноместного с хорошими показателями, я хочу лететь с тем, кто умеет себя вести, не вцепится мне в волосы, умеет управлять кораблем и все такое. Ты тоже можешь лететь, если хочешь.
Когда я вернулся в свою комнату, Шики оказался там чуть ли не раньше, чем я начал распаковываться. Он был мне рад.
— Жаль, что ваш полет оказался бесплодным. — У него был бесконечный запас мягкости и доброты. — Жаль вашего друга Кахане. — После этих слов он принес мне чай и, как и в первый раз, сел на мой шкаф.
Катастрофический полет почти ушел из моего сознания, которое было полно сладкими мыслями о последствиях разговора с Мечниковым. Я не мог не говорить об этом, и пересказал Шики все, что сообщил мне Дэйн.
Он слушал, как ребенок слушает волшебную сказку, при этом его черные глаза сверкали.
— Как интересно, — с неподдельным восторгом проговорил он. — Я слышал разговоры о новых данных, которые скоро сообщат всем. Подумать только, если можно будет вылетать, не боясь смерти или… — Он замолк, взмахивая своими крыльями.
— Это еще не совсем точно, Шики, — сказал я.
— Конечно, нет. Но положение улучшилось, верно? — Шики помолчал, глядя, как я делаю глоток почти безвкусного японского чая. — Боб, — облизнув пересохшие губы, сказал он, — если вы пойдете в такой полет и вам понадобится человек… Конечно, в шлюпке от меня мало толку. Но на орбите я не хуже любого другого.
— Я знаю, Шики. — Я изо всех сил старался говорить как можно тактичнее. — А как Корпорация?
— Мне разрешат вылет, если не будет других желающих.
— Понятно. — Я не сказал, что не хочу участвовать в полете, на который нет желающих. Шики это знал. Он был одним из подлинных ветеранов Врат. По слухам, он получил большую премию, достаточную для Полной медицины и всего прочего. Но либо потерял ее, либо отдал кому-то, а сам остался калекой. Мне было известно, что Шики догадывался, о чем я думаю, но сам я совсем не понимал Шикетея Бакина.
Он подвинулся с моего пути, когда я убирал вещи, и мы долго сплетничали об общих знакомых. Корабль Шери пока не вернулся, но беспокоиться было рано — без катастрофических последствий они могли пробыть в полете еще несколько недель.
Конголезская пара, жившая как раз за перекрестком в коридоре, вернулась с большим количеством молитвенных вееров из ранее не известного муравейника хичи, на планете вокруг звезды F-2, в самом конце спирального рукава Ориона. Они разделили миллион на три части и увезли свою' долю назад в Мунгбере. Форхенды…
Как раз когда мы о них начали говорить, показалась Луиза Форхенд.
— Я услышала голоса, — сказала она, вытягивая шею, чтобы поцеловать меня. — Жаль, что у вас оказался такой тяжелый рейс.
— Во всякой игре есть проигравшие.
— Ну, добро пожаловать домой. У меня «получилось Не лучше. Нам попалась тусклая маленькая звезда, и мы не нашли никаких планет. Понять не могу, зачем хичи проложили туда курс. — Она улыбнулась и погладила меня по шее. — Приходите ко мне на вечеринку по случаю возвращения. Или вы с Кларой?..
— Спасибо, — поблагодарил я, и она больше не поднимала вопроса о Кларе. Несомненно, слухи о наших с Кларой взаимоотношениях уже распространились, сигнальные барабаны Врат работают днем и ночью.
Через несколько минут Луиза ушла.
— Хорошая женщина, — сказал я Шики, глядя ей вслед. — Хорошая семья. Она как будто чем-то встревожена.
— Боюсь, что да, Робинетт. Ее дочь Лу просрочила время. В этой семье много горя. — Я удивленно взглянул на него и он пояснил: — Нет, не Вилла и не отец. Они все еще в полете, но время у них не вышло. Был еще сын.
— Я знаю. Генри, кажется, так его звали. Они называли его Хэт.
— Он умер перед их прилетом сюда. А теперь Лу. — Он склонил голову, потом подлетел ко мне и забрал пустую фляжку. — Мне нужно возвращаться на работу, Боб.
— Как и вы?
— Я больше там не работаю, — печально ответил Шики. — Эмма не считает меня хорошим работником.
— Да? Чем же ты занимаешься?
— Делаю Врата эстетически привлекательными, — ответил Шики. — Вероятно, меня можно назвать мусорщиком.
Я не знал, что ответить. Врата были забиты мусором, из-за слишком низкого тяготения любой обрывок бумаги, любой выброшенный кусочек пластмассы плавал где-то внутри астероида. При этом пол подметать было нельзя. Первый же взмах метлы поднимал весь мусор в воздух.
Я видел, как мусорщики гоняются за клочками бумаги и сигаретным пеплом с ручными пылесосами, и даже подумывал, что сам стану одним из них. Но мне очень не понравилось, что этим занимается Шики.
Он без труда понял, о чем я думаю.
— Все в порядке, Боб. Мне нравится эта работа. Но… пожалуйста, если понадобится член экипажа, вспомните обо мне.
* * *Я получил свою премию и заплатил за проживание за три недели вперед. Кроме того, я купил кое-что необходимое: новую одежду и музыкальные ленты, чтобы изгнать из ушей Моцарта и Палестрину. После покупки у меня осталось около двухсот долларов.
Двести долларов — это почти ничего. Двадцать порций выпивки в «Голубом Аду», или одна самая дешевая фишка за столом блэкджека, или полдесятка приличных обедов в столовой для старателей.
Итак, у меня было три пути. Я мог получить другую работу и остаться здесь на неопределенное время до следующего срыва. Или вылететь через три недели. Или сдаться и отправиться домой. Ни одна из этих перспектив меня не привлекала. Но если экономить, то мне долго — целых двадцать дней — можно было не принимать никаких решений.
Я решил бросить курить и не покупать ничего из пищи. Таким образом, я в день мог тратить всего по девять долларов, так что моя поденная оплата и весь мой капитал должны были кончиться одновременно.
Я позвонил Кларе. Она отвечала осторожно, но дружелюбно, поэтому я тоже говорил осторожно и дружелюбно. Я ничего ей не сказал о вечеринке у Луизы, и она не выказала желания увидеть меня вечером, поэтому все осталось по-прежнему, то есть ничего определенного. Меня это вполне устраивало. Я не нуждался в Кларе.
На вечеринке я встретил новую девушку — Дорин Маккензи. Вообще-то она не была девушкой. Дорин выглядела по крайней мере лет на десять старше меня и пять раз была в полетах. В ней меня возбуждало то, что однажды ей повезло. Она увезла назад в Атланту полтора миллиона долларов и довольно быстро потратила их, стараясь создать себе карьеру певицы. Деньги пошли на автора текста, менеджера, рекламный отдел, записи и так далее. Когда же она поняла, что ничего не получается, Дорин вернулась на Врата, чтобы снова попытать счастья. Кроме того, она была очень, очень хоро