Трудно избавиться от мысли об этих пяти миллионах восьмистах пятидесяти тысячах долларов — не считая процентов. Я буквально изводил себя, размышляя над тем, что если бы я был немного более предусмотрителен в выборе подружки, эти деньги уже лежали бы у меня в кармане. Скажем, шесть миллионов. В моем возрасте за половину этой суммы я мог бы купить Полную медицину, что означает все тесты, терапию, восстановление тканей и органов на всю оставшуюся жизнь… то есть по крайней мере на пятьдесят лет дольше, чем я проживу без этого. А остальные три миллиона — это собственный дом, карьера лектора: лекции старателей, добившихся успеха, пользуются огромным спросом. Кроме того, постоянный доход от рекламы на телевидении, женщины, пища, машины, путешествия, опять женщины, слава и снова женщины… Но ведь еще остаются проценты. Они могут быть как угодно велики — все зависит от того, какую выгоду смогут извлечь исследователи Корпорации из найденных предметов. Находка Шери — это именно то, ради чего существуют Врата, золотой горшок и конец радуги.
Мне потребовалось около часа, чтобы добраться до больницы — три сегмента туннеля и пять уровней в шахте. Я все время хотел повернуть и уйти назад.
Когда мне удалось очистить свои мозги от зависти или, вернее, упрятать ее так далеко, что она перестала бросаться в глаза, я вошел в больницу, но Шери уже спала.
— Можете войти, — разрешил дежурный санитар.
— Я не хочу ее будить.
— Вряд ли вы ее разбудите, — ответил он. — Но, конечно, лучше ее сейчас не тревожить. Кстати, она разрешила пускать к ней посетителей.
Шери лежала на самой нижней из трех коек. Просторная палата была рассчитана на двенадцать человек, но заняты были только три или четыре койки. Две из них оказались завешаны шторами из молочного пластика, сквозь них почти ничего не видно. Не знаю, кто там лежал, но когда я появился, в палате стояла мертвая тишина.
Шери мирно спала, положив голову на руку, ее красивые глаза были закрыты, сильный подбородок с ямочкой покоился на запястье. Ее два товарища находились в той же комнате. Один спал, другой сидел под голографическим изображением колец Сатурна. Я встречал его раза два и знал о нем только то, что он то ли кубинец, то ли венесуэлец из Нью-Джерси.
Разглядывая Шери, я вспомнил, что его зовут Мэнни. Мы немного поболтали, и он пообещал сказать Шери, что я приходил навестить ее. Затем я отправился в столовую выпить чашку кофе и там за столиком все время думал об их полете.
Они оказались на орбите вокруг крошечной холодной планеты вдали от центрального светила — оранжево-красного уголька типа К-6. По словам Мэнни, они не были даже уверены, что на этой ледышке стоит высаживаться. Но приборы показали наличие хичи-металла, хотя и немного. Основное, очевидно, было погребено под снегом из двуокиси углерода.
Мэнни остался на орбите, а Шери и трое остальных членов экипажа спустились на планету, нашли подземелье хичи, с огромными усилиями вскрыли его и, как это часто бывает, нашли его пустым. Потом они обнаружили другой след и нашли старую шлюпку. Чтобы войти в нее, им пришлось взорвать люк, но во время взрыва у двух старателей костюмы утратили герметичность. Должно быть, парни оказались слишком близко к взрыву.
К тому времени, как они поняли, что у них серьезные неприятности, было уже поздно. Старатели замерзли. Тогда Шери и еще один старатель попытались перенести их в свою шлюпку. Задача оказалась ужасно тяжелой, и в конце концов они от нее отказались. Еще один старатель во второй раз побывал у взорванной шлюпки, нашел сумку с инструментами и смог принести ее. После этого они улетели, оставив двоих замерзших парней на этой негостеприимной планете.
Оставшиеся в живых двое старателей просрочили время и, когда соединились с кораблем, были в очень плохой форме. Не совсем уверен, что произошло потом, но, кажется, они не сберегли находившийся в шлюпке запас воздуха и большую часть его утратили. Так что на обратном пути им не хватало кислорода.
Третий старатель был в худшем состоянии, чем Шери. Подозревали, что у него сильно поврежден мозг — в этом случае его пять миллионов восемьсот пятьдесят тысяч долларов были ему ни к чему. Но Шери, как сообщил мне врач, после того как оправится от физического истощения, должна полностью восстановиться.
Кстати, я не завидовал их рейсу. Меня привлекало только вознаграждение.
Я встал, взял еще одну чашку кофе и вынес ее в коридор, где под ивами стояли скамьи. Какая-то мысль сидела во мне занозой и не давала покоя. Что-то в этом рейсе меня смущало. Это был один из по-настоящему удачных рейсов в истории Врат…
Я выбросил кофе вместе с чашкой в щель утилизатора и направился в аудиторию. Она находилась всего в нескольких минутах ходьбы, и там никого не было. Я еще не готов был говорить о том, что пришло мне в голову, и лишь вызвал на экран информацию о рейсе корабля Шери — все это уже было доведено до сведения публики.
Потом я немедленно отправился к тренировочной шлюпке. Мне опять здорово повезло, потому что и тут никого не оказалось. Я забрался в шлюпку и набрал курс Шери. Конечно, сразу появился цвет, а когда я включил тонкую настройку, вся панель окрасилась ярко-розовым, за исключением радужных цветов на одном конце.
В синей части спектра светилась только одна линия. «Ну вот, — получив подтверждение своей догадке, подумал я, — это конец умной теории Мечникова о показателях курса». В этой экспедиции погибло сорок процентов экипажа, рейс оказался очень опасным, но, по словам Мечникова, по-настоящему безнадежные рейсы соответствуют шести или семи таким линиям. То же самое касается и желтых линий. По Мечникову, количество ярких полос в желтой части спектра прямо пропорционально величине финансового вознаграждения за рейс. Но здесь в желтой части вообще не было линий. Имелись лишь две толстые полосы поглощения. И все.
Я выключил селектор и откинулся на спинку кресла. Итак, непревзойденные мозги Мечникова и его гигантский опыт опять породили мышь. То, что они интерпретировали как указание на безопасность, вовсе на нее не указывало, а то, что они считали гарантией богатой награды, совсем не имело отношения к первому за год рейсу, получившему действительно большую награду.
В течение последующих нескольких дней я держался уединенно и почти ни с кем не виделся.
Полагают, что внутри Врат восемьсот километров туннелей. Ни за что не подумаешь, что их столько в такой небольшой скале диаметром всего в десять километров. Но даже если это и так, лишь два процента объема Врат заняты туннелями, остальное — монолитная скала. Я побывал почти во всех этих восьмиста километрах.
Я не совсем отказался от общества друзей, просто не искал его. Время от времени я встречал Клару. Бродил с Шики, когда он не работал, хотя для него это было утомительно. Иногда я бродил в одиночестве, бывало, со случайными знакомыми, иногда брел вслед за группой туристов. Гиды меня знали и не возражали против моего присутствия. Ведь я был старателем, хотя и не носил браслет. Но потом им пришло в голову, что я сам собираюсь водить группы. После этого они были настроены не так дружески.
Они были правы. Я снова подумывал о работе на Вратах. Рано или поздно на что-то нужно было решаться. Либо вылетать в экспедицию, либо отправляться домой, и если я собирался продолжать обсуждение этой альтернативы, нужно было заработать денег, хотя бы для оплаты содержания.
Когда Шери выписалась из больницы, устроили грандиозную пьянку — нечто среднее между вечеринкой по случаю возвращения и прощальным вечером. На следующий день Шери улетала на Землю. Она была слаба, но оживлена, и хотя не танцевала, посидела со мной полчаса в коридоре, сказав, что ей будет не хватать меня.
Я напился до свинского состояния. Глупо было упускать такую блестящую возможность, как бесплатная выпивка. За все платили Шери и ее кубинский друг. В сущности, я так и не попрощался с Шери, мне пришлось уйти в туалет и там блевать почти до самого окончания вечеринки. Хотя я и был пьян, но мне ужасно жалко было отдавать унитазу настоящее шотландское виски. Все-таки это не местное вино, перегнанное бог знает из чего.
После сортира в голове у меня прояснилось. Я вышел, прижался лицом к иве и начал усиленно дышать. Постепенно в моей крови стало достаточно кислорода, и я узнал стоящего рядом Френси Эрейру.
— Привет, Френси, — поздоровался я.
— Запах. Слишком силен, — виновато улыбнулся Эрейра.
— Простите, — обиженно проговорил я, и Эрейра удивленно взглянул на меня.
— Нет, я совсем не это хотел сказать. Я имел в виду, что на крейсере тоже плохо пахнет, но когда я бываю на Вратах, то всегда удивляюсь, как вы тут живете. А в комнатах — фу!
— Я не обижаюсь, — величественно ответил я, хлопая его по плечу. — Пойду попрощаюсь с Шери.
— Она ушла, Боб. Устала. Ее увезли в больницу.
— В таком случае попрощаюсь только с вами. — Я церемонно поклонился и побрел по туннелю.
Трудно добираться до дому пьяному почти в нулевом тяготении. Страстно хочется уверенных ста килограммов веса, чтобы удержаться на поверхности. Мне потом рассказывали, что я выломал большой сук ивы и обо что-то ударился так сильно, что остался пурпурный синяк размером с ухо. В какой-то момент я понял, что за мной идет Эрейра и помогает мне не заблудиться, а на полпути к дому я заметил, что, кроме Эрейры, есть кто-то еще. Я огляделся и увидел, что это Клара.
Я очень смутно помню, как меня уложили в постель, а проснувшись на следующее утро, испытал сильнейшее похмелье и несказанно удивился, обнаружив в комнате Клару.
Как можно незаметнее я встал и направился в ванную. Мне необходимо было еще поблевать. На это потребовалось какое-то время, а завершил я операцию по приведению себя в божеский вид душем, вторым за четыре дня. Исключительно легкомысленный поступок, принимая во внимание состояние моих финансов. Но я почувствовал себя лучше, а когда вернулся в комнату, Клара уже встала, принесла чай, вероятно, от Шики, и ждала меня.