— Мне этого хотелось бы.
— Тогда почему бы вам не поплакать, Боб?
— Я бы хотел, — глядя в потолок, произношу я. — Но к несчастью, не знаю, как это делается.
24
Я поворачивался, собираясь уснуть, когда заметил, что цвета на курсовой системе хичи меняются. Шел пятьдесят пятый день полета, двадцать седьмой после поворотного пункта. Все пятьдесят пять дней цвета были розовые по всей панели. Теперь появились чисто белые участки, и они все росли и сливались.
Я прибывал. Что бы меня там ни ожидало, я прибывал.
Мой маленький корабль — этот вонючий скучный гроб, о стены которого я бился почти два месяца башкой, в котором разговаривал сам с собой, играл сам с собой в карты, мертвецки уставал от себя — шел со скоростью меньше световой. Я всмотрелся в видовой экран, который теперь находился «внизу», потому что моя скорость уменьшалась, и ничего необычного не увидел. Да, звезда. Передо мной было много звезд, и рисунок их казался мне совершенно незнаком. С полдюжины голубых — от яркого до болезненно яркого, одна красная, более интересная своим оттенком, чем светимостью. Гневный красный уголь светил не ярче Марса, видимого с Земли, но цвет был более насыщенным и неприятным.
Я заставил себя заинтересоваться. Это было нелегко. После двух месяцев отрицания всего окружающего — оно либо наскучило, либо угрожало сумасшествием — трудно было переключиться на другое настроение.
Я включил сферический сканер, и корабль начал поворачиваться, подставляя под анализаторы разные участки неба. И почти тут же ко мне вернулся сильный совсем близкий сигнал.
Пятьдесят пять дней скуки и истощения-мгновенно забылись. Что-то очень значительное и предельно доступное находилось где-то рядом. Я забыл, что совсем недавно хотел спать. Сосредоточившись, я скорчился у экрана, держась за него руками и ногами, и вдруг увидел, как на экране показался какой-то прямоугольный объект. Он все время увеличивался в размерах. Это был чистый металл хичи! Форма неправильная, с круглыми утолщениями на плоских сторонах.
По мере приближения к объекту количество адреналина у меня в крови стремительно увеличивалось, перед глазами заплясали сахарные леденцы. Я с трудом заставил себя заняться сканером. У меня не было никаких сомнений, я обнаружил нечто очень значительное. Вопрос был в том, насколько оно значительное. Может, это что-то совершенно исключительное! Вдруг в моем распоряжении оказалась целая новая планета Пегги и доход в миллионы долларов ежегодно на всю оставшуюся жизнь! А может, только пустой корпус. Возможно — об этом говорит прямоугольная форма, — это по-настоящему большой корабль хичи, в который можно войти и лететь куда угодно, везя с собой тысячу человек и миллион тонн груза! Все возможно, и даже если я преувеличиваю значение находки, если мои ожидания не оправдаются и это всего лишь пустой корпус корабля, достаточно одной вещицы внутри него, всего одной безделушки, одного прибора, одной штуковины, какую никто раньше не находил, но которую можно разобрать и заставить действовать на Земле…
Я споткнулся и разбил костяшки пальцев о спираль, которая светилась теперь мягким золотистым светом. Посасывая кровь, я вдруг понял, что корабль продолжает движение.
Но он не должен был двигаться! Корабль не запрограммирован для этого. Он должен вынырнуть на орбите и висеть там, дожидаясь, пока я поразмыслю и приму решение.
Пребывая в необыкновенном смятении, я осмотрелся. Прямоугольный корпус объекта находился точно в середине экрана и оставался на месте. Мой одноместник прекратил автоматическое сферическое сканирование. Я с опозданием услышал рев двигателей шлюпки. Именно они меня и двигали, отчего корабль направлялся прямо к прямоугольнику.
А над сиденьем пилота горел зеленый свет. Но это было неправильно! Зеленый свет был установлен на Вратах людьми. Он не имел никакого отношения к хичи. Это было обычное старое радио, и кто-то по нему меня вызывал. Но кто? Кто мог находиться рядом с моим совершенно новым открытием?
Я включил установку РСМ — радиопереговоры между судами — и закричал:
— Алло!
Послышался невнятный ответ. Я его не понял, потому что ответили на каком-то иностранном, похоже, на китайском. Но говорил явно человек.
— Говорите по-английски! — закричал я. — Кто говорит?
— А вы кто? — после непродолжительной паузы спросил голос.
— Меня зовут Боб Броудхед, — выпалил я.
— Броудхед? — В динамике что-то зашуршало, раздалось несколько голосов, а затем снова ко мне обратились по-английски: — В наших документах нет никакого старателя по имени Броудхед. Вы с Афродиты?
— А что такое Афродита?
— О Боже! Кто вы? Послушайте, это контроль Врат-2, и у нас нет времени на розыгрыши. Назовитесь!
— Врата-2?!
Я выключил радио, лег в гамак и долго смотрел, как плита вырастает все больше и больше. Я не обращал внимания на требовательный зеленый свет. Врата-2? Как все это нелепо! Если бы я хотел попасть на Врата-2, я отправился бы обычным курсом и платил бы проценты за все найденное. Летел бы как турист по стократно проверенному маршруту. Я не сделал этого. Я взял никем не испытанный курс на свой страх и риск и получил сполна. Все эти пятьдесят дней полета я испытывал отчаяние и ужас. Это было несправедливо!
Я почти потерял голову. Бросился к селектору курса и наобум повернул колеса, потому что не мог принять свою неудачу. Я просто обязан был что-нибудь отыскать и не должен находить всем давно известное, без всякой премии.
Но то, что я сотворил, вызвало еще большие неприятности. Панель осветилась ослепительной желтой вспышкой. И затем все огни погасли. Прекратился шум моторов шлюпки. Сразу исчезло ощущение движения. Корабль сделался мертвым, как астероид. Ничего не двигалось. Ничего не работало, не функционировала даже система охлаждения.
К тому времени как Врата-2 выслали мне на выручку корабль, я потерял сознание от теплового удара — температура в корабле повысилась до 75 градусов по Цельсию.
На Вратах климат горячий и влажный. На Вратах-2 так холодно, что мне пришлось занимать куртку, перчатки и теплое нижнее белье. У Врат-2 почему-то привкус ржавой стали. Если Врата ярко освещены, на них много шума и людей, то на Вратах-2 почти безжизненно, и кроме меня там обретались всего семь человек. Хичи оставили Врата-2 незаконченными. Некоторые туннели в астероиде кончались глухими тупиками, да и число их равнялось всего нескольким десяткам. Никто не сажал здесь растительность, и весь воздух получали химическим путем. Парциальное давление кислорода ниже 150 миллибар, а остальную часть атмосферы составляет азотно-гелиевая смесь. Давление на Вратах-2 не превышало половины нормального земного, голоса в такой атмосфере звучат высоко, и первые несколько часов у меня перехватывало дыхание.
Человек, который помог мне выбраться из шлюпки и укутал от холода в свою куртку, оказался смуглым рослым марсианояпонцем по имени Норио Итуно. Он уложил меня в свою постель, напоил горячим питьем и дал отдохнуть с час. Я задремал, а когда проснулся, он сидел рядом и разглядывал меня с неподдельным интересом и уважением. Уважение относилось к старателю, который прикончил корабль стоимостью в пять миллионов долларов. А интерес — к идиоту, который это сделал.
— Мне кажется, у меня неприятности, — сказал я.
— Пожалуй, да, — согласился он. — Корабль мертв. Никогда раньше не видел ничего подобного.
— Я не знал, что корабль хичи может так умереть.
Он пожал плечами.
— Вы сделали кое-что оригинальное, Броудхед. Как вы себя чувствуете? — Я сел, собираясь ему ответить, и он кивнул. — Мы сейчас очень заняты. Вам придется несколько часов самому заботиться о себе, если сможете. Договорились? Потом я устрою для вас вечеринку.
— Вечеринка! — Вот уж о чем я совсем не думал. — За что?
— Не каждый день встречаешь такого, как вы! — восхищенно проговорил он и оставил меня наедине с моими мыслями.
Мысли мои мне не понравились, и немного погодя я встал, надел перчатки, застегнул куртку и начал осматриваться. Знакомство с Вратами-2 продолжалось недолго. Особенно смотреть здесь было нечего. С нижних уровней доносились звуки какой-то деятельности, но эхо в кривых коридорах распространялось странно, и я никого не встретил. На Вратах-2 не бывает туристов, поэтому здесь нет ночного клуба и казино, нет ресторанов… я не смог найти даже туалета.
Прошло какое-то время, и вопрос о сортире приобретал для меня все большую актуальность. Я рассудил, что что-то в этом роде должно быть поблизости от комнаты Итуно, и вернулся назад, но это не помогло. Вдоль коридоров был ряд помещений, и все они не были закончены. В них никто не жил и, естественно, никто не позаботился о канализации. Это был не лучший мой день.
Найдя наконец туалет, я минут десять гадал, как он смывается, и оставил бы его неприлично грязным, если бы не услышал снаружи чьи-то шаги. В ожидании очереди там стояла полная женщина небольшого роста.
— Не знаю, как смыть, — извинился я.
Она критически осмотрела меня с головы до ног.
— Вы Броудхед, — безапелляционно заявила она и добавила: — Почему вы не отправляетесь на Афродиту?
— А что такое Афродита… нет, погодите. Сначала как смывается эта штука? А потом об Афродите.
Она указала на едва заметную кнопку на краю двери. Я считал ее включателем света. Когда я коснулся кнопки, дно глубокого сосуда без единого шва начало светиться, и через десять секунд на нем остался лишь пепел, а потом испарился и он.
— Подождите меня, — приказала она, скрываясь внутри. Когда же она вышла, то сказала: — Афродита — это деньги, Броудхед. А вам они понадобятся.
Я позволил ей взять меня за руку и куда-то повести. Я начинал понимать, что Афродита — это планета. Совсем новая планета, которую открыл корабль с Врат-2 всего сорок дней назад. Большая планета.