Врата. За синим горизонтом событий — страница 47 из 115

— Я знаю, что это такое, Зигфрид.

— Да. Знаете. Из-за этого вращения относительная скорость того, что называется порогом событий сферы разрывности Шварцшильда, превышает скорость света, и потому объект не является на самом деле черным. Его можно видеть в так называемом излучении Черенкова. Именно поэтому, а также из-за необходимости изучить другие аспекты сингулярности, ваша экспедиция и получила гарантированную премию в десять миллионов долларов, которые, вдобавок к различным дополнительным выплатам, и составляют основу вашего теперешнего состояния.

— И это я знаю, Зигфрид.

— А не скажете ли, что еще вы об этом знаете, Боб? — после небольшой паузы попросил Зигфрид.

— Не знаю, смогу ли, Зигфрид.

Снова пауза. Он даже не побуждает меня попробовать. Зигфрид знает, что ему этого не нужно. Я сам хочу забраться в закрома своей памяти и разворошить то, что там хранится. Я даже начинаю подражать его манерам. Есть тут что-то такое, о чем я не могу говорить, что-то пугающее меня до мозга костей но, помимо этого главного ужаса, присутствует нечто, о чем я могу говорить более или менее спокойно, и это нечто — объективная реальность.

— Не знаю, хорошо ли ты разбираешься в сингулярностях, Зигфрид.

— Может, вы будете просто говорить, как будто я знаю, Боб?

Я откладываю сигарету и зажигаю новую.

— Ну, — начинаю я, — ты прекрасно понимаешь, и я догадываюсь, что если бы ты действительно хотел знать, то где-то в банках информации есть все сведения о сингулярностях. Там сказано намного больше, и та информация гораздо точнее, чем у меня… Дело в том, что черные дыры — это ловушки. Они искривляют свет и время. Если попадешь туда, вырваться невозможно. Только… только…

Немного погодя Зигфрид предлагает:

— Если хотите поплакать, плачьте, Боб. — Поэтому я вдруг осознаю, что именно это и делаю.

— Боже! — слезливо восклицаю я и прочищаю нос в одну из тряпок, которые он заботливо держит у матраца. Зигфрид ждет. — Только я и выбрался, — жалуюсь я.

И тут Зигфрид делает то, чего я никак от него не ожидал. Он шутит:

— Это совершенно очевидно, потому что вы здесь.

— Я чрезвычайно устал, Зигфрид, — говорю я.

— Да, я знаю, Боб.

— Я бы хотел выпить. — Вслед за этим раздается щелчок и Зигфрид услужливо подсказывает мне:

— Только что за вами открылся шкаф. В нем очень хорошее шерри. К сожалению, вынужден предупредить, что оно сделано не из винограда. Служба здоровья не позволяет такую роскошь. Но не думаю, чтобы вы почувствовали, что оно сделано из природного газа. Да, и к нему добавлено немного ТГК[2].

— Святый Боже! — выдыхаю я, уже исчерпав всю свою способность удивляться. Шерри, как он и сказал, очень хорошее, и я чувствую распространяющуюся внутри теплоту.

— Ну хорошо, — удовлетворенно произношу я, поставив стакан. — Ладно. Когда я вернулся на Врата, экспедицию уже объявили погибшей. Прошло около года сверх срока. Ведь мы были почти внутри горизонта событий. Ты разбираешься в растяжении времени? Ну, не важно, — говорю я, прежде чем он успевает ответить, — вопрос риторический. Я хочу сказать, произошло то, что называется растяжением времени. Вблизи сингулярности происходит временной парадокс. По нашим часам прошло 15 минут, а по часам Врат… или любым другим часам в нерелятивистской вселенной — почти год. И…

Я наливаю себе еще и потом храбро продолжаю:

— Если бы мы приблизились еще, то двигались бы все медленнее и медленнее. Медленнее, и медленнее, и медленнее. Чуть ближе, и пятнадцать минут растянулись бы на десятилетие. Еще ближе — и на целое столетие. Мы были совсем рядом. Мы находились почти в западне, все мы. Но я выбрался.

Я вспоминаю кое-что и смотрю на часы.

— Кстати, о времени. Я уже на пять минут превысил свое время.

— У меня сейчас нет других сеансов, Боб.

Я смотрю на него.

— Что?

— Я очистил свое расписание перед встречей с вами, Боб, — мягко, словно больному, говорит Зигфрид.

Я не повторяю вслух «Святый Боже», но мысленно именно эта фраза и вертится у меня в мозгу.

— Я чувствую себя прижатым к стене, Зигфрид! — сердито восклицаю я.

— Я не заставляю вас оставаться дольше, Боб. Я просто напоминаю, что у вас есть выбор.


ОТНОСИТЕЛЬНО ПИТАНИЯ

В: Что ели хичи?

Профессор Хеграмет: То же, что и мы, вероятно. Я думаю, они были всеядными, ели все, что попадалось. Мы вообще-то ничего не знаем об их рационе, если не считать сведений о полетах к оболочкам.

В: Полеты к оболочкам?

Профессор Хеграмет: Зафиксированы по крайней мере четыре курса, которые вели не к другим звездам, а пролегали в окрестностях Солнечной системы. В районе кометных оболочек, примерно в половине светового года. Эти полеты были признаны бесполезными, но я так не считаю. Я предлагал комиссии присудить за них научные премии. Три полета завершились в метеоритных роях. Четвертый — в районе кометы, все в ста астрономических единицах от Солнца. Метеоритные рои — это обычно остатки старых комет.

В: Вы хотите сказать, что хичи питались кометами?

Профессор Хеграмет: Они ели то, из чего сделаны кометы. Вы знаете, из чего они состоят? Углерод, кислород, азот, водород — те же самые элементы, что вы едите за завтраком. Я считаю, они использовали кометы как источник для производства пищи. Я также считаю, что рано или поздно в районе комет будет обнаружена пищевая фабрика хичи, и тогда, может быть, на Земле никто больше не умрет с голоду.


Некоторое время я обдумываю его слова.

— Для компьютера ты поразительно умен, Зигфрид, — произношу я комплимент. — Ну ладно. Видишь ли, если нас рассматривать как одно целое, мы не могли вырваться. Наши корабли были пойманы, они зашли далеко за границу возможного возвращения, и у нас всех просто не было выхода. Но старина Дэнни А., он умный парень и знал все о лазейках в законах. Как одно целое, мы были обречены. Но в том-то и дело, что мы же не являлись единым целым! Мы были двумя кораблями! И если бы могли каким-то образом передать ускорение от одной части другой — толкнуть одну часть глубже в колодец и одновременно другую часть вытолкнуть наружу, — вот эта часть целого могла освободиться!

Долгая пауза.

— Почему бы вам не выпить еще, Боб? — после долгой паузы предложил Зигфрид. — Разумеется, как только перестанете плакать.

30

Страх! Я ощутил такой ужас, что больше ничего не мог ощущать, потому что чувства мои были перенасыщены животным страхом. Не знаю, кричал ли я, когда выполнял то, что мне приказывал Дэнни А., но я был близок к тому.

Мы состыковали корабли, закрепили их шлюпка к шлюпке и стали заталкивать оборудование, инструменты, одежду — все, от чего можно было избавиться, в первый корабль, чтобы освободить место для десяти человек во втором. Из рук в руки, вперед и назад, мы лихорадочно перебрасывали барахло с корабля на корабль. Мы не знали и не могли знать, переживем ли это. Оба пятиместника были бронированными, и мы даже не предполагали, что можно повредить корпус из металла хичи и сделать корабль непригодным для дальнейшего полета. Мы были содержимым этих корпусов — десять не очень везучих старателей, и мы должны были попытаться вырваться из той ловушки, в которую попали, хотя вероятность была слишком мала. Все говорило за то, что из плена черной звезды сумеет освободиться лишь желе из наших тел.


Иногда нас давит, иногда мы горим, 

Иногда нас режет на куски,

А иногда мы получаем крупные премии, 

И всегда мы боимся.

Маленькие хичи, обогатите нас.


Дорогой Голос Врат!


В среду на прошлой неделе я как раз шел из супермаркета, где получал продукты по своим карточкам, к стоянке шаттла, чтобы вернуться домой.

По дороге я увидел неземной зеленый свет. Поблизости приземлился необычный космический корабль. Из него вышли четыре прекрасные, но очень худые молодые женщины в прозрачных одеяниях и парализовали меня какими-то лучами.

Девятнадцать часов я находился на их корабле в качестве пленника. За это время я подвергся различным неприличным действиям сексуального характера. Чувство собственного достоинства не позволяет мне разглашать их природу.

Предводительница этих женщин, которую зовут Мойра Глоу-Фаун, заявила, что, подобно нам, им не удалось полностью справиться со своими животными инстинктами. Я принял их извинения и согласился доставить на Землю четыре сообщения. Сообщения первое и четвертое из-за их преждевременности я не могу разглашать до определенного времени. Сообщение второе частного характера и предназначено моему менеджеру, под началом которого я работаю. Сообщение третье — для вас, обитателей Врат, и состоит оно из трех частей.

Больше не должно быть курения.

Не должно быть совместного обучения девочек и мальчиков, по крайней мере до второго курса колледжа.

Вы должны немедленно прекратить все космические исследования. За нами наблюдают.

Гарри Хеллисон. Питсбург


В нашем распоряжении оставались какие-то минуты.