Наступила долгая пауза, затем: «ТПС 1199, — сказала она. — Стрелец А Запад».
Вэн вежливо ждал. Еще одна долгая пауза, потом она сказала: «Его совсем не интересовало движение. Все его движения были к Дорис. Вполовину его моложе! И мозг как у репы. Она никогда не попала бы в экипаж…»
Вэн помотал головой, как жабомордый Древний. «Ты очень скучная», — сказал он строго и выключил ее. Подумал и набрал номер 14, профессора.
— … хотя Элиот еще учился в Гарварде, воображение у него было как у взрослого. И он был гений. «Я был бы острыми клешнями…» Самоунижение человека толпы, доведенное до символических пределов. Каким он видит себя? Всего лишь ракообразным. Даже не ракообразным, а символом ракообразного — клешнями. И притом острыми. А в следующей строке мы видим…
Вэн плюнул на панель и отключился; вся стена была испачкана знаками его неудовольствия. Ему нравится, когда док цитирует поэзию, но не когда он говорит о ней. С такими сумасшедшими, как четырнадцатый или пятьдесят седьмая, никогда не знаешь, чего ждать. Они редко отвечают, и ответ почти никогда не соотносится с вопросом, и их приходится либо слушать, либо выключать.
Пора идти, но он решил попытаться еще раз; единственный с трехзначным номером, его личный друг Крошечный Джим. «Привет, Вэн. — Голос звучал печально. Он звенел в мозгу, как неожиданная дрожь страха, которую он ощущает при виде Древних. — Это ты, Вэн?»
— Какой глупый вопрос. А кто еще может быть?
— Никогда не перестаешь надеяться, Вэн. — Наступила пауза, потом Крошечный Джим неожиданно захихикал: — Я тебе рассказывал о священниках, раввине и дервише, у которых кончилась пища на планете из свинины?
— Да, Крошечный Джим: к тому же мне не хочется слушать анекдоты.
Невидимый микрофон погудел, потом Мертвец сказал: «Все то же, Вэн? Опять хочешь говорить о сексе?»
Мальчик сохранил независимое выражение, но почувствовал знакомое напряжение внизу живота. «Пожалуй, Крошечный Джим».
— Ты настоящий дикий жеребец для твоего возраста, Вэн, — сказал Мертвец. Потом: — Я тебе расскажу, как меня чуть не упекли за сексуальное оскорбление. Горячо было, как в аду. Я ехал на поздней электричке к парку Розель, и вошла девушка, села напротив меня, задрала ноги и стала обмахиваться юбкой. Что мне оставалось делать? Я смотрел. А она продолжала это делать, а я продолжал смотреть, а она пожаловалась проводнику, и тот высадил меня из поезда. А знаешь, что в этом забавно?
Вэн был очарован. «Нет, Крошечный Джим», — выдохнул он.
— Забавно, что я перед этим опоздал на свой обычный поезд. Мне пришлось убивать время в городе, и я пошел на порнофильм. Два часа, Боже, в любой позе, какую только можно представить. Больше можно увидеть только в проктоскоп. Так почему же я смотрел на эту девчонку и ее белые трусики? Но самого забавного ты еще не знаешь.
— Не знаю, Крошечный Джим.
— Она оказалась права! Я смотрел. Перед этим я видел сотни грудей и промежностей, но не мог оторвать от нее глаз! Но это еще не самое забавное. Хочешь, я тебе скажу, что было забавнее всего?
— Скажи, пожалуйста, Крошечный Джим.
— Она сошла с поезда со мной. И отвела меня к себе домой, и мы занимались этим всю ночь, парень, снова и снова. Никак не могу вспомнить ее имени. Ну, что скажешь, Вэн?
— Это правда, Крошечный Джим?
Пауза. «А. Нет. Ты все делаешь неинтересным».
Вэн строго сказал: «Мне не нужны вымышленные истории, Крошечный Джим. Мне нужны факты. — Вэн рассердился и даже хотел выключить Мертвеца, чтобы наказать его, но не был уверен, кого он при этом накажет. — Я бы хотел, чтобы ты был хорошим, Крошечный Джим», — начал он льстивым голосом.
— Ну, что ж… — Бестелесный мозг что-то шептал и щелкал какое-то время, сортируя свои разговорные цепи. Потом сказал: — Хочешь знать, почему селезни насилуют своих самок?
— Нет!
— Мне кажется, на самом деле хочешь, Вэн. Это интересно. Ты не поймешь поведение приматов, если не рассмотришь весь спектр репродуктивного поведения. Даже самые необычные случаи. Даже поведение червей Acanthocephala. Они тоже практикуют насилие, а знаешь, что делают Moniliformis dubius? Они насилуют не только своих самок, но даже соперников-самцов. Облепляют их как гипсом. Так что у червя-соперника не может встать…
— Я не хочу этого слышать, Крошечный Джим!
— Но ведь это интересно, Вэн! Наверно, поэтому их называют dubius (сомневающийся, нерешительный). — Мертвец механически захихикал: — А-хе! А-хе!
— Прекрати, Крошечный Джим. — Но Вэн больше не сердился. Он был очарован. Это его любимая тема, а готовность Крошечного Джима говорить на эту тему разнообразно и бесконечно сделала его любимцем Вэна среди Мертвецов. Вэн развернул пищевой пакет, пожевал и сказал: — Я хочу услышать, как это сделать, Крошечный Джим.
Если бы у Мертвеца было лицо, ему не удалось бы сдержать усмешку, но он добрым голосом ответил: «Хорошо, сынок. Я знаю, что ты не оставляешь надежды. Я тебе говорил, что нужно следить за их глазами?»
— Да, Крошечный Джим. Ты говорил, что если их зрачки расширяются, значит, они сексуально возбуждены.
— Верно. А говорил о существовании сексуально диморфических структур в их мозгу?
— Я не понимаю, что это значит.
— Я тоже, но анатомически это так. Они другие, Вэн, и снаружи, и внутри.
— Пожалуйста, Крошечный Джим, расскажи об отличиях!
— Мертвец рассказывал, а Вэн завороженно слушал. На корабль он всегда успеет, а Крошечный Джим сегодня необычно разговорчив. У каждого Мертвеца есть любимая тема, как будто он замерз с этой мыслью в мозгу. Но даже в разговоре на любимую тему от них не всегда можно добиться толку. Вэн оттолкнул подальше подвижное устройство, которым его ловят — когда оно работает! — растянулся на полу, положив подбородок на ладонь, а Мертвец говорил, вспоминал, объяснял, что такое ухаживание, подарки, решительные шаги.
Все очаровывало Вэна, хотя он это уже слышал. Он слушал, пока Крошечный Джим не заговорил медленно, споткнулся и замолк. Тогда мальчик спросил, чтобы подкрепить теорию:
— Поучи меня, Крошечный Джим. Я читал книгу, в которой мужчина и женщина совокуплялись. Он ударил ее по голове и совокуплялся с ней, пока она была без сознания. Мне это кажется эффективным способом «любви», но в других книгах все происходит гораздо дольше. Почему?
— Это не любовь, сынок. Это то, о чем я тебе говорил. Насилие. Насилие у людей нехорошо, хотя, может, и хорошо у селезней.
Вэн кивнул и поторопил Крошечного Джима: «А почему?»
Пауза. «Я продемонстрирую тебе это математически, Вэн, — сказал наконец Крошечный Джим. — Привлекательный сексуально объект можно определить как женщину моложе тебя не больше чем на пять лет и не старше чем на десять. Эти числа нормализованы для твоего возраста и, конечно, являются только приблизительными. Привлекательный сексуальный объект, далее, можно охарактеризовать по визуальным, обонятельным, тактильным и акустическим — в порядке убывающей важности — признакам, стимулирующим тебя и указывающим на возможный доступ. Ты меня понимаешь?»
— Нет.
Пауза. «Ну, ладно. Теперь обрати внимание. На основе этих четырех признаков некоторые женщины будут для тебя сексуально привлекательны. До самого контакта ты не будешь подозревать о существовании других признаков, которые могут оттолкнуть тебя, повредить тебе или снизить половую потенцию. 5/28 объектов находятся в состоянии менструации. У 3/87 гоноррея, у 2/95 сифилис. У 1/17 густые волосы на теле, кожные наросты или другие физические недостатки, скрытые под платьем. И, наконец, 2/71 будут вести себя оскорбительно во время взаимодействия, 1/16 — издавать неприятный запах, 3/7 будут сопротивляться насилию так ожесточенно, что уменьшат или совсем сведут на нет твое наслаждение: оценки даны применительно к твоему психологическому профилю. Суммируя все, следует заключить; 6 к одному, что ты не получишь удовольствия от насилия».
— Значит, нельзя совокупляться с женщиной без ухаживания?
«Совершено верно, мальчик. Не говоря уже о том, что это незаконно».
Вэн некоторое время задумчиво молчал, потом вспомнил, что нужно спросить: «Это правда, Крошечный Джим?»
Смешок. «На этот раз я тебя поймал, парень! Все до единого слова!»
Вэн надулся, как жабомордый. «Не очень забавно, Крошечный Джим. У меня даже все опустилось».
— А чего ты ожидал, парень? Ты велел не рассказывать тебе истории. Почему тебе не понравилось?
— Мне пора улетать. У меня нет времени.
— А у меня нет ничего другого, кроме времени! — хихикнул Крошечный Джим.
— И у тебя нет ничего, что бы я хотел послушать, — свирепо сказал Вэн. Он сердито отсоединил всех, пошел на корабль и сжал ручку старта. Ему не пришло в голову, что он поступил грубо с единственным своим другом во вселенной. Он никогда не думал о их чувствах.
2. На пути к облаку Оорта
На тысяча двести восемьдесят второй день нашего оплаченного развлекательного путешествия к облаку Оорта главным развлечением была почта. Вера весело зазвонила, и мы все явились получать почту. Сексуально возбужденная младшая сестра моей жены получила шесть писем от кинозвезд. Впрочем, не все они кинозвезды. Всякие известные и хорошо выглядящие мужчины, которым она пишет, потому что ей всего четырнадцать и нужен мужчина, о котором она бы могла мечтать и который отвечает ей, вероятно, потому, что это советует делать в рекламных целях его пресс-агент. Письмо моему тестю Пейтеру — с его старой родины. Длинное, по-немецки. Приглашают его вернуться в Дортмунд и выставить свою кандидатуру в мэры, бургомистры или как там это называется. Разумеется, предполагая, что он вернется живым. Впрочем для всех нас четверых это только предположение. Личное письмо моей жене Ларви, вероятно, от прежнего друга. И письмо всем нам от бедного вдовца Триш Боувер — а может, мужа, смотря по тому, считаете ли вы Триш живой или мертвой:
«Встретили ли какие-нибудь следы корабля Триш?