— Примерно семнадцать и четыре десятых минуты назад, мистер Броудхед. Плюс время передачи с Пищевой фабрики, конечно. Его обнаружила Джанин Хертер. У нее с собой, кажется, не было камеры, поэтому мы получали только голос, пока не пришли другие члены группы с камерой. — Как только она смолкла, голос на экране стал снова громче; Харриет — хорошая программа, одна из лучших программ Эсси.
— …простите, если я вел себя неправильно, — говорил мальчик. Пауза. Затем старый Питер Хертер:
— Неважно, ради Господа. Есть ли другие люди на главной станции?
Мальчик поджал губы. «Это, — философски заметил он, — зависит от того, как определить человека. В смысле живого организма, представителя нашего вида, — нет. Ближе всего подходят Мертвецы».
Женский голос — Дорема Хертер-Холл. «Есть хочешь? Тебе нужно что-нибудь?»
— Нет, зачем?
— Харриет? Что это за замечание о неправильном поведении? — спросил я.
Харриет ответила неуверенно. «Он… гм… он довел себя до оргазма прямо перед Джанин Хертер».
Я расхохотался, не сдержавшись. «Эсси, — сказал я жене, — мне кажется, ты ее сделала слишком женственной». — Но смеялся я не поэтому. Какая неуместность! Все что угодно: хичи, космические пираты, марсиане — Бог знает что, только не сексуально озабоченный подросток-мальчишка.
За нами послышался скрежет стальных коготков, что-то прыгнуло мне на плечо. «Убирайся, Сниффи!» — рявкнул я.
Эсси сказала: «Дай ему только коснуться шеи. Он уйдет».
— Он себя неприлично ведет, — ответил я. — Нельзя ли от него избавиться?
— На, на, голубка[4], — сказала она успокоительно и, встав, погладила меня по голове. — Тебе нужна Полная медицина? А Сниффи ее обязательная часть. — Она поцеловала меня и вышла из комнаты, а я остался и подумал о том неприятном ощущении, которое зашевелилось где-то внутри. Увидеть хичи! Ну, не увидели… а что если бы увидели?
Когда первые исследователи Венеры обнаружили следы хичи: пустые сверкающие голубые туннели, веретенообразные пещеры, — все испытали шок. Несколько артефактов — еще один шок. Что это такое? Металлические свитки, которые кто-то назвал «молитвенными веерами» (молились ли хичи, и если молились, то кому?). Светящиеся бусинки, названные «огненными жемчужинами», но это не жемчужины, и они не горели. Потом обнаружили астероид Врата — самый большой шок, потому что на нем оказалось несколько сотен кораблей в рабочем состоянии. Но управлять ими невозможно. Можно сесть в них и полететь, и это все… а когда прилетишь — шок, шок, шок, шок.
Я знаю. Сам испытал этот шок во время своих трех глупых полетов… Нет. Двух глупых полетов. И одного ужасно неглупого. Он сделал меня богатым и лишил человека, которого я любил, а что глупого в том и другом?
И с тех пор хичи, мертвые уже полмиллиона лет, не оставившие даже пары слов, говорящих о том, какими они были, проникли во все части нашего мира. И все время вопросы, и очень мало ответов. Мы даже не знаем, как они себя называли — бесспорно, не хичи, потому что это слово выдумали первые исследователи. Мы понятия не имели, как эти далекие богоподобные существа себя называли. Но мы не знаем также, как себя называет Бог. Иегова, Юпитер, Баал, Аллах — это все имена, придуманные людьми. Кто знает, как называют Его приятели?
Я пытался представить себе, что почувствовал бы, если бы незнакомец на Пищевой фабрике действительно оказался хичи, но в этот момент Эсси вышла из туалета, и Сниффи устремился к унитазу. Полная медицина связана с некоторыми унижениями, и передвижной биологический анализатор — одно из них.
— Ты зря тратишь время моей программы, — упрекнула Эсси, и я понял, что Харриет терпеливо сидит на экране, ожидая, когда я обращу на нее внимание. Сообщение с Пищевой фабрики было все записано, поэтому Эсси отправилась заниматься своими делами, а я велел Харриет готовить ланч и позволил ей приступить к ее секретарским обязанностям.
— У вас назначено выступление перед постоянным бюджетным комитетом палаты представителей завтра утром, мистер Броудхед.
— Знаю. Я там буду.
— В этот уикэнд очередной осмотр. Подтвердить назначение?
Одно из наказаний Полной медицины, и Эсси настаивает; она на двадцать лет моложе меня и постоянно об этом напоминает. «Хорошо, покончим с этим».
— Вам предъявлено обвинение Хансоном Боувером, и Мортон хочет об этом поговорить с вами. Сводный квартальный отчет у вас на столе, за исключением пищевых шахт; этот отчет будет готов завтра к утру. И есть некоторое количество менее важных сообщений, по ним я уже приняла меры. Вы должны их просмотреть в удобное время.
— Спасибо. Пока все. — Экран потемнел, и я откинулся в кресле, чтобы подумать.
Сводный отчет мне не нужен; я и так знаю, что в нем. Основные вложения в недвижимость в хорошем состоянии: небольшая инвестиция в рыбные фермы дает в этом году рекордную прибыль. Все хорошо, кроме пищевых шахт. Последний приступ статридцатидневной лихорадки нам дорого обошелся. Не могу винить парней в Коди; они не больше меня отвечают за лихорадку. Но термальное сверло вышло из-под контроля, и теперь под землей горят пять тысяч акров сланца. Потребуется три месяца, чтобы шахта вошла в строй, а сколько это будет стоить, никто не может сказать. Неудивительно, что квартальный отчет задерживается.
Но это только неприятность, а не катастрофа. Я слишком во многие предприятия вложил средства, чтобы плохое положение на одном из них вывело меня из строя. Я не стал бы связываться с пищевыми шахтами, если бы не совет Мортона: налоговая скидка делает это вложение выгодным (Но чтобы купить их, я продал большинство своих морских акций). Но тут Мортон рассудил, что мне нужно более прочное убежище от налогов, и мы основали Институт Броудхеда для исследований за пределами Солнечной системы. Институту принадлежат все мои капиталы, но я в нем владею решающим голосом, и он делает то, что я хочу. Совместно с Корпорацией Врата мы финансировали экспедиции к четырем местам в Солнечной системе и за ее пределами, где обнаружен металл хичи. Одним из таких объектов оказалась Пищевая фабрика. Как только стал возможен контакт, мы организовали отдельную исследовательскую фирму, и теперь дела обстоят совсем интересно.
— Харриет? Дай мне еще раз передачу с Пищевой фабрики, — сказал я. На экране снова появилось голографическое изображение, мальчик по-прежнему что-то возбужденно говорил своим высоким писклявым голосом. Я старался понять, о чем он рассказывает. Что-то о мертвецах, и имя мертвеца — Генриетта, она разговаривает с ним (значит, она на самом деле не мертва?), рассказывает о своем полете с Врат (когда? почему я ничего об этом не слышал?). Все очень запутано, поэтому у меня появилась лучшая идея. — Альберта Эйнштейна, пожалуйста, — сказал я, голограмма свернулась, и вместо нее на меня смотрело приятное морщинистое лицо.
— Да, Робин? — сказала моя научная программа, сунув руку в карман за трубкой и табаком. Он почти всегда так делает, когда мы разговариваем.
— Я хотел бы послушать твою оценку Пищевой фабрики и мальчика, оказавшегося там.
— Конечно, Робин, — ответил он, уплотняя большим пальцем табак в трубке. — Мальчика зовут Вэн. Ему от четырнадцати до девятнадцати лет, вероятно, ближе к нижнему концу этого промежутка. Я полагаю, что генетически он во всех отношениях человек.
— Откуда он появился?
— А, вот это предположительно, Робин. Он говорит о «главной станции», вероятно, это еще один артефакт хичи, чем-то напоминающий Врата, Врата-Два или саму Пищевую фабрику, но без самоочевидных функций. Кажется, на ней других людей нет. Он говорит о Мертвецах: вероятно, это компьютерные программы, подобные мне самому, хотя неясно их происхождение. Он также упоминает живые существа, которые называет «Древними» или «жабомордыми». У него с ними почти нет контакта, он их избегает, и их происхождение неясно.
Я перевел дыхание. «Хичи?»
— Не знаю, Робин. Не могу даже строить догадки. Следуя «лезвию Оккама», можно заключить, что единственные живые существа, обитающие в артефакте хичи, это сами хичи, но прямого доказательства этого нет. Вы знаете, мы не представляем себе, как выглядели хичи.
Это я знал. И мысль, что мы, возможно, скоро узнаем это, действовала отрезвляюще.
— Что еще? Что с попытками привести фабрику к Земле?
— Конечно, Робин, — ответил он, поднося спичку к трубке.
— Но, боюсь, тут хороших новостей нет. Объект как будто сам программирует свой курс и сохраняет полный контроль над ним.
Нужно было заранее решать, оставить ли фабрику в облаке Оорта и привозить пищу на Землю кораблями или перетащить ее к Земле. Теперь, кажется, у нас выбора нет. «Ты считаешь, ее контролируют хичи?»
— В этом пока нельзя быть уверенным. Я бы скорее предположил отрицательный ответ. Фабрика как будто действует автоматически. Однако, — продолжал он, попыхивая трубкой, — есть кое-что обнадеживающее. Позвольте показать вам кое-какие изображения с фабрики.
— Пожалуйста, — ответил я, но он и не ждал моего разрешения. Альберт не только вежливая, но и умная программа. Он уже исчез, и я увидел сцену на фабрике. Мальчик Вэн показывал Питеру Хертеру, как открывается что-то вроде крышки люка в стене коридора. Он доставал оттуда какие-то пакеты в ярко-красной упаковке.
— Похоже, наше предположение о природе артефакта подтверждается, Робин. Это съедобно и, согласно Вэну, постоянно возобновляется. Он прожил на этой пище большую часть жизни и, как видите, здоров — в основном; боюсь, что как раз сейчас у него насморк.
Я посмотрел на часы за его плечом; он всегда показывает мне время. «Пока все. Если придешь к каким-то новым выводам, сообщи мне».
— Конечно, Робин, — ответил он и исчез.
Я начал вставать. Разговор о пище напомнил мне, что ланч должен быть уже готов, а я не только голоден, у меня есть определенные планы на перерыв после ланча. Я плотнее запахнул халат — и тут вспомнил новость о судебном иске. В жизни богатого человека иски не такое уж редкое дело, но об этом хотел поговорить со мной Мортон, и, вероятно, мне следует его выслушать.