Помещение казалось принадлежащим людям. Хотя и странным. И пахло в нем человеком. Несомненно, из-за того, что Вэн провел здесь немало часов за свою недолгую жизнь. Ларви взяла у Пола одну из микрокамер и поставила себе на плечо. Лента механизма начала фиксировать восьмиугольное помещение с тремя вилообразными сидениями хичи — два из них разбиты — и грязной стеной с приборами в понимании хичи — многочисленными разноцветными огоньками. За стеной слышалось изредка щелканье и едва различимое гудение. Вэн взмахом указал на стену. „Здесь живут Мертвецы. Если „живут“ правильное слово“, — и он рассмеялся.
Ларви направила камеру на сидения и узловатые кнопки перед ними, потом на какой-то механизм с отростками, под панцырем, у запачканной стены. Высотой он по грудь, стоит на расплющенных цилиндрах, очевидно, может катиться. „Что это, Вэн?“
— Этим меня иногда ловят Мертвецы, — ответил Вэн. — Не часто. Эта штука очень старая. Если ломается, то чинит себя целую вечность.
Пол осторожно осмотрел машину и отодвинулся от нее. „Включи своих друзей, Вэн“, — приказал он.
— Конечно. Это нетрудно, — похвастал Вэн. — Смотрите внимательно, и вы поймете. — Он привычно сел на целое сидение и посмотрел на приборы. — Вызову Крошечного Джима, — решил он и начал нажимать пальцем. Огоньки на грязной стене замигали и поплыли, и Вэн сказал: — Просыпайся, Крошечный Джим. К тебе кое-кто пришел.
Тишина.
Вэн нахмурился, оглянулся через плечо на остальных и приказал: „Крошечный Джим! Отвечай немедленно!“ — Он плюнул на стену. Ларви поняла происхождение многочисленных грязных пятен на ней, но ничего не сказала.
Усталый голос над их головами произнес: „Здравствуй, Вэн“.
— Так-то лучше, — пропищал Вэн, торжествующе улыбаясь остальным. — Послушай, Крошечный Джим! Расскажи моим друзьям что-нибудь интересное, или я снова плюну на тебя.
— Я бы хотел, чтобы ты проявлял больше уважения, — вздохнул голос, — но хорошо. Посмотрим. На девятой планете звезды Саиф существует древняя цивилизация. Правит там класс уборщиков дерьма. Власть свою они проявляют, убирая экскременты только из домов честных, предприимчивых, умных и полностью платящих налоги граждан. Во время их главного праздника, который они называют праздник святого Гаутамы, самая младшая девушка каждой семьи купается в подсолнечном масле, берет в зубы лесной орех и ритуально…
— Крошечный Джим, — прервал Вэн, — ты рассказываешь правду?
Пауза. „Метафорически“, — наконец угрюмо ответил Крошечный Джим.
— Ты глуп, — укорил Вэн Мертвеца, — и мне стыдно перед моими друзьями. Обрати внимание. Здесь Дорема Хертер-Холл, которую ты можешь называть Ларви, и ее сестра Джанин Хертер. И Пол. Поздоровайся с ними.
Долгая пауза. „Здесь есть еще живые люди?“ — с сомнением спросил наконец голос.
— Я ведь тебе только что сказал!
Еще одна пауза. „Прощай, Вэн!“ — печально произнес голос и больше не отзывался, как бы громко ни приказывал Вэн и как бы яростно он ни плевал на стену.
— Боже! — проворчал Пол. — Он всегда такой?
— Нет, не всегда, — пропищал Вэн. — Но бывает и хуже. Попробовать кого-нибудь другого?
— А они лучше?
— Нет, — признался Вэн. — Крошечный Джим лучше всех.
Пол в отчаянии закрыл глаза, потом посмотрел на Ларви. „Как глупо, — сказал он. — Знаешь, что я думаю? Я начинаю думать, что твой отец был прав. Нам нужно было оставаться на Пищевой фабрике“.
Ларви глубоко вздохнула. „Ну, мы там не остались, — ответила она. — Мы здесь. Подождем сорок восемь часов, а потом… потом примем решение“.
Сорока восьми часов еще не прошло, а они приняли решение остаться. По крайней мере на время. Слишком многое обнаружили они на Небе хичи, чтобы от этого отказываться.
Прежде всего их побудило к этому то, что они связались с Пейтером по радио-быстрее-света. Никто не подумал спросить Вэна: если он с Пищевой фабрики может связаться с Небом хичи, то действует ли связь в противоположном направлении. Оказывается, Вэн никогда не пробовал. Ему не нужно было; на фабрике никто не ответил бы ему. Ларви с Джанин пошли на корабль за пищей и некоторыми необходимыми принадлежностями, борясь по пути с депрессией и беспокойством; вернувшись, они увидели гордого Пола и торжествующего Вэна. Они установили связь. „Как он?“ — сразу спросила Ларви.
— Ты об отце? Все в порядке, — ответил Пол. — Правда, ворчит. Пришел миллион сообщений. Он пропустил их через ускоренное воспроизведение, а я записал. Нам потребуется неделя, чтобы все прослушать. — Он порылся в том, что принесли Ларви и Джанин, нашел нужные инструменты. Присоединил цифровой передатчик изображений, чтобы использовать радио-быстрее-света, которое до сих пор передавало только звук голоса. — Сможем передавать только отдельные кадры, — сказал он. — Но если мы тут задержимся, возможно, я установлю ускоренную передачу. Тем временем у нас есть голос и… да, старик велел вас поцеловать.
— Значит, мы остаемся, — сказала Джанин.
— Тогда нам нужно еще кое-что перенести с корабля, — подхватила ее сестра. — Вэн. Где мы будем спать?
И вот, пока Пол возился с передатчиком, Вэн и женщины переносили необходимые принадлежности в комнаты в районе красных коридоров. Вэн гордо показывал им свои владения. Там оказались койки, большие, чем в корабле, настолько большие, что мог спать даже Пол; правда, ему приходилось сгибать ноги. Был и туалет, не похожий на человеческий. Отверстие в полу, похожее на туалеты в Восточной Европе — с сидением на корточках. Было даже место для купания — нечто среднее между ванной и неглубоким плавательным бассейном. Со стены течет вода — то ли душ, то ли небольшой водопад. Когда входишь в бассейн, он наполняется тепловатой водой. После ванны все стали пахнуть значительно лучше. Особенно часто мылся Вэн: иногда он начинал раздеваться, когда у него на шее не просохли еще капли от предыдущего купания. Крошечный Джим рассказывал ему, что частые купания — привычка культурных людей. К тому же он заметил, что Джанин делает это регулярно. Ларви вспоминала, как трудно было загнать Джанин в ванну на долгом пути с Земли, но ничего не говорила.
Как пилот и, следовательно, капитан, Ларви возглавляла экспедицию. Она назначила Пола главным связистом: с помощью Вэна он должен был также общаться с Мертвецами. Джанин она отвела различные хозяйственные заботы, вроде стирки одежды в теплой воде; помогали ей она сама и Вэн. Вэну она предназначила слежение за Древними, получение материалов камер и передачу их через Пейтера на Землю. Обычно Вэна сопровождала Джанин. Когда кто-то еще был свободен, за молодыми людьми присматривали, но это случалось редко.
Джанин не возражала. Она еще не миновала стадию возбуждения от одного присутствия Вэна и не торопилась переходить к следующей стадии — кроме тех случаев, когда он до нее дотрагивался. Или когда она видела, как он на нее смотрит. Или когда замечала вздутие его юбочки. Но даже в этом случае фантазии и мечты заменяли ей следующую стадию, по крайней мере на время. Она играла с Мертвецами, жевала фруктоягоды, выполняла свою долю работы и ждала, пока еще немного подрастет.
Ларви не возражали, потому что она позаботилась так распределять поручения, чтобы они нравились исполнителям. Самой же ей досталось скучное чтение посланий с далекой Земли и выслушивание упреков и уговоров Пейтера.
Связь оказалась не очень надежной. Ларви не очень ценила корабельную Веру, пока не пришлось обходиться без нее. Она не могла приказать передавать в первую очередь самые важные сообщения, потому что не было компьютера для их оценки. Приходилось перенапрягать собственную голову. Сообщения приходили в беспорядке, и когда она отвечала на них для передачи на Землю, у нее не было надежды, что они дойдут.
Мертвецы, по-видимому, в основном запись воспоминаний, они способны вступать в контакт, но в ограниченных пределах. И их цепи еще больше спутаны, так как их пытались использовать для цели, к которой они не предназначались, — для связи с Пищевой фабрикой. (А для чего они предназначались? И кем?). Вэн хвастал и красовался как эксперт, а затем признавался, что Мертвецы больше не делают того, что делали раньше. Иногда он вызывал Крошечного Джима, а отвечала Генриетта или даже бывший преподаватель английской литературы по имени Уиллард; а однажды он услышал голос, дрожащий и шепчущий на пределе слышимости, которого никогда не слышал раньше. „Иди в золотое, — хныкала Генриетта, и без всякой паузы тенор Крошечного Джима: — Они убьют тебя. Они не любят потерпевших крушение!“
Это пугало. Особенно потому, что Вэн утверждал: Крошечный Джим раньше был самым разумным и отзывчивым из Мертвецов. Ларви удивлялась, что не очень боится, но вокруг было столько поводов для страха и беспокойства, что она привыкла. Ее цепи тоже оказались спутанными.
И послания. За пять минут ускоренной передачи Пол записывал их на четырнадцать часов. Приказы снизу: „Сообщите все данные приборов челночного корабля. Добудьте образцы тканей хичи/Древних. Заморозьте и сохраните плоды, листья, ветви фруктоягод. Проявляйте крайнюю осторожность“. Полдесятка различных сообщений от отца: он одинок, он плохо себя чувствует; он не получает должной медицинской помощи, потому что они забрали биоанализатор; ему досаждают безапелляционные распоряжения Земли. Информационные сообщения с Земли: их первые сообщения получены, проанализированы и интерпретированы, и теперь последовали бесконечные предложения исследовательских программ. Следует расспросить Генриетту относительно упоминаемых ею космологических феноменов — корабельную Веру они привели в крайнее возбуждение, а Нижняя Вера не могла общаться в реальном времени, Пейтер же недостаточно знает астрофизику, поэтому решать им. Следует расспросить всех Мертвецов, что они помнят о Вратах и своих полетах — если они, конечно, что-то помнят. Надо попытаться установить, каким образом живые старатели превратились в компьютерные программы. Они должны… они должны все! И немедленно. И почти ничего из этого невозможно; образцы тканей хичи, вот уж поистине! Когда изредка сообщение оказывалось ясным, личным и ничего не требовало, Ларви воспринимала его, как сокровище.