— Конечно, Робин. Гм. Хотите послушать о Мертвецах?
— А что о Мертвецах?
— Ну, — сказал он, — не все они люди, Робин. В этих записях встречаются любопытные маленькие сознания. Мне кажется, именно их вы называете Древними.
У меня поползли мурашки по коже. «Хичи?»
— Нет, нет, Робин! Почти человеческие. Но не совсем. Плохо владеют языком, особенно самые ранние записи, и вы даже представить себе не можете, сколько требуется компьютерного времени, чтобы проанализировать и понять смысл этих записей.
— Боже! Эсси будет захвачена, когда…
Я остановился. На мгновение я забыл об Эсси.
— Что ж, — сказал я, — это… интересно. Что еще?
Но на самом деле мне уже не было интересно. Я использовал свои последние запасы адреналина, больше не было.
Я прослушал остальные его сообщения, но большинство просто пропустил мимо ушей. Стало известно, что захвачены три члена группы Хертеров-Холлов. Хичи привели их в веретенообразное помещение, где находится какая-то старая машина. Камеры ничего интересного не показывали. Мертвецы сошли с ума, ничего разумного от них добиться не удавалось. Местонахождение Пола Холла неизвестно: возможно, он еще на свободе. Возможно, жив. Тонкая линия связи между Мертвецами и Пищевой фабрикой еще действует, но неясно, надолго ли ее хватит. Органическая химия тканей хичи оказалась поразительной: она больше похожа на человеческую биохимию, чем можно было полагать. Я выслушал все это, продолжать не просил и стал смотреть коммерческое ПВ. Два комика обменивались смешными репликами. К несчастью, на португальском. Впрочем неважно. Мне нужно было потратить еще час, и я продолжал смотреть. Я восхищался прекрасной кариокой девушкой с фруктовым салатом в волосах, с которой комики время от времени стаскивали части скромного туалета.
Мое внимание привлек красный сигнал Харриет.
Прежде чем я собрался ответить, картинка исчезла с экрана и мужской голос что-то сказал по-португальски. Я ни слова не понял, но узнал тут же появившееся изображение.
Это была Пищевая фабрика, снятая Хертерами-Холлами, когда они подлетали к ней. В короткой фразе диктора звучали слова «Питер Хертер».
Может быть.
Да, на самом деле.
Изображение не изменилось, но послышался голос, голос старого Хертера, гневный и твердый. «Это сообщение, — произнес голос, — должно быть немедленно передано по всем каналам связи. Это двухчасовое предупреждение. Через два часа я произведу минутный приступ лихорадки, для чего лягу на кушетку и вызову необходимые… гм… проекции. Предлагаю всем принять меры предосторожности. Если вы этого не сделаете, ответственность на вас, не на мне. — Он помолчал недолго и продолжил: — Помните, у вас два часа с этого момента. Не больше. После приступа я снова выступлю, расскажу о причинах и что требую в качестве своего законного права, если вы не хотите, чтобы приступы продолжались. Два часа. Начинаются… сейчас».
Голос смолк.
Снова появился диктор, испуганный, он что-то лихорадочно говорил по-португальски. Неважно, что я не понимал ни слова.
Я очень хорошо понял, что сказал Питер Хертер. Он восстановил кушетку для сновидений и собирался воспользоваться ею. Не по невежеству, как Вэн. Не для быстрого эксперимента, как эта девочка, Джанин. Он собирался воспользоваться ею как оружием. В его руках оказался пистолет, нацеленный в голову человечества.
Моей первой мыслью было: все со сделкой с Боувером. Теперь все возьмет в свои руки Корпорация Врат, и я не могу ее в этом обвинить.
10. Древнейший
Древнейший медленно пробуждался, по одному оживляя свои органы.
Вначале ожили пьезофонические внешние рецепторы. Их можно назвать «ушами». Они всегда включены в том смысле, что звуки всегда достигают их. Колебания воздуха воспринимаются кристаллами, и если возбуждение соответствует тем звукам, которыми Древнейшего называют его дети, импульс передается дальше и активизирует то, что можно назвать периферической нервной системой.
В этот момент Древнейший еще не проснулся, но знает, что его будят. Оживают его подлинные уши, внутренние, те, что анализируют и интерпретируют звуки. Познавательные цепи исследуют сигналы. Древнейший слышит голоса своих детей и понимает, что они говорят. Но слышит небрежно и невнимательно, как спящий слышит жужжание мухи. Он еще не «раскрыл глаза».
На этой стадии принимается решение. Если причина вмешательства кажется серьезной, Древнейший возбуждает остальные свои цепи. Если нет — нет. Человек тоже может проснуться лишь настолько, чтобы отмахнуться от мухи. Когда Древнейший считает недостойной причину своего пробуждения, он обычно «отмахивается» от своих детей. Его нелегко разбудить. Но если он все же решит проснуться, чтобы действовать или наказать помешавших его сну, Древнейший активирует главную внешнюю оптику, а вместе с ней целую систему информационно-процессорных систем и оперативную память. Тогда он просыпается полностью, как человек, после сна глядящий на потолок.
Внутренние часы Древнейшего подсказали ему, что на этот раз сон был совсем коротким. Меньше десяти лет. Если только нет очень серьезной причины для этого, от кого-то нужно будет «отмахнуться».
К этому времени Древнейший полностью осознавал свое окружение. Внутренняя телеметрия получала доклады о состоянии всех, даже самых отдаленных сенсоров, всех десяти миллионов тонн массы, в которой живут он и его дети. Сотни вводов информации действовали в оперативной памяти: разбудившие его слова; изображение трех пленников, которых подвели к нему его дети; небольшая поломка в секции 4700 А; необычное оживление среди записанных разумов; температура; инвентари; направление движения и энергия двигателей. Если необходимо, подключится долговременная память, все еще спящая.
Перед ним стоял самый мудрый из его детей, по его коже между редкими прядями волос на щеках и шее текли ручейки пота. Древнейший увидел, что это новый вождь, ниже и моложе того, который был десять лет назад, но на нем ожерелье из свитков для чтения, которое символизирует его пост. Он ждет решения. Древнейший повернул к нему свои основные внешние линзы и приказал говорить. «Мы захватили незнакомцев и привели их к тебе, — сказал вождь и с дрожью добавил: — Правильно ли мы поступили?»
Древнейший обратил свое внимание на пленников. Один из них не чужак, это щенок, которого он позволил родить пятнадцать лет назад, теперь он почти взрослый. Остальные двое, однако, чужаки, и обе самки. Тут есть над чем подумать. Когда раньше появлялись чужаки, он не воспользовался возможностью произвести новое племя, пока не было уже поздно. А потом они перестали появляться.
Это упущенный шанс, а на основании своего прошлого опыта Древнейший не должен был его упускать. Древнейший сознавал, что за последние несколько тысяч лет его способность принимать решения несколько ухудшилась, его мнения больше не являются уверенными. Он рассуждает медленнее. Допускает ошибки. Древнейший не знал, каково будет его личное наказание за эти ошибки и не хотел знать.
Он начал принимать решения. Обратился к долговременной памяти за прецедентами и перспективами и обнаружил, что перед ним несколько альтернативных возможностей. Он активировал подвижные эффекторы. Его большое металлическое тело приподнялось и двинулось мимо вождя, к помещению, где содержались чужаки. Он услышал удивленные возгласы своих детей, мимо которых двигался. Все были удивлены. Некоторые молодые никогда не видели, чтобы он двигался, и пришли в ужас. «Вы хорошо поступили», — рассудил он и услышал общий вздох облегчения.
Из-за своего размера Древнейший не мог войти в помещение, но длинными эффекторами из мягкого металла он коснулся пленников. Его не интересовало, что они кричали и бились. Интересовало только их физическое состояние. Оно оказалось удовлетворительным: двое, включая самца, еще совсем молоды и потому пригодны к многолетнему использованию. Как бы он ни решил их использовать. И все как будто здоровы.
Что касается общения с ними, помехой служило то обстоятельство, что их крики и проклятия произносились на одном из неприятных языков, которыми пользовались и их предшественники. Древнейший не понимал их. Впрочем это преодолимо: он всегда может говорить с ними через записанные сознания их предшественников. Даже его собственные дети вырабатывали свой язык, и он не смог бы разговаривать с ними, если бы каждые десять поколений не записывал одного-двух, чтобы использовать их сознания в качестве переводчиков. Больше ни для чего их использовать было нельзя: к сожалению, дети Древнейшего во многих отношениях бесполезны. Так что проблему решить можно. Тем временем факты благоприятны. Факт: образцы в хорошем состоянии. Факт: они явно разумны, пользуются инструментами, даже технологичны. Факт: они принадлежат ему, и он может использовать их.
— Кормите их. Охраняйте их. Ждите дальнейших инструкций, — приказал он толпившимся вокруг детям. И втянул внешние рецепторы, чтобы поразмыслить, как использовать пришельцев для продвижения к центральной цели своей очень длинной жизни.
Как записанная в машине личность, Древнейший мог рассчитывать на очень долгую жизнь — несколько тысяч лет. Но этого недостаточно, чтобы осуществить его планы. Он продлил эту жизнь, растянул ее. В пассивном состоянии он почти не старел. Большую часть времени он проводил с отключенной энергией, неподвижный. Он не отдыхал в такие периоды, даже не спал. Всего лишь ждал, а дети его проживали свои жизни и исполняли его волю, а снаружи медленно развивались астрофизические события.
Время от времени он просыпался по сигналу своих внутренних часов, чтобы проверять, поправлять и пересматривать. Иногда его будили дети. Им было приказано делать это в случае необходимости, и очень часто (впрочем не по масштабам их жизни) такая необходимость возникала.
Когда-то Древнейший был существом из плоти и крови, таким же животным, как его нынешние дети и пленники, которых они привели. Время это было очень коротким, легким сном между освобождением из потного напряженного лона матери и тем моментом, когда он, полный ужаса, беспомощно лежал, а иглы вливали в кровь забвение и вращающиеся ножи начали трепанировать его череп. Когда хотел, он мог очень отчетливо вспомнить это время. Он мог вспомнить все и в своей короткой жизни, и в долгой, последовавшей за ней псевдожизни, конечно, если знаешь, где в огромных запасах хранятся эти воспоминания. А вот это он не всегда мог вспомнить. Слишком много запасено.