акие мячи не лови, а отбивай» и все такое. Потом, когда подошли еще несколько ребят и мы смогли составить две команды, мне удалось сказать ему:
— «Боро» хочет посмотреть меня, Майк.
— «Боро»? — он оторопел, честное слово. — Посмотреть? Тебя? Ты это серьезно, Ронни?
— Абсолютно, — сказал я. — можешь мне поверить.
— От кого ты узнал? От Чарли Макинтоша? — так звали менеджера.
— Нет, вот от этого типа, — я показал ему визитку; конечно же, она была у меня с собой. Майк посмотрел на нее со всех сторон, погладил большим пальцем и, наконец, сказал: «Джо Беннинг, Джо Беннинг. Я слышал о нем», с таким видом, словно если уж он о нем слышал, то, значит, это серьезно.
— Седой такой, очень смешной, — сказал я.
— Да, — подтвердил он, — да. Он там не самый главный скаут, потому что главный у них Бобби Лоуренс, он приходил ко мне, когда я играл за любителей. Но и этот вполне мог быть настоящим, вполне. Я просто не хочу, чтобы ты потом расстраивался, мы ведь помним, что случилось с Томми.
— Да, — сказал я, — я тоже помнил об этом, когда разговаривал с ним в Скрабсе.
— Но если он настоящий, — сказал Майк, — то я очень, очень рад за тебя. Я просто счастлив. — А потом он улыбнулся и продолжил, — даже несмотря на то, что это не «Челси».
— Да уж лучше бы это был «Челси», — сказал я.
— Во дает! — удивился Майк, — К нему приходят из команды первого дивизиона, а он нос воротит. А что если каждый будет вести себя так как ты? Если каждый захочет играть, только в том клубе, за который болеет? Тогда каждый шотландец пойдет в «Рейнджерс» или «Селтик», а половина англичан — в «Манчестер Юнайтед». А джорди? Все они непременно рвались бы в «Сандерленд» или «Ньюкасл Юнайтед».
— Наверное, ты прав. — согласился я.
— Кроме того, — продолжал Майк, — как насчет перехода? Игроков ведь продают и покупают. Ронни. Они же не играют всю жизнь за один клуб, правда?
— Правда, — сказал я. — не играют.
— Ну, так все в порядке. Предположим, ты пойдешь в «Челси», а потом они решат продать тебя. Ты об этом думал когда-нибудь, а? А наоборот: ты будешь играть в другом клубе, «Боро» или еще каком-нибудь, а «Челси» тебя у него купит. Это ведь тоже возможно. И тогда ты сразу же попадешь в первую команду.
Майк хорошо умел убеждать, и в этот раз он меня уговорил. Когда я подходил к дому, то уже мечтал, чтобы все это оказалось по-настоящему, и очень боялся, что тот старик просто разыграл меня. Каждое утро когда приходила почта, я был тут как тут Ј придя из школы после обеда, первым делом спрашивал маму, нет ли писем для меня.
В конце концов письмо пришло. Одним субботним утром — о, что это было за утро! — в письме из «Боро Юнайтед» спрашивалось, не хочу ли я посетить их с целью просмотра в следующую субботу, и если хочу, то мне надо быть на их стадионе в половине десятого, где меня будет ждать автобус. В тот день у меня была игра на первенство графства среди школьников, но я полагал, что смогу поймать обоих зайцев, и в назначенное утро был на месте за час до отхода автобуса. По правде говоря, я был не первым, там уже сидели трое или четверо ребят. Швейцар при входе улыбнулся: «Чуть поспешили, да?», словно он находил это забавным, а мы просто молча сидели. Мы, наверное, за все время друг другу и слова не сказали, так каждый из нас нервничал.
Потому что это производит довольно сильное впечатление: огромный мраморный холл, который наводит тебя на мысли обо всех знаменитых игроках, которые проходили через него. Пока мы там сидели, кое-кто прошел мимо нас: Дик Роуз, здоровенный центрхав — он о чем-то пошутил со швейцаром и показался мне приятным парнем; Сэмми Фрост, крайний нападающий. Они глянули на нас вполглаза и вошли в дверь с надписью «Посторонним не входить», и я подумал: доведется ли мне когда-нибудь вот так же войти в эту дверь?
Постепенно стали приходить новые ребята с сумками или пакетами, и мы немного разговорились. Большинство, похоже, были лондонцами, как и я. А потом мы услышали, как снаружи подъехал автобус, и наконец появился Рэг Джеймс — тренер юношеской команды. Он был очень высоким, лет сорока, и мне понравилось, как он выглядит, как улыбается. Он сказал: «Отлично, ребята, давайте посмотрим, все ли здесь», и проверил нас по своему списку. Оказалось, что не хватало только одного, и вскоре он появился — невысокий рыжеволосый парень, весь красный и запыхавшийся, а Рэг Джеймс сказал ему: «Надо быть пошустрее, сынок, если хочешь когда-нибудь стать настоящим футболистом».
Мы провели выставочную игру в Руислипе, где у «Боро» есть тренировочное поле: помню, что туда пришлось добираться довольно долго. Рэг отлично держался с нами, и другой тренер, Вилли Пратт, тоже: оба болтали и много смеялись, но я почему-то был не настроен разговаривать, так же, как и тот рыжий парень, который сидел позади меня. Он все время приговаривал: «Опоздал на поезд, опоздал на поезд». Это его, судя по всему, действительно, очень беспокоило. Я сказал ему: «Да не переживай, теперь-то ты здесь, правда?», но это, кажется, не слишком его утешило.
Мы ехали и ехали, выехали за пределы Лондона и двигались дальше до деревенской местности, которая была очень красива — разные поля и все такое. Живя в городе, мы не очень-то часто видели такой пейзаж, разве что когда по праздникам выбирались к морю или если мой старик брал меня на какой-нибудь матч, на который мы ехали на экскурсионном поезде — тогда можно было смотреть в окно. Думаю, в тот день я получил бы еще большее удовольствие, если бы не мысль о том, чем все это закончится и как я сыграю.
Я попытался вычислить, кто был вторым вратарем. Конечно, не этот маленький рыжий парнишка, он был слишком невысок. К тому же, когда я спросил, на каком месте он играет, он ответил: «Правого крайнего», так, как будто стыдился этого.
Когда мы добрались до места, то оказалось, что футбольное поле расположено посреди настоящих полей. Не так, как в Скрабсе, где вся территория окружена железнодорожными вагонами и домами и похожа на большую тюрьму, а прямо на настоящем поле, как на ферме. Нас разделили на две команды — «красных» и «синих»; я попал к «синим», а это как раз цвет «Боро», они играют в синем с белыми полосками, и я счел, что это было неплохим началом.
На первой же минуте я пропустил гол: ничего себе начало! Это не было моей ошибкой, не думаю, чтобы кто-нибудь вообще смог бы поймать такой мяч, но чувство было отвратительное, когда я впервые коснулся мяча, вынимая его из сетки. И вдвойне было противно оттого, что, как я говорил, я ненавижу это делать.
Это был рикошет. «Красные», сразу же устремились вперед, их левый крайний прошел нашего правого защитника — очень, очень медлительного — и прострелил. Их центрфорвард подставил ногу примерно в пятнадцати ярдах от ворот, и я бы без проблем поймал этот мяч, если бы кто-то из наших не попался на его пути и не переправил в другой угол. Я уже совершенно потерял равновесие и ничего не мог сделать. Тот парень сказал: «Извини, приятель», и я пожал плечами; единственное, о чем я мечтал — чтобы Рэг Джеймс, который судил игру, видел, как все получилось, и не стал винить в голе меня. Если бы я мог знать тогда, сколько еще натерплюсь от этих рикошетов, уже будучи профессионалом, то, наверное, вообще все бросил бы. Сколько раз ты спокойно ждешь мяча, чтобы поймать его, как вдруг какой-то клоун из твоей команды задевает его и отправляет в ворота, а на следующий день ты читаешь в газетах, что неправильно определил траекторию полета мяча. Иногда хоть телевидение помогает установить истину, если они записывают игру, и тогда ты смеешься последним, а тот парень, который написал всю эту чушь, оказывается в дураках.
Но до этого было еще далеко, очень далеко. По правде, в тот момент я не очень-то надеялся, что вообще стану профессионалом в каком-нибудь клубе, тем более в «Боро».
Второй плохой новостью было то, что наша команда оказалась намного сильнее, чем их, несмотря на этот гол; наверное, тренеры мало знали об игроках и просто расставили их по местам, надеясь на лучшее. Так что я остался в одиночестве, наедине со своими мыслями, а тот парень на другом конце поля трудился вовсю, прыгая, падая и отбивая мячи, потому что наше нападение просто задавило их.
Мне показалось, что он сыграл неплохо, хотя ему сильно везло. Он был смелым, выходил и бросался под любые удары, иногда головой вперед, как лунатик. Пару раз наши форварды выходили с ним один на один, и он выбегал им навстречу и отбивал мяч ногами. Но при этом он был опрометчив, иногда покидал ворота без нужды и, по-моему, слишком часто отбивал мяч, когда его следовало поймать. Это было как раз то, о чем мне часто говорил Майк: «Лови его, если можешь, Ронни; отбивай, только когда на тебя слишком сильно наседают». На мою долю достались лишь несколько навесов под конец тайма, и я, кажется, неплохо с ними справился, но это, увы, было все.
Я надеялся, что во время перерыва они хоть немного изменят составы, но нет, все осталось, как было. У него опять масса работы, а я скучал. Первый тайм закончился — 1:1, а во втором мы сунули им еще два или три гола. И лишь под самый конец, из-за того, что наша команда стала играть уж слишком самоуверенно, двое из них прорвались к моим воротам, и перед ними оставался только наш центрхав. Они, перепасовываясь, прошли и его, но я разгадал их замысел, быстро выбежал из ворот, нырнул прямо в ноги тому, кто был с мячом, и забрал мяч. Не Бог весть что, но я надеялся, что этого хватит хотя бы для того, чтобы получить еще один шанс.
В автобусе по дороге назад одни смеялись, другие сидели тихо; те, кто веселился, были в основном из нашей команды, которая выиграла. Рэг Джеймс сказал: «Ладно, ребята, мы дадим вам знать — некоторым из вас», и этого было вполне достаточно, чтобы испортить настроение. На сей раз рядом со мной сидел не тот рыжий малыш, который играл правым крайним в их команде, а наш правый хав, тихий веснушчатый малый родом из Сент-Олбана.
— Ну-ну, — сказал он. — Вот, кажется, и все.