…После очередного столкновения с советской лодкой на «Аугусте» воцарилась тишина. Та ее часть, где находилась система сонаров, была разбита вдребезги, часть оборудования вышла из строя. Убедившись, что из подводного охотника-убийцы «Аугуста» превратилась в глухого калеку, Вон Сускил поплелся в Нью-Лондон. Ему пришлось добираться туда целую неделю, вплоть до 27 октября. В Нью-Лондоне самой современной подлодке пришлось провести почти целый год. На ликвидацию ущерба, причиненного ей, ушли миллионы долларов.
Поправить карьеру Вон Сускила оказалось труднее.
Дубликаты акустических записей, сделанных членами экипажа «Аугусты», все же добрались до кого нужно из командования. На сверхагрессивное поведение посмотрели сквозь пальцы, и эти сообщения были похоронены — подлодка уже сполна расплатилась за свою наглость.
И тогда разочарованные члены экипажа передали свои сведения прессе, что само по себе являлось беспрецедентным для всегда скрытных подводников. К испугу командования Военно-Морских Сил, началось расследование.
Но его результаты засекретили, и шумиха потихоньку утихла. То, что удалось обнаружить, до сих пор держится в секрете. Но Вон Сускилу больше не доверили командование другим кораблем. После того как отклонили его повышение на звание адмирала, он вышел в отставку в 1995 году после тридцать одного года службы в ВМС США.
После первой публикации этой книги в 1997 году в США отставной командир «Аугусты» обратился с письмом в редакцию:
Да, я командовал той самой подлодкой, но я давал клятву и не намерен осуждать подводные операции. Я также нахожу невероятным, что здесь описаны мои мысли и действия… Я имею законное право подать в суд за клевету и искажение моей персоны…
Однако после предложения редакции внимательнее читать предисловие и провести публичное расследование Вон Сускил замолчал. Официальные лица ВМС США также промолчали. А молчание, как известно, знак согласия.
Подмосковье, дом отдыха ВМФ «Горки», середина октября 1986 года
Естественно, что прилетевших из Мурманска женщин никто не встретил. Долго пришлось уговаривать таксиста ехать ночью неведомо куда. Старая разбитая «Волга» тряслась по такой же разбитой дороге. Однако путь оказался не таким уж и долгим. Найти в темном лесу никому не известный дом отдыха Ирине оказалось под силу. Да неужели если ее муж сумел вырваться из смертельного плена в океане, она не сможет найти его под Москвой?
Наверное, сам Господь Бог помогал ей. Когда машина уткнулась в черные ворота, Ирина сразу поняла — это здесь.
— Всё, — произнес таксист, остановившись и приготовившись поворачивать обратно.
— Подождите, — Ирина заметила впереди какое-то движение. — Подъедем поближе.
— Это же закрытая военная зона. Они еще нас сдуру пристрелят.
— Хорошо, тогда я пойду сама. — Схватив тяжелый чемодан с зимней формой Геннадия, она сунула таксисту деньги и вышла из машины, хлопнув дверцей.
Такси, дав задний ход, развернулось и быстро исчезло, оставив Ирину одну. У нее не было другого выбора, как идти вперед, и она пошла, пока ей не преградил дорогу часовой с автоматом. Почему их охраняют как преступников?
— Запрещено, — произнес он и собрался уже возвращаться в свою нагретую будку.
— Это кому запрещено? Мне? Я Ирина Капитульская! — сказала она. — Здесь мой муж!
Охранник помедлил какое-то время и направился в свою будку. Вернулся он уже с папкой.
— Капитульский? — переспросил он.
— Капитан третьего ранга Геннадий Яковлевич Капитульский, экипаж К-219, — выпалила она. — Этого достаточно или вам надо еще услышать то же самое от главкома Чернавина?
И протянула, видимо в качестве пропуска, пачку сигарет. Этот пароль всегда срабатывал безотказно.
Замок в заграждении щелкнул, зазвенела цепь. Ирина улыбнулась и ступила на территорию. Интересно, что больше произвело впечатление на часового: имя главкома или все-таки сигареты?
Она тащила свой чемодан по темной длинной аллее, наконец нашла административное здание и заставила сказать ей номер комнаты Геннадия. Никто не вызвался помочь ей нести чемодан, но Ирине было все равно. Она поднялась по ступенькам к его комнате, постучала и отступила немного назад.
Геннадию было еще немного не по себе после сна. Всему экипажу было очень трудно концентрироваться на чем-нибудь больше чем несколько минут. Даже на допросах, где их ответы записывались на пленку членами государственной комиссии, они не могли удержаться от неконтролируемой зевоты. Такое поведение грозило последствиями, но их нервы были практически на пределе. Геннадий Капитульский поднялся с постели и отозвался на стук. Открыв дверь, он не поверил своим глазам, не понимая, что это — продолжение сна или реальность.
— Я проделала долгий путь. Ты что, не собираешься пригласить меня внутрь? А может, ты не один? — произнесла она и, кинув чемодан на пол, бросилась в объятия Геннадия.
На следующее утро Геннадий надел чистую, теплую одежду. Ирина, измученная долгой дорогой, еще спала. Еще дома он запрятал в своей новой тужурке заначку — пятьсот рублей. Засунув руку в карман, он обнаружил там только двести и записку: «Половина тебе, половина нам…»
Гаджиево
Галина Кочергина сидела одна в своей холодной пустой квартире, слушая тиканье старых заводных часов. В единственное окно стучал снег. За окном постепенно стало темнеть, что так подходило к чувству опустошенности в ее сердце. Она встала, чтобы включить свет, как вдруг раздался телефонный звонок. У нее мелькнула мысль, что надо поднять трубку. Многие друзья и жены других членов экипажа звонили и выражали свою поддержку. Неужели она услышит самое страшное? Нет. Он выживет. Он обязательно будет жить.
Телефон настойчиво продолжал звонить. Она взглянула на фотографию мужа в форме. Звонивший был очень настойчив. Она взглянула на телефон, внутренне желая, чтобы тот прекратил звонить.
Телефон не переставал звонить, и она со страхом подняла трубку.
— Да?
Но в трубке послышался не женский голос. И это был явно незнакомый голос. Причем издалека.
— Это полковник Погорелов. Я звоню вам из Москвы. Из военно-морского госпиталя.
— Да, я понимаю, — ее голос слабел с каждым словом. Ее муж всего лишь лейтенант, и если звонит полковник, то значит… — ему… он…
— Я не понимаю, — тут до звонившего дошло, о чем она подумала. — Успокойтесь! Ваш муж жив!
— Это правда? Вы меня не обманываете? — Ее сердце замерло. — Мне же сказали…
— Я звоню потому, что им всем запрещено звонить.
— Почему?
— Не знаю, но он жив и вполне здоров. Это уже я вам говорю как врач.
— Да-да. Я поняла. Спасибо… Передайте ему, что я… что сын… Мы ждем его!
Их внезапно разъединили, и медицинский полковник уже не услышал ее приглушенных рыданий. Поправив накрахмаленный белый халат, он улыбнулся и направился в палату к рыжему лейтенанту. Эта добрая весть, безусловно, поможет ему, поскольку слова о его хорошем состоянии далеко не соответствовали действительности.
Дом отдыха «Горки»
Официальный опрос начался следующим утром после прилета. Британова отвели в маленький стоящий на отшибе домик. Там его допрашивали с пристрастием офицеры и адмиралы Главного штаба, Политического управления, КГБ и еще черт знает откуда. Достаточно было и людей в гражданском. Естественно, никто из них не представлялся ему, и приходилось только гадать, кто есть кто. Все они сидели за длинным столом и курили.
Британову не предложили сесть. Он так и стоял перед ними, снова и снова повторяя историю гибели лодки. Те, кто вел допрос, кажется, очень хотели подловить его на какой-нибудь мелочи, потому что периодически задавали одни и те же вопросы.
— Вы знали, что там находилась американская подводная лодка?
— Я подозревал это.
— Вы не сумели уклониться от столкновения?
— Я ее просто не слышал. И считаю, что столкновения не было.
Казалось бы, чего проще: настаивать на версии столкновения и тем самым свалить всю вину на американцев. Но командир никогда не считал возможным перекладывать вину и ответственность на других. Даже на врагов.
— Я потерял лодку, но я спас экипаж.
— И себя заодно! Вы преждевременно прекратили борьбу за живучесть!
— Я не мог рисковать своими людьми — это было бессмысленно.
— Вы сняли аварийную партию без нашего разрешения!
— А вы слишком долго думали! — ответ Британова был настолько резок, что высокопоставленные чины просто опешили.
Экипаж знал, что командование обвиняло их командира в том, что он потерял подлодку и боеголовки. То, что он спас им жизни, ничего не значило, наоборот, это было тяжелым обвинением. Слухи, из которых кое-какие были правдивыми, уже несколько дней распространялись среди команды. Все возмущались, но никто не решался высказываться открыто.
Британов закрыл дверь своей крошечной комнаты. Он заметил определенную последовательность: сначала каюта на лодке, потом невероятный отель на Карибском побережье, и теперь эта монастырская келья. По логике вещей, впереди его ждет камера.
Сознательно он оставался каждый вечер один. Еще и еще раз он прокручивал в голове то, что происходило на лодке. В чем его ошибки? Где он недоглядел, где не увидел то, что должен, обязан был увидеть?
С каждым днем он все более убеждался в том, что никого не интересуют истинные причины гибели лодки. Все постепенно сводилось к разбору событий после взрыва, и мало кого интересовало, что и почему было до…
В один из дней, ранним утром, когда было совсем темно, еще до подъема экипажа, его разбудил негромкий, но настойчивый стук в дверь.
— Товарищ капитан второго ранга, за вами пришли… — матрос-дневальный был явно испуган и растерян.
Спустившись в полутемный вестибюль, он увидел ожидавших его стармеха Красильникова и незнакомого офицера.
Не сказав ни слова, а лишь молча пожав друг другу руки, по тихому коридору они вышли на выщербленные ступеньки крыльца. Никого из их экипажа не было видно, все еще спали в своих комнатах.