Двигателю, разгонявшему «Крест» до полусветовой скорости, было бы не поднять корабль прямо от этого солнца. Да и люди не смогли бы вынести, даже на короткое время, перегрузку в пару сотен гравитационных единиц. Корабль начал отступление на двух g, а корабельные гироскопы развернули его соплом к той физической массе, от которой он стремился уйти. Таким образом, его эллиптическая орбита стала спиралью. До того места, где гравитационное поле снижалось бы настолько, что становился возможным переход на гиперболическую траекторию, было еще много часов полета.
Свердлов, сгорбившись в своей упряжи из привязных ремней, злобно уставился на экраны и индикаторы. Так легко им не отделаться от этой проклятой гнусной дохлятины из шлака и пепла! От нее можно всего ожидать, и он должен быть готов к этому. Боже, но как же ему хотелось пить! На корабле имелась установка по регенерации воды, и то только потому, что во времена постройки корабля инструкция по космоплаванию предписывала наличие такой установки. Странно быть обязанным жизнью какому-то бюрократу, чьи картотечные шкафы покрылись двухсотлетней пылью! Но регенератор оказался непригодным и все это время простаивал без дела. Да и нужды в нем не было: все отходы шли в накопитель материи и получали новую жизнь в виде воды, пищи или чего-нибудь другого — в зависимости от сигнала, посылаемого с Лунной станции при каждой смене вахт.
Но на «Крест» больше не поступало ни одного сигнала. Пища, единожды съеденная, исчезала безвозвратно. Вторичной воды едва хватало для поддержания жизни. «Гром и молния! — подумал Свердлов. — Я могу учуять себя за два километра отсюда. За бутылку пива я вряд ли продам Братство, но с ящиком Регенту ко мне лучше не соваться».
В его сознание проникло тихое, еле уловимое «бррум-бррум-бррум» — это сам с собой разговаривал двигатель. Слишком громко, пожалуй. Приборы показывали норму, но, по мнению Свердлова, приличному двигателю не пристало так громко урчать. Обернувшись, он взглянул на экраны. Черное солнце едва виднелось. Он бы вообще его не заметил, если бы не знал, куда смотреть. Сшитый на живую нитку, уродливый ионный привод был похож на клетку для звезд. Под кольцами дрожало бледное голубое свечение. Непорядок, конечно. Нет полной отдачи. У задней части сооружения плясали огни святого Эльма.
— Машинное отделение штурману. Как там у вас дела?
— Терпимо. — Голос Накамуры прозвучал неожиданно слабо. Должно быть, сказывается напряжение. Конечно, ведь он вручную выполнял сотню операций, для которых на корабле не нашлось роботов. Но кто мог предвидеть?..
Свердлов прищурился.
— Взгляни-ка на хвост этого агрегата, Дэйв, — сказал он. — Заднее негатронное кольцо. Видишь что-нибудь?
— Ну… — Обведенные черными кругами, воспаленные глаза юноши с трудом обратились в ту сторону, куда показывал палец Свердлова. — Электростатический разряд, — то голубое свечение…
— А еще что-нибудь видишь? — Свердлов с тревогой глянул на мегамперметры. Ток, проходящий через, ускорители, не был стабильным и постоянно колебался на несколько процентов. Но разве не ползла очень медленно вниз стрелка прибора на негатроне?
— Нет. Нет, не могу.
— Надо было поставить по термоэлементу в каждое кольцо. Возможно очень слабое отклонение ионов, а это значит, что ионы жуют самый кончик конструкции. И это будет происходить до тех пор, пока ее фокусировка окончательно не разладится. Тогда нам придется плохо.
— Но мы проверили все без исключения… К тому же магнитное поле звезды слабеет с каждым сантиметром нашего продвижения вперед.
— Вибрация, мой зелено-юный друг. Достаточно потрясти одну из тех сляпанных на скорую руку электромагнитных катушек, которые едва-едва удерживают настройку, как… Стой!
Последняя катушка справа по борту раскалилась докрасна. Из нее выплеснулась огненная струйка электрического разряда и побежала вверх по решетке. Стрелка мегамперметра в минусовой цепи упала на десять делений, и Свердлов почувствовал, как корабль слегка качнуло, словно он, потеряв равновесие от резкого толчка, завалился набок.
— Машинное отделение отключает тягу! — взревел он, с силой обрушивая удар на магистральный рычаг. Грохот захлебнулся и, подвывая, сменился неясным бормотанием. У Свердлова возникло такое чувство, будто его забросило на скалу, вершиной уходящую в вечность.
— Что случилось? — раздался лающий голос Макларена. Свердлов отвел душу, отпустив пару непристойных замечаний.
— Что-то там снаружи вышло из строя. Последний негатронный ускоритель стал накаляться, а ток в сети падать. Разве ты не чувствуешь, что мы рыскаем?
— О Господь, смилуйся над нами, — простонал Райерсон. Вид у него был совершенно больной. — Только не опять!
— А! Не обязательно все так плохо, — проронил Свердлов. — Что до меня, то я вообще удивляюсь, как эта паршивая штука продержалась так долго. Да и чего хорошего ждать от такой увязки проволоки и стержней, но тут уж ничего не поделаешь. — В душе он боролся с желанием набить кому-нибудь физиономию.
— Считаю, что мы на устойчивой орбите, — заявил Накамура. — Но я бы чувствовал себя гораздо легче, если бы вы поторопились с ремонтом. Вам нужна помощь?
— Нет. Мы с Дэйвом можем справиться сами. Будьте наготове, чтобы включить нам контрольную тягу.
Свердлов и Райерсон забрались в свои скафандры.
— Готов поклясться, с каждым днем он смердит все хуже, — сказал краснянин. — Раньше мне как-то не верилось, что я могу быть источником такой мерзости. — Он нахлобучил свой шлем и добавил, уже по радио: — И то ладно для такого славного покорителя звезд.
— Нет, — произнес Райерсон.
— Что?
— Запах издает тело. Значение имеет только душа, живущая внутри тела.
Свердлов с любопытством посмотрел из глубины своего шлема на стоявшую рядом с ним фигуру в скафандре.
— Ты действительно веришь в эту чепуху?
— Простите, я не хотел читать вам наставления или…
— Не стоит. Мне тоже неохота ссориться. — Свердлов вызывающе засмеялся. — Впрочем, поразмышляй-ка вот над чем. Если тело — такой уж ничего не стоящий кусок мяса, то почему ты из кожи вон лезешь, чтобы вернуться к своей жене?
В наушниках он услыхал негодующее дыхание и на мгновение почему-то ощутил себя потерпевшим фиаско. Им не о чем здесь спорить. «К черту, — сказал он себе. — Если какой-то там землянин не желает слушать колониста, то лучше ему греметь костями подальше от космоса».
Оба, забрав инструменты и приборы, вышли через люк в гнетущем молчании. Сначала, как это бывало всегда, глаза их словно ослепли. Затем зрачки расширились, а мозг переключился на восприятие чужих структур. И тут же на них обрушился безжалостно яркий свет.
Ощупью пробираясь по решетке к задней ее части, Свердлов почувствовал, что гнев его постепенно отступает. Мальчишка был прав: ни к чему проклинать неживую материю. Побереги свою ярость для тиранов и подлецов, а также их прихлебателей. И стоит, наверное, задаться вопросом (страшно подумать): а достойны ли они даже этого? Он стоял в окружении десятка тысяч жестких солнц, но ни одно из них не было ни Солнцем, ни тау Кита. О Полярная звезда, путеводная звезда смерти, неужели мы такие же малые песчинки, как и все это?
Он дошел до конца конструкции, пристегнул к ней страховочный трос и распылил рядом с кольцом облачко светоносного тумана. Но не слишком близко к кольцу, так как смешение облачка с потоком ионов было бы для него нежелательным — а так, чтобы освещение давало ему возможность разглядеть окружающие предметы со всех сторон. Вытянувшись в длину, он парил позади всей конструкции, одновременно подтягиваясь поближе к ускорителям и внимательно их разглядывая.
— Хм, да, на ней видны следы эрозии, — проговорил он. — Скорее всего, конечно, подвела негатронная часть. Протоны, ударяясь о земную материю, повреждают ее намного меньше. Подай-ка мне, пожалуйста, тот счетчик.
С равнодушным лицом, Райерсон молча протянул ему нужный прибор. Свердлов замерил уровень радиоактивности.
— Ничего серьезного, — решил он. — Заменять кольцо нам не придется. Хорошо, что мы вовремя остановили этот процесс. А изменения в электрическом фокусировочном поле, вызванные его обглоданной формой, можно компенсировать переналадкой магнитных катушек. Надеюсь.
Райерсон не отвечал. «Боже мой, — подумал Свердлов, — неужели я так сильно обидел его?» До сих пор, работая снаружи, они иногда переговаривались — не то чтобы по-настоящему беседовали, но временами обменивались какими-нибудь банальными репликами или просто что-нибудь бормотали в ответ… вполне достаточно для того, чтобы заглушить шипение межзвездного фона.
— Алло, штурман! Мне нужен один микроампер. В течение секунды.
Свердлов посторонился. Стоять на пути антипротонного выплеска даже в миллионную долю ампера было бы в высшей степени неразумно. Электрические разряды, словно плющ, обвили арматуру ускорителя. Внимательно читая показания приборов, установленных им на пути следования ионного потока, Свердлов кивнул.
— Что там на потенциометре, Дэйв? — спросил он. — Я имею в виду, есть ли там что-нибудь, заслуживающее внимания?
— Норма, — отрывисто ответил Райерсон.
«Может, мне надо извиниться? — подумал Свердлов. И затем в нем гейзером заклокотало: — Ну нет, клянусь Иудой! Если он такой уж ранимый, пусть он скорее сгниет, чем я попрошу у него прощения».
Вокруг в огромном множестве роились звезды — далекие и недостижимые. Порой — особенно когда Свердлов менял направление взгляда — казалось, что они движутся. Как мухи. Миллион пылающих мух. Свердлов дурашливо прихлопнул одну из них и заворчал, разозлившись на себя.
Спустя некоторое время ему пришло в голову, что нервы Райерсона тоже, должно быть, порядком поистрепались. Нельзя же от парня ожидать абсолютно разумного поведения. «Да я ведь сам потерял голову еще в начале нашей стычки», — подумал Свердлов. Вспомнив об этом, он почувствовал, как в висках застучала кровь. Он с яростью принялся откручивать магнитную катушку номер один, как будто перед ним был враг, который заслуживал оскопления.