блюдо с урюком, вспомнил Каргин, свете он увидел цепочку следов, косо протянувшуюся от забора к окну. Отпечатки огромных, широких, как ласты, босых ног не могли принадлежать человеку.
Глава восьмаяКосой подол
Президентский указ о создании государственной корпорации «Главодежда-Новид», как снег на голову, свалился в середине мая. Над Москвой гремели грозы, черные тучи стояли над землей, как если бы земля и небо поменялись местами. Молнии эсэсовскими зигзагами вылетали из туч, вонзались в обитые медью шпили высотных зданий. Шпили на мгновение уподоблялись взлетающим с неподъемным грузом ракетам. Они рассыпались искрами, расползались по небу светящимися змейками, как если бы гроза была лазерным шоу. Никто не ожидал снега, но он в одночасье (вместе с градом) высыпался из самой злой тучи, как рис из продранного мешка. Снегорис простучал по крышам и стеклам машин, по зонтам пешеходов и тут же растаял, смытый теплым дождем из другой, как будто с кипятильником в мохнатом брюхе, тучи.
Каргин, как теплого дождя после снегориса, ожидал второго указа – о своем назначении на должность, но дождь (указ) по каким-то причинам задерживался. «Главодежда-Новид» уже (правда, только на бумаге) существовала, а руководителя у вновь образованной государственной корпорации не было. Сотрудники косились на Каргина. По конторе поползли слухи, что его отправляют на пенсию, о чем ему со слезами на глазах поведала секретарша.
– На пенсию, – вздохнул Каргин, – не в тюрьму.
– Значит, правда? – всхлипнула она.
– Пенсия после шестидесяти неотвратима, как смерть, – мрачно пошутил Каргин, – а смерть у большинства мужчин России наступает раньше пенсии. Так что надо не рыдать, а радоваться, что дожил.
– А я? – спросила секретарша.
– Тоже хочешь на пенсию? – удивился Каргин. – Тебе еще рано.
Она вышла, хлопнув дверью, чего раньше никогда себе не позволяла. Теперь и чаю не нальет, огорчился Каргин.
Он от звонка до звонка сидел в кабинете, тупо глядя на безмолвствующий белый телефон с золотым гербом. Каргин ощущал себя архитектором, составившим проектную документацию на строительство дома. План приняли, стройплощадку обнесли забором, а архитектору… велели пока погулять.
Но были и обнадеживающие моменты. На расчетный счет новорожденной корпорации неожиданно перечислили из бюджета деньги. Выведенная, как и все сотрудники, за штат «в связи с реорганизацией организации дирекции директора», так это звучало на бюрократическом языке, начальница финансового управления едва сама не упала, увидев, какая «упала» на счет сумма. Каргин велел ей сделать запрос: остается ли действительной его подпись на финансовых документах? Из Минфина пришла официальная бумага, подтверждающая право Каргина до назначения на должность нового руководителя подписывать финансовые документы. С паршивой (или заторможенной, сонной, клонированной – еще было неясно) овцы хоть шерсти клок, решил Каргин. Он распорядился немедленно перечислить оговоренные в контрактах суммы фирмам Бивы и Выпи. После чего вызвал Надю и велел ей организовать «рабочее» совещание с дизайнершами.
– Чем-то же эти суки занимались все время, пока мы… Пока решался вопрос, – нейтрально закончил Каргин. Не могу же я сказать, подумал он, пока ты превращалась в рыбу, а я… слушал истории про Снежного человека. – Пусть хоть что-то покажут, – продолжил он. – Я не могу идти на встречу с президентом, – покосился на государственный телефон, – с пустыми руками.
– На следующей неделе? – предложила, почиркав пальцами по экрану айпада, Надя. – До среды деньги точно дойдут.
Такая оперативность показалась Каргину подозрительной. Он еще не определился с откатами по этим контрактам. У него давно была мыслишка насчет полноприводного дизельного «Range Rover». Каргин собирался стать активным, путешествующим пенсионером. Ишь, как вскинулась, покосился на Надю. Неужели тоже хочет нагреть руки, в смысле, плавники? Хотя зачем ей в воде деньги?
– Почему он не звонит, не вызывает? – спросил сам у себя, но получилось, что у Нади, Каргин. – Может быть, я уже сделал все, что мог, и дальше… покатится без меня?
– Он еще не решил, – ответила Надя, как если бы читала мысли президента. – Он думает. Но он дал деньги. Значит, он в игре. Он позвонит.
– Или вызовет? – Каргину вспомнился осьминог Пауль, сидевший в аквариуме в какой-то немецкой пивной и безошибочно определявший победителей в матчах на чемпионате мира по футболу. Неужели, жадно оглядел Надю, будущее лучше различимо из воды?
– Сначала позвонит, – угадывая намерения Каргина, отступила к двери Надя.
– Откуда знаешь? – спросил Каргин.
– Моя фамилия Звоник, – сказала Надя, – я предчувствую важные звонки.
– Наверное, плавниками? – предположил Каргин.
Ему мучительно хотелось дать волю рукам, проверить, как далеко зашел процесс превращения, главное же – определить его конечную точку. Не покроется же она вся чешуей, не отрастет же у нее, как у русалки, рыбий хвост? Но Надя была начеку. Пока что Каргин был вынужден констатировать, что она удивительно похорошела. Надя как будто помолодела лет на двадцать. С ее лица ушли (стекли?) морщины, спина распрямилась, как водопад, глаза прояснились и посветлели. Прежде Каргину иногда удавалось определить по глазам, о чем думает Надя. Сейчас он словно смотрел в прозрачную воду без дна или в черные, как пуговицы, глаза шевелящего в аквариуме щупальцами осьминога Пауля. Исчезновение у женщины второго лица, подумал Каргин, верный путь к… вне- (или над-?) половому совершенству. Пора, пора им (он был уверен, что Надя не единственная в новой видовой общности) ставить перед ООН и Страсбургским судом вопрос о признании своих неотъемлемых гендерных прав.
– Эмигрантка, – едва слышно пробормотал он, поймав краем взгляда собственное отражение в зеркале на стене кабинета. Он точно не помолодел. Старость прошивала его насквозь тройной нитью (Бивы?), била в грудь острым клювом (Выпи?).
Но Надя услышала.
– Эмигрантка? – обернулась она. – Откуда?
– Из страны сухопутных людей, – ответил Каргин.
– И куда? – спросила Надя.
– Туда, – пожал плечами Каргин, – где нельзя без плавников. Я придумал название нашему роману – «Старик и рыба».
– Стране сухопутных людей – конец. – Задумавшись, Надя сделала несколько шагов ему навстречу.
У Каргина вновь затеплилась надежда опытным путем проверить наличие второго лица в ее теле. Вдруг восстановилось в прежнем или новом (это было еще интереснее) виде?
– Почему, – вдруг вырвалось у Каргина, – у меня не растут плавники?
…Наверное, он на мгновение потерял сознание, потому что не уследил, как Надя (словно воздух превратился в воду, а в этой среде у нее было тотальное превосходство) приблизилась к нему вплотную, прижалась грудью (к счастью, эти части тела у нее пока не подверглись изменению), прошептала ему в ухо: – Потому что ты не просто старик, а… мерзкий, похотливый старик…
Каргину бы обидеться, но он, напротив, испытал радость, какой давно не испытывал. Как если бы вся его жизнь с денежными, строительными, карьерными и прочими хлопотами камнем ушла на дно и он вновь оказался с Надей в подсобке их магазина в Ленинградской области, где они поздними вечерами считали выручку, составляли списки нужных товаров, а потом укладывались на надувную кровать.
Каким же, однако, простым, успел подумать Каргин, прежде чем Надя легко, словно они вдруг оказались в невесомости, перенесла его на диван и сама опустилась рядом, бесхитростным и коротким было мое счастье…
А потом он выпал из реальности.
У него словно выросли плавники, и он плыл сквозь Вселенную, раздвигая плавниками звезды, заглядывая в глубины, куда, как казалось Каргину, до него заглядывал один лишь Бог.
…Он проснулся (очнулся?) от тревожного звука, который, минуя слух, проникал прямо в душу. Он лежал в своем (пока еще) кабинете на нелипком, как обычно, а абсолютно сухом кожаном диване. Один. Застегнутый на все пуговицы и «молнии», как покойник в гробу. Никаких плавников. Его мужской (Каргин первым делом проверил) орган, определенно, не был задействован в стремительном любовном космическом путешествии. Или, если все-таки был, успел вернуться в обычное, скажем так, невыдающееся состояние.
Что это было?
Возможна ли в земной жизни бесконтактная, вне– (над-?) физическая близость?
Неужели он умер?
Дверь в кабинет открылась.
– Дмитрий Иванович, – испуганно, но уже с возвращающимся почтением в голосе произнесла секретарша. – Это из администрации. Сейчас вас соединят с президентом.
– Звоник! Где Звоник? – вскочил с дивана Каргин.
– Я здесь. – Следом за секретаршей вошла в кабинет Надя. На ее деловом костюме не было ни единой помятости, как будто она только что не лежала на диване с Каргиным, куда перенесла его как… пушинку? А вдруг и впрямь… не лежала?
– Шевели плавниками, служивая! – прикрикнул Каргин. – Все бумаги по «Новиду» мне на стол! Мухой!
– Уже там, – ответила Надя. – Слева в красной папке. Крупным шрифтом, чтобы вы могли прочитать, если будете без очков.
Следующие несколько дней в новообразованной государственной корпорации прошли в бессмысленной бюрократической суете, взметнувшейся, как пена над кастрюлей с супом, после телефонного разговора Каргина с президентом. Каргин таинственно помалкивал о содержании разговора, а потому столпившийся у кастрюли чиновный народ самостоятельно анализировал сложившуюся ситуацию. Ждали, причем одновременно, невообразимого повышения зарплат и… поголовного увольнения. Особенно волновалась женская, численно преобладавшая и успевшая мысленно (и без большой печали) распрощаться с достигшим пенсионного возраста начальником, часть коллектива.