А сам однажды утром, утомившись от пулеметных очередей отбойных молотков и химических лакокрасочных атак, покинул передовую «Главодежды».
Каргин велел Палычу отвезти его в бывшую Ленинскую, а ныне Государственную библиотеку. Он был уверен, что именно там – в научных читальных залах и архивах – он обнаружит след бумажного Каргина, если, конечно, тот существует.
Ехать до библиотеки от Бережковской набережной было всего ничего, но Новый Арбат перекрыли в ожидании президентского кортежа. Обычно Палыч комментировал вынужденное стояние в некомплиментарном для гаранта Конституции духе, но в этот раз он напряженно молчал. У Каргина даже возникло подозрение, что Палыч получил от (понятно каких) органов некое задание в отношении его, Каргина, и в данный момент делает мучительный выбор: то ли признаться начальнику, то ли приступить к выполнению задания?
– Библиотека, – задумчиво произнес Палыч, когда президентский кортеж, сухо шелестя шинами, промчался сквозь угрюмую тишину зачищенного от постороннего транспорта Кутузовского проспекта. – Там книги.
Каргин промолчал, рассудив, что странная фраза Палыча – это, так сказать, прелюдия к основной теме разговора.
– В книгах можно отыскать ответы на любые вопросы, – полувопросительно-полуутвердительно продолжил Палыч.
И снова Каргин промолчал, потому что подтверждать, равно как и отрицать тезис Палыча было глупо.
– Даже на такие вопросы, какие не задают, потому что ответа на них нет, – завернул беседу в метафизическое русло Палыч. – Или ответы есть, но тех, кто отвечает, и тех, кто спрашивает, считают сумасшедшими… – Он завершил трудную вступительную часть и с облегчением признался: – Я его видел, Дмитрий Иванович! Делайте со мной что хотите, но я его видел! – Разгрузив душу, Палыч посветлел лицом, решительно вклинился в разделительную полосу.
– Кого? – испуганно поинтересовался Каргин. – Президента? Как же ты его рассмотрел?
– На вашей даче! – завидев идущую встречным курсом, сердито крякающую, моргающую фарами милицейскую машину, Палыч ушел вправо – под борт высокого, как круизный лайнер, туристического автобуса.
– Президента? На моей даче? – Каргин знал, что люди иногда, точнее, довольно часто сходят с ума. Но впервые это происходило на его глазах, а главное, совершенно неожиданно.
– Да нет, Дмитрий Иванович, – не понравившимся Каргину голосом протянул Палыч, – это был не президент…
Ну да, Каргин пожалел, что сел не на заднее, как обычно, а на переднее сиденье – свежий псих всегда считает стопроцентно нормальным себя, а всех остальных сумасшедшими… Потом, после нейролептиков, он уже ничего не считает, только ест да спит. Патопсихологический синдром, теория бихевиоризма (кажется, что-то про схожесть поведения людей и животных)… всплыли со дна памяти, неизвестно как оказавшиеся там научно-медицинские термины, ассоционизм Вундта… Какого Вундта? – ужаснулся Каргин. Палыч прав, это я сумасшедший!
– Кого же ты видел на… даче? – Каргин перевел дух. Слово «дача», как «вечерний паук-сенокосец» на картине Сальвадора Дали, принесло надежду.
…Два дня назад он ездил с Палычем в Расторгуево на дачу матери за «Телефункеном».
«Делали же вещи, – уважительно заметил Палыч. – По такому, – постучал пальцем по несокрушимому корпусу „Телефункена“, – разную чушь нести не позволят. Не то что по всем этим, – презрительно поморщился, – электронным клопам!»
Они обернули чудо германской радиопромышленности одеялом, погрузили в машину, отвезли в «Главодежду».
Каргин велел отнести приемник к себе в кабинет, потому что в Надином кабинете продолжался ремонт. Со дня на день ожидали из Швеции фуру с эксклюзивным – из литого пластика – аквариумом. Помнится, подписывая договор с фирмой, Каргин задумался, кто из сотрудников напишет докладную в министерство о нецелевом расходовании бюджетных средств. А потому опережающе известил министра официальным письмом, что дорогостоящий аквариум необходим для тестирования водоотталкивающих тканей, используемых для пошива купальников, плавок и прочих изделий пляжного ассортимента.
В конце рабочего дня Каргин спохватился: нет ключей от дачи!
Он вспомнил, что дверь в дом захлопнул, но веранду не запер, оставил ключи на столе, потому что Палыч обнаружил в саду непорядок с одной из яблонь, а именно что ствол в месте разделения на две большие ветви треснул и разошелся. Каргин вернулся на веранду, удачно отыскал там под старой кроватью нетронутое кольцо проволоки. Они с Палычем стянули ствол, просунув под проволоку железный прут. Потом сели в машину и уехали. Ключи остались на столе в незапертой веранде.
Каргин немедленно отправил Палыча в Расторгуево, разрешив ему следующий день не работать.
«Только позвони, все ли там в порядке», – попросил он.
Палыч позвонил ночью, сказал, что добирался до Расторгуево три часа, потому что Каширка стояла вмертвую. Помнится, голос водителя тоже показался Каргину каким-то неживым, но он объяснил это поздним временем и усталостью. Палыч доложил, что ключи ему передала Ираида Порфирьевна, которая оказалась на даче.
«В окне горел свет, – объяснил Палыч, – я подумал, может, кто залез, взял на всякий случай топорик – он у меня всегда под сиденьем. Стал звонить. Она… вышла. Я объяснил. Она вынесла ключи, поблагодарила вас, что увезли приемник».
…Палыч достал из «бардачка» ключи, протянул Каргину. Руки его дрожали.
– Так кого ты видел? – Первая мысль Каргина была, что дверь Палычу открыла не Ираида Порфирьевна, а… проходимец-сосед из «Фани-кабани», причем… в неподобающем виде. Но он немедленно прогнал эту мысль, как близко подобравшегося к начищенным ботинкам грязного голубя, мысленно попросив у матери прощения.
– Я тут не поленился, залез в Интернет, – задумчиво произнес Палыч. – Его по-разному называют: Снежный человек, йети, сасквоч, бьянбан-гули, – это слово он произнес с трудом, – и даже… Фазлык бак бабай! – с гордостью посмотрел на Каргина. Последнее определение далось ему легче и веселее.
– Мать что, наняла таджиков? – неискренне удивился Каргин.
– Я думаю, – выдержав паузу, значительно произнес Палыч, – Снежный человек не имеет национальности.
Каргин сразу вспомнил про сарай, где Порфирий Диевич хранил дачный инвентарь, инструменты, старую одежду, отработавшую свое медтехнику. Несколько раз он пытался туда проникнуть по разным надобностям, но каждый раз у матери не оказывалось под рукой ключей. «Где-то я их недавно видела, а вот где именно, не помню», – говорила она. Один раз, когда Каргину особенно понадобились грабли, он собрался сбить замок ломом, но Ираида Порфирьевна решительно воспротивилась и, что его изумило, самолично отправилась к соседям и принесла грабли.
Ну конечно, догадался Каргин, когда я на даче, он в сарае, а когда меня нет, он… где?
– Что это вообще за существо? – спросил Палыч, перестраиваясь в крайний правый ряд, чтобы свернуть к библиотеке.
Каргин потрясенно молчал, пытаясь осмыслить новую, выскочившую, как черт из табакерки (из сарая?), реальность.
Палыч продолжил лекцию:
– Одни ученые называют его гигантопитеком, другие – мегантропом, третьи – случайно выжившей разновидностью неандертальца. В СССР в конце пятидесятых при Академии наук была специальная комиссия по изучению Снежного человека, но Хрущев ее разогнал. Ему показали запротоколированные рассказы свидетелей, их рисунки, клочки шерсти, слепки следов и зубов. А потом он обратил внимание на какие-то камни в хрустальных кубах. Эти кубы занимали самое большое помещение. Никита спросил, что это. Ему объяснили: окаменевший кал Снежного человека. После этого он и разогнал комиссию. Хотя академики утверждали, что обнаружили в окаменевшем кале зерна дикой кукурузы… К директору! – крикнул Палыч высунувшемуся из будки библиотечному охраннику. Тот поднял шлагбаум. – А еще есть мнение, – они подкатили к служебному входу, – что так называемый Снежный человек – это одичавший олигофрен. Или инопланетянин. Одно из двух. – Он вышел из машины, открыл дверь Каргину.
Уважает, подумал Каргин, еще бы, не у каждого на даче живет Снежный человек…
Он взялся за тяжелую бронзовую ручку библиотечной двери, но тут же ее отпустил, быстро вернулся к машине, возле которой курил Палыч.
– Где ты его видел? – спросил Каргин.
– В том-то и дело, Дмитрий Иванович! – бросил на асфальт сигарету Палыч. – Он… это… открыл мне дверь. А как увидел, что я с топориком, схватил, как хорь куренка, швырнул в кусты, а потом как прыгнет! Чуть не придушил, хорошо Ираида Порфирьевна вышла, отогнала его…
– Без последствий? – вздохнул Каргин.
– Повезло, – сказал Палыч. – У кустов земля мягкая. Плечо немного болит, и на шее синяк. А так, можно сказать, легко отделался.
– Я разберусь, – пообещал Каргин.
– Дмитрий Иванович, – догнал его у самой двери голос Палыча. – А там не только он был, а еще и этот ваш… прикомандированный.
– Какой прикомандированный?
– Ну, этот, с мордой, как корыто… Руслан Портки, что ли?
– В доме? – тупо уточнил Каргин.
– В доме, – подтвердил Палыч. – Они с Ираидой Порфирьевной вдвоем его под руки и увели… Он этого… Руслана все время по голове гладил и ласково так мычал.
Глава двенадцатаяХалат металлурга
В последние дни лета Каргин повадился сидеть на спуске к набережной Москвы-реки, подолгу глядя на равнодушно утекающую под мост воду. В утреннем солнечном свете вода казалась темной и блестящей, как шелковая подкладка на дорогом пальто. Он, как и положено, приезжал на работу к девяти утра, но не поднимался в свой кабинет, а отправлялся на набережную. В «Главодежде» привыкли к этой, в общем-то, безобидной странности начальника. Некоторые шустрые сотрудники наладились бегать к нему через дорогу с требующими срочного визирования документами. А секретарша так даже приносила на подносе кофе, осторожно присаживалась рядом и, в отличие от Нади, охотно опускала Каргину на плечо свою голову. Но у того даже мысли не возникало набросить ей на плечи пиджак.