Бросал, насмехаясь, колючими брызгами пены.
И вал возносился и рушился, белоголовый,
И море стучало у ног о гранитные стены.
Под ветром уклончивым парус скользил на просторе.
К Винландии внук его правил свой бег непреклонный,
И с каждым мгновеньем меж ними все ширилось море,
А голос морской разносился, как вопль похоронный.
Там, там, за простором воды неисчерпно-обильной,
Где Скрелингов остров, вновь грянут губящие битвы,
Ему же коснеть безопасно под кровлей могильной
Да слушать, как женщины робко лепечут молитвы.
О, горе, кто видел, как дети детей уплывают
В страну, недоступную больше мечу и победам!
Кого и напевы военных рогов не сзывают,
Кто должен мириться со славой, уступленной дедам.
Хочу навсегда быть желанным и сильным для боя,
Чтоб не были тяжки гранитные, косные стены,
Когда уплывает корабль среди шума и воя
И ветер в лицо нам швыряется брызгами пены.
Царю Северного полюса(отрывок из поэмы)
Скрылся в налете тумана Скрелингов остров, земля;
Дрожью святой Океана зыблется дрожь корабля.
Море, и небо, и море — к Северу путь без границ;
Дико звучат на просторе крики чудовищных птиц.
Медленно ходят по воле первые дерзкие льды.—
Викингам любо раздолье, дали холодной воды.
Любит безвестности Эрик, далью захвачен варяг
(Где-нибудь выглянет берег, где-нибудь встретится враг!)
Знает он все побережья, всюду рубиться был рад:
С Русью ходил в Обонежье, плавал по рекам в Царь-град,
Грабил соборы Севильи, видел останки Афин…
Парус, развейся, как крылья! челн, полети, как дельфин!
Анунд, скиталец угрюмый, смотрит на зыби зыбей.
Вольно ширяется дума в волнах, как птица морей.
Истинный викинг ни ночи в хижине дымной не спит,
Истинный викинг не хочет на ночь повесить свой щит;
Пенистый рог не веселье пить среди женщин и дев;
В челнах — всегда новоселье, в волнах — не молкнет напев.
Горм распахнул свою шубу, вновь он доволен судьбой:
Скоро заслышит он трубы, трубы, зовущие в бой.
Выйдет старик, как берсеркер, душу потешит в бою…
Дуй, куда вздумаешь, ветер! мчи, куда хочешь, ладьи!
С кем бы ни бой, что за дело! Горм жаждет биться сплеча!
Страшно в жилище у Гелы, жданная смерть — от меча.
К Северу взором прикован, Свен не уйдет от руля.
Зовом мечты зачарован, правит он бег корабля.
Скоро во мраке засветит полночи чара — Звезда;
Свен, весь дрожа, ей ответит, верен он ей навсегда.
Товарищам лучшая доля — битвы и крики врагов,
Но властная воля стремит их в области ночи и льдов.
Затмился налетом тумана Скрелингов остров, земля;
Дрожью святой Океана зыблется дрожь корабля.
Пышны северные зимы, шестимесячные ночи!
Льды застыли, недвижимы, в бахроме из снежных клочий.
Волны дерзкие не встанут, гребни их в снегу затихли,
Ураган морской, обманут, обо льды стучится в вихре.
Чаще царствует молчанье, сон в торжественной пустыне;
Мир без грез, без содроганья, в полутьме немеет, стынет.
Совершая путь урочный, круг вокруг Царицы Ночи,
Звезд девичник непорочный водит пламенные очи.
Им во льдах зеркальных снятся — двойники, земные сестры,
На снегах они дробятся, словно луч цветной и пестрый.
Ослепляя блеском горы, между них в потоке звездном,
Вдруг спадают метеоры, торопясь от бездны к безднам.
Часто, звездный блеск смиряя, расстилаясь, будто знамя,
В небе с края и до края пламя движется столбами.
Нет им грани, очертанья: в смене рдяных освещений
Царь полярного сиянья гонит сумрачные тени,
Создает деревья, травы, высылает птиц чудесных, —
Сам смеется на забавы, — царь в безвестностях небесных.
А когда застонет буря, снег подымется, как тучи;
Брови белые нахмуря. Один ринется могучий.
Дев-валькирий вереницы заторопят черных коней,
Будут крики без границы, будет стук мечей о брони,
Будет скачка, пляска, бубны, будет бой в безумном вое.
Из могил на голос трубный встанут древние герои.
Пышны северные зимы, хороши морозом жгучим!
Дни проходят, словно дымы, дни подобны снежным тучам.
Поспешай на быстрых лыжах, взор вперяя в след олений,
Жди моржей космато-рыжих, бей раскидистых тюленей,
Встреть уверенной острогой хмурых медленных медведей, —
Смейся, смейся над тревогой, в песнях думай о победе!
Пышны северные зимы, образ будущей Валгаллы!
Дни проходят, словно дымы, время вечность оковала.
К Швеции
В этом море кто так щедро
Сев утесов разбросал,
Кто провел проливы в недра
Вековечных скал?
Кто, художник, словом дивным
Возрастил угрюмый бор
По извивам непрерывным
Матовых озер?
Кто в безлунной мгле столетий,
Как в родной и верный дом,
Вел народ на камни эти
Роковым путем?
Кто, под вопли вьюги снежной,
Под упорный зов зыбей,
Сохранил сурово-нежный
Говор древних дней?
В час раздумий, в час мечтаний,
В тихий отдых от забот,
В свете северных сияний,
У мятежных вод,
Кто-то создал эту сказку
Про озера и гранит,
И в дали веков развязку
Вымысла таит!
На гранитах
Снова долгий тихий вечер.
Снова море, снова скалы.
Снова солнце искры мечет
Над волной роскошно-алой.
И не зная, здесь я, нет ли,
Чем дышу — мечтой иль горем, —
Запад гаснет, пышно-светел,
Над безумно светлым морем.
Им не слышен, — им, бесстрастным, —
Шепот страсти, ропот гнева.
Небо хочет быть прекрасным.
Море хочет быть — как небо!
Волны быстро нижут кольца,
Кольца рдяного заката…
Сердце! сердце! успокойся:
Все — навек, все — без возврата!
Висби
Старый Висби! старый Висби!
Как твоих руин понятны —
Скорбь о годах, что погибли,
Сны о были невозвратной!
Снится им былая слава,
В море синем город белый,
Многошумный, многоглавый,
Полный смехом, полный делом;
Снится — в гавани просторной
Флот, который в мире славен,
Паруса из Риги, Кельна,
С русских, английских окраин;
Снится звон веселый в праздник,
Звон двенадцати соборов,
Девы — всех цветков нарядней,
Площадь, шумная народом.
Жизнью новой, незнакомой
Не встревожить нам руины!
Им виденья грустной дремы
Сохранили мир старинный.
С ними те же кругозоры,
И все то же море к стенам
Стелет синие уборы
С кружевами белой пены.
К финскому народу
Упорный, упрямый, угрюмый,
Под соснами взросший народ!
Их шум подсказал тебе думы,
Их шум в твоих песнях живет.
Спокойный, суровый, могучий,
Как древний родимый гранит!
Твой дух, словно зимние тучи,
Не громы, но вьюги таит.
Меж камней, то мшистых, то голых,
Взлюбил ты прозрачность озер:
Ты вскормлен в работах тяжелых,
Но кроток и ясен твой взор.
Весь цельный, как камень огромный,
Единою грудью дыша,—
Дорогой жестокой и темной
Ты шел, сквозь века, не спеша;
Но песни свои, как святыни,
Хранил — и певучий язык,
И миру являешь ты ныне
Все тот же, все прежний свой лик.
В нужде и в труде терпеливый, —
Моряк, земледел, дровосек,—
На камнях взлелеял ты нивы,
Вражду одолел своих рек;
С природой борясь, крепкогрудый,
Все трудности встретить готов, —
Воздвиг на гранитах причуды
Суровых своих городов.
И рифмы, и кисти, и струны
Теперь покорились тебе.
Ты, смелый, ты, мощный, ты, юный,
Бросаешь свой вызов судьбе.
Стой твердо, народ непреклонный!
Недаром меж скал ты возрос:
Ты мало ли грудью стесненной
Метелей неистовых снес!
Стой твердо! Кто с гневом природы
Веками бороться умел, —
Тот выживет трудные годы,
Тот выйдет из всякой невзгоды,
Как прежде, и силен и цел!
Иматра
Кипит, шумит. Она — все та же,
Ее не изменился дух!
Гранитам, дремлющим на страже,
Она ревет проклятья вслух.
И, глыбы вод своих бросая
Во глубь, бела и вспенена,
От края камней и до края,
Одно стремление она.
Что здесь? Драконов древних гривы?
Бизонов бешеных стада?
Твой грозный гул, твои извивы
Летят, все те же, сквозь года.