– Не называй меня «дедушкой». Я вычеркнул тебя из своей жизни.
– Но это правда! Я дочь твоей дочери Эммы, сестра Анны, и этого ты не можешь зачеркнуть!
– Могу, – ответил Иеремия. – Я зачеркнул в уме советскую власть, и она закончилась. Я зачеркнул мысль о… конце жизни, и я живу. Мой правнук думает, что Анна, его мать, умерла. Для чего ему какая-то распутница из-за границы? Или ты надеешься соблазнить его своими грязными деньгами? Он серьёзный, чистый мальчик.
– Как он выглядит? Он красивый? Он учится?
– Тебе незачем это знать. Ты давно сделала свой выбор. И не изображай из себя героиню трагедии. Небось когти свои она покрасить не забыла! – Иеремия указывает на свежий Кларин маникюр.
Варя и Ксана снова у дверей 21-й квартиры. Открывает та же девушка.
– Ну вы опять? – удивляется она. – У дедушки гости. Ладно, проходите. Про вас никаких не было инструкций. А то пришла такая, и прёт как таран. У него сидит.
– Может, в другой раз? – норовит отвертеться Ксана.
– Пришли уже, – коротко отрезает Варя. – План захоронения давай.
Эльвира догоняет Юру.
– Нормальные ребята так не поступают! – говорит она. – Надо спасибо сказать!
– Спасибо.
– Да мне тебя жалко стало! Я видела, как ты мамку тащил. Такой худой, некормленый…
– Я нормальный.
– Да я ничего у соседей не беру, – примирительно говорит Эльвира. – Водку только. Думала, дядькам дам, чтоб качели сделали. Год прошу качели. Ну что ты будешь делать – вот такая жизнь, даром никто ничего. Чёрт с тобой, пошли тебя до дому доведу.
– Ты не обижайся, но это, правда, такой закон – у соседей нельзя. Я в коммуналке живу, знаешь, если бы мы все начали…
– Хватит, русский, грузить, я всосала уже.
– Слушайте, как вас…
– Брат Иван, – с готовностью отзывается Космонавтов. – Представляю из себя русское бунтарское начало, вечное сомнение, богоискательство, муки гордой совести.
– Вы не могли бы помучиться совестью где-нибудь в другом месте, кроме моей квартиры? – интересуется Фёдор. – Мне кажется, вы провокатор. А мне идти надо. Лера, я сегодня к Саше Гейнрихсу обещал зайти. Он что-то совсем плохой стал.
– Возьмите меня! – умоляюще вскинулся Космонавтов. – Я просто шутил… Я десять лет в Швейцарии… Писать совершенно не о чем. Тени, тени вместо людей! Только сейчас чувствую, как оживаю. Целый рой прекрасных образов проносится в бедной голове! И кто, кто поможет вам уничтожить пулемётного Максима? Только Иван Космонавтов!
– Космонавтов? – переспрашивает Федя. – Да вы в самом деле, кажется, писатель… Я что-то слышал…
– Давай возьмём его к Саше, – просит Лера. – Он в канале плавал… Прикольный.
– Сначала писал, а потом плавал?!
– Прикольный я, прикольный, – радуется Космонавтов. – Берите меня к Гейнрихсу, который стал плохой, – и ваш Гейнрихс станет совсем хороший! Кстати, я и денежный. Коньяк, виски, джин? В гости-то?
– Саша не пьёт, – ответил Федя. – У него другие проблемы.
– Кокер? Герыч? Мария-хуан-анна?
– Да нет. Там тяжёлый случай. У Сашки идея…
– Одна? – пугается Иван.
– Да. Одна.
– Я знал, я знал… – шепчет Иван. – Вот и сбылось.
– Что у вас сбылось?
– Мечта жизни. Я всю жизнь мечтал встретить русского человека об одной идее.
– Где ты видишь когти? – спросила Клара. – Я всё до крови обгрызла… В церковь зашла сегодня, Божью матерь попросить, чтоб она твоё каменное сердце смягчила…
Девочки стучатся в дверь. – Господин Браун! Это Варя Панкратова и Оксана Никитенко.
– Открой, Клара.
– Кто это?
– Пионеры.
Клара открыла, и явились Варя с Ксаной.
– Господин Браун! – торжественно говорит Варя. – Мы всё сделали, как обещали. Вот план захоронения.
– У него собака сегодня… – делает жест Ксана, тихо объясняя Кларе происходящее. – Собака Дора… Мы закопали…
– Дора? – говорит Браун. – Где Дора? Дора!
Замолкает, глядя перед собой.
– Я всё поняла, – шепчет Варя Ксане. – Это кодовое слово: Дора. Он сразу отключается.
– Иеремия, – теребит Клара руку Брауна. Бесполезно.
– Ну что вы наделали, девочки, – говорит Клара. – Он был в сознании, всё понимал…
– Это ваш родственник? – спросила любопытная Ксана.
– Дед. Из обрусевших англичан, такой характер! Вот что мне теперь делать?
– А в чём ваша проблема? – спрашивает Варя.
Клара испытующе смотрит на девочек.
– Вы такие молоденькие… вы не поймёте… я сына ищу.
– Потеряли сына?
– Не потеряла. Оставила сестре двадцать лет назад, когда вышла замуж и уехала за границу. Ему теперь двадцать три года… моему Феде…
– Феде?? – спрашивают разом Ксана и Варя. – Как фамилия?
– Фамилия была как у меня и сестры – Вольский, а потом они переменили и не сказали мне ничего.
– Варь, может… – говорит Ксана.
– Нет, – отвечает та. – Невероятно. Чушь.
Лера, Федя и Космонавтов идут к загадочному Гейнрихсу. Космонавтов что-то бурно рассказывает, машет руками.
Между тем Александр Гейнрихс, молодой человек двадцати четырёх лет, в спортивных трусах, хорошо сложённый, с развитым телом, лежит на раскладушке в комнате, где нет ничего, кроме весьма приличного компьютера и музыкального центра. Книги в стопках, некоторые спортивные принадлежности – ролики, мяч, массажёр – на полу в углу. Лицо Гейнрихса бесстрастно.
Эльвира и Юра подходят к Юриному дому.
– Пришли! – смеётся Юра. – Мы с тобой ходим, как журавль и цапля.
– Сам цапля, – огрызается девочка.
– Да это сказка.
– А, русская сказка. Ну и чего там?
– Да они ходили друг к другу туда-сюда. Сначала журавль говорит: цапля, выходи за меня замуж, а она: нет. Потом она передумала и пошла к нему, а он говорит: всё, я обиделся. Потом опять он к ней пошёл…
– И чего?
– Так и ходили. То она не согласна, то он.
– Ну, дурь какая! У нас так не бывает. У нас если женщина решила – так решила, всё, больше никаких. А что это: туда-сюда, думала-передумала…
– Ты так и не сказала, у кого это – у вас.
– А ты с мамкой в одной комнате живёшь?
– Нет, у нас две.
– А вода есть горячая?
– Есть.
– Помыться можно… – мечтательно говорит Эльвира.
– Ладно, пошли, – говорит Юра. – Сейчас самая гадючая соседка на дачу поехала. Может, проскочим как-нибудь по-тихому.
– Почему бы вам не обратиться в частное сыскное агентство? – объясняет Кларе Варя. – Человек в полицейском государстве всегда оставляет бумажные следы.
– Я вчера только приехала, – отвечает Клара. – Так что агентство… они сюда, к деду, и придут, и что?
Браун очнулся.
– Прошу прощения, мне пора ужинать, – сообщает он.
Браун чинно достаёт из буфета старинный фужер тонкой работы и бутылку дешёвой водки. Наливает водку в фужер и медленно, со вкусом пьёт.
– Господин Браун, до свиданья, – говорят, переглянувшись, девочки.
– А пожалуйста, – отвечает Браун, – заходите. Макулатуры, правда, нет. Я не читаю газет с 29 года.
– Я вам советую прийти в другой раз, – шепчет Варя Кларе. – Хотите, я с вами? Под видом интервью со старейшим жителем.
– Иеремия, – говорит Клара. – Я ещё приду. И не смей мне сторожей выставлять. Я могу и в милицию обратиться! Я на всё готова. Ты меня понял?
Браун не отвечает. Гостьи уходят.
Иеремия Браун наливает себе ещё фужер.
– Анжела! – зовёт он соседку.
– Сегодня прямо Винни-Пух и день забот, – ворчит девица. – Что тебе ещё?
– Концерт, – коротко отвечает Браун.
– Ну? – строго спрашивает Анжела.
Браун вынимает из буфета серебряную десертную ложку, даёт Анжеле.
Анжела, покрутив ложку, суёт её в трусы, снимает майку и джинсы, остаётся в белье.
– Верю я? – интересуется Анжела. Браун кивает.
Анжела становится в позу и поёт:
– Верю я, ночь пройдёт, сгинет страх,
Верю я, день придёт, весь в лучах.
Он пропоёт мне новую песню о главном,
О не пройдёт, нет, лучистый, зовущий, славный —
Мой белый день!
Браун довольно покачивает головой и притоптывает ногой.
Сколько зим ночь была, сколько лет, —
выпевает Анжела. —
Будет жизнь, сгинет мгла, будет свет!
Федя, Лера и Космонавтов входят к Гейнрихсу.
– А мы к тебе, Саша, – говорит Федя. – Лера давно хотела тебя видеть, и вот у нас гость из Швейцарии, писатель Иван Космонавтов.
Космонавтов раскланивается. Гейнрихс садится на раскладушке, смотрит на посетителей.
– Пришли как к больному. Я не болен.
На единственный стул у компьютера села девушка, а Федя и Иван присели на пол. Космонавтов взял в углу мячик, подбрасывает его.
– Я здоров, – говорит Гейнрихс. – Мои выводы сделаны путём безупречного логического анализа. Они неопровержимы.
– А давайте я опровергну? – с готовностью вызвался Космонавтов. – Где выводы? Подать их сюда!
Гейнрихс презрительно посмотрел на него и снова улёгся.
– Саша построил теорию, – нехотя объясняет Федя, – что русские – это второстепенная порода людей, не имеющая значения в истории, и в качестве русского совершенно не стоит жить.
– Опаньки, – огорчился Космонавтов, – а ему что с того? Он разве русский?
– Русский, – отозвался Гейнрихс.
– Гейнрихс – фамилия отчима, – разъяснил Федя. – Саша каждый день собирает факты, подтверждающие его идею. Он… собирается уйти из жизни.
– Законы переведены с английского и притом плохо. В политике – чучела и муляжи в натуральную величину. Население тупо грабит природу. Земля брошена. Преобладающий тип деятеля – бездарный хищник. Элитная порода людей уничтожена. В науке, в культуре – угасающая инерция. Женщины безнравственны… – произносит Гейнрихс.
– Ой, вы зато очень нравственные, – обижается Лера.
– Я говорю о главных тенденциях. В больших системах поведение отдель